В паутине чужих заклинаний - Вонсович Бронислава Антоновна - Страница 38

— Иногда люди не замечают, что творится у них под носом, инор Кремер. Вы весьма неравнодушны к жене и часто отсутствуете, — невозмутимо заметил он. — Сюда вы пришли, поскольку вас беспокоило, не замешана ли инора Кремер в чем-то противозаконном. Твердо ответить на этот вопрос я смогу только после осмотра вашего дома, поскольку инора Кремер только там проводит достаточно времени для подобных занятий.

— Я подумаю, — буркнул Кремер, тяжело развернулся и, не прощаясь, ушел.

— Похоже, Линда, ты поторопилась, согласившись стать моим компаньоном, — задумчиво сказал ему вслед Дитрих. — Этакие Кремеры не для тебя. А будет их не один и не два. У меня уже были странные клиенты, но они хотя бы не пытались уничтожить мою мебель.

Я вспомнила, как выглядел инор Кремер в тот день, когда напугал меня до потери соображения, хотя и не высказывал определенных угроз, и вздрогнула. Сегодня он был не столь страшен, но и я была не одна…

— У него такие неестественные перепады настроения, — заметила я. — Словно он не всегда в состоянии держать себя в руках. На сумасшедшего он не похож, но есть в нем что-то странное…

— Да, что-то странное есть, — согласился Дитрих.

Я вопросительно на него посмотрела, но он не стал больше об этом говорить, отошел к своему столу, достал какие-то бумаги и начал их изучать с самым мрачным видом. Я не стала ему мешать, прошлась заклинанием, собирающим пыль в этой комнате и в лаборатории, а потом пошла и заварила чай себе и Дитриху. Он коротко меня поблагодарил, даже не оторвавшись от своих важных документов, которые его ничуть не занимали до прихода Кремера. Я обиженно отошла к своему столу и стала изучать припасенные справочники, запивая чаем получаемые знания. Так мы и просидели в полной тишине почти до обеда. Я уже подумывала, не уйти ли мне совсем — делать все равно было нечего. Я поглядывала на Дитриха, но он оставался совершенно нечувствительным к моим ментальным посылам.

— Вы! Это все вы! Это все из-за вас!

Ворвавшаяся Эмми была вне себя. Слова перемешивались у нее с рыданиями, поэтому выходили не только несвязными, но и невнятными. Было понятно лишь, что произошло что-то ужасное.

— Эмми, что с тобой случилось?

— Со мной? Со мной?!

Она зарыдала, и я окончательно перестала понимать, что происходит. Я ни разу не видела Эмми в таком состоянии. Она была эмоциональна, но никогда не выходила из себя настолько. Дитрих подошел со стаканом в руке. Содержимое казалось водой, но легкий запах травяной настойки указывал, что это не так. Эмми всхлипывала, причитала и ни в какую не желала пить успокаивающее и приходить в себя. Пусть не полностью, но хотя бы настолько, чтобы стало понятно, что же ее так расстроило.

— Эмили, если мы будем знать, что случилось, — сказал Дитрих, — то мы сможем помочь.

Почему-то его слова привели ее в ярость.

— Помочь? Помочь? Да вы все сделали, чтобы его арестовали!

— Арестовали кого? — терпеливо спросил Дитрих.

— А то вы не знаете? Штефана! Штефана арестовали. И все из-за вас!

Она ненавидяще смотрела то на меня, то на Дитриха, не в состоянии определиться, кто же ей меньше нравится и больше подходит для роли обвиняемого. Я невольно подумала, что посещение театральных курсов пошло ей на пользу — раньше она столь эффектно ничего не делала.

— Вы знаете причину, по которой его арестовали? — продолжал допытываться Дитрих.

— Из-за смерти Вернер, — ответила она и опять начала плакать. — У него в квартире нашли что-то ей принадлежавшее.

Я невольно посмотрела на Дитриха, он смотрел на меня.

— Этого не может быть, — неуверенно сказала я. — Штефан даже не встречался с наставницей. Как у него могли оказаться ее вещи? И главное — откуда уверенность, что именно она была прежним владельцем?

— Вот именно! — Злость на нас помогла Эмми прийти в себя, и теперь она говорила более внятно, чем когда только появилась в офисе. — Штефан не встречался с этой твоей Вернер, которую убила ее собственная магия.

— Инора Вернер ничем таким не занималась, — резко ответила я.

— Если бы не занималась, в Сыске не приняли бы версию смерти по неосторожности за основную, — проявила осведомленность Эмили. — А это значит, что водились за ней нарушения закона, только Совет Магов прикрывал.

— Откуда тебе это знать?

— Штефан сказал, — огорошила она меня. — Неужели ты забыла, что его департамент как раз занимается нарушениями магов?

Это я прекрасно помнила. Откровением для меня стало другое — то, что подруга втайне от меня встречалась со Штефаном, говорила с ним на темы, напрямую меня касающиеся, и ничего мне не рассказывала. Это меня неприятно поразило. Я всегда считала Эмми близким человеком, у меня не было от нее тайн, и я была уверена, что она ко мне относится так же, но, как оказалось, у нее были от меня секреты. Причем там, где их быть никак не должно.

— И часто вы вели такие беседы со Штефаном? — небрежно спросила я.

— Как получалось, — не смутилась она. — Я желаю вам обоим счастья, поэтому должна быть в курсе про исходящего.

— Почему ты так уверена, что можешь решать, в чем оно, мое счастье?

— Потому что этот, — она презрительно посмотрела на Дитриха, — на тебя влияет. Ты ведешь себя совсем не так, как обычно. Твое поведение изменилось, понимаешь? И это ненормально.

Разговаривать при Дитрихе, приводя аргумент «Я влюбилась», было невозможно, но сейчас, когда разговор зашел на тему, относящуюся к нашему расследованию, сам он никуда не уйдет. Он молчал и внимательно слушал, что говорит Эмми. Поэтому я просто сказала:

— На меня невозможно влиять. Я постоянно ношу артефакт против ментального воздействия, ты забыла?

— Нет, это ты забыла, — лицо Эмми неприятно исказилось, — забыла, что этот артефакт тебе как раз Хартман и дал. Поэтому ты делаешь все, что ему нужно. Возможно даже, и книгу Штефану подбросила по его указке.

От возмущения у меня пропал дар речи, зато он проявился у Дитриха, который сказал:

— Инорита, а зачем мне подбрасывать что-либо Эггеру? И главное, где бы я взял это что-либо? У меня не было доступа к его вещам.

— Из мести, — уверенно ответила Эмми. — А доступ был у Линды. Книга наверняка из тех, что ей давала инора Вернер.

— Ты прекрасно знаешь, что она мне ничего на руки не давала, — резко ответила я. — Если она считала, что мне нужно поработать с книгой из ее библиотеки, я делала это либо у нее дома, либо на кафедре, если экземпляр был не слишком ценен.

И это было так. Инора Вернер не желала расставаться со своими книгами даже на один день. Говорила, что в ее возрасте и с ее плохой памятью можно запросто остаться с опустевшими шкафами — дал почитать одну книгу, вторую, третью… и вот уже самому читать нечего. Недоверие меня обижало, но не сильно, поскольку исключений из правил она ни для кого не делала.

— Не знаю, — отрезала Эмми. — Откуда бы мне такое знать? Напротив, мне кажется, что я точно видела у тебя учебник, принадлежащий Вернер.

— Эмили, что ты такое говоришь? — изумленно сказала я. — Ты столько лет меня знаешь. Неужели ты серьезно считаешь, что я могла подбросить что-то Штефану?

— Сама — нет, — неохотно ответила она. — Но ты в последнее время очень странно себя ведешь. А под ментальным влиянием и не такое сделаешь. И не просто сделаешь, а даже не вспомнишь про это.

— Инорита, — вмешался Дитрих, — мы с вами можем пройти к любому артефактору, который подтвердит, что у артефакта Линды нет других свойств, кроме защитных.

Эмили нехорошо рассмеялась. Вызывающе, презрительно. Слезы у нее уже высохли. О том, что они были, напоминали лишь покрасневшие глаза и разводы на щеках.

— Инор Хартман, все мы учили артефакторику и прекрасно знаем, что если у артефакта сейчас нет определенных свойств, это не значит, что их не было раньше. Саморазрушающиеся блоки — знаем, проходили.

Я растерялась. Мне самой приходило в голову, что мое поведение и мои решения сильно отличаются от того, что обычно мне свойственно. Месяц назад я бы, не задумываясь, ушла с бесперспективной работы и никогда бы не стала заводить роман с начальником. Но месяц назад у меня был Штефан. Он исчез и унес с собой очень много, в том числе и мою рассудительность. Дитрих утверждал, что как раз Штефан на меня ментально влиял. Но это лишь слова Дитриха, подтвержденные только его другом. Тут я вспомнила, что сама потратилась на проверку у целителя, и немного успокоилась. Слова Дитриха подтверждало еще и то, что к Штефану я испытывала столько же нежных чувств, как в начале нашего с ним знакомства. То есть — нисколько. Правда, к моему отношению примешивалось еще немного сожаления. Сожаления о том, что могло бы быть, но так и не случилось.