Ржавый рассвет (СИ) - "Майский День" - Страница 27

На третий или четвёртый подход, догадавшись заглянуть себе в глаза, я испугался по-настоящему. Я увидел ужас и растерянность — слабости, что прежде мне и не снились. Там, в глубине зрачков я уже не жил — я струсил и сдался. Личность просела до самого дна и отложилась во тьме мерзкой тиной. От мысли, что кто-то увидит меня таким ничтожным стало плохо, даже физическая боль слегка притупилась, чтобы дать дорогу душевной. Вместо приватира Джеральда Тенебрис-Алиса, я узрел перед собой пьяницу и размазню Джерри.

Так проходит слава людская, но я-то вампир, я не имею права пасовать перед чем бы то ни было.

Выход лежал на поверхности, но только устрашившись всерьёз я позволил себе размышлять о нём, как о предполагаемом действии, а не теоретической возможности. В таком тяжёлом состоянии я не мог придумать чего-либо стоящего, но я ведь знал, что со мной происходит и понимал, как на время вернуть себе человеческий облик. Опыт окружавших меня людей однозначно подсказывал, что надлежит предпринять. Я за долгую жизнь чего только не насмотрелся.

Не смейтесь и не осуждайте: мне требовалась ясность соображения, чтобы выбраться из трясины, куда я себя так неосмотрительно засунул. Мне нужна была доза. Всего одна, только сутки, или сколько там получится, покоя, за это время я смогу найти настоящий выход, если он конечно есть.

Я знал, что отыскать требуемое в этом городе не составит для меня труда. Были другие клубы, подпольные заведение, просто торговцы круглосуточно и навынос. Вращение сваша в природе было толком ещё не устаканено, но происходило весьма энергично. Его легальность то считалась признанной, то подвергалась сомнению, но добыть желанное зелье я сумел бы достаточно легко. Вампиры умеют задавать вопросы, когда им нужно получить ответ. Я мог выбраться в город и уже через час найти требуемое. Я даже вылез из кресла и прошёл в гардеробную, где ещё сохранился запах человека, бравшего для своих женщин какие-то вещи. Я ему, помнится, сам разрешил. Пока внутри оставался хоть один годный костюм, меня совершенно не волновала пропажа остальных.

Я уткнулся носом в тряпки, чувствуя себя совершенно неспособным найти рубашку и штаны, хотя бы немного подходящие друг к другу. Я любил хорошо одеться и знал в этом толк, а сейчас затруднился и с таким пустяком. Мне уже невыносимо плохо, что будет дальше? А если это не предел, вдруг происходящее со мной сейчас лишь начало? Пока я держусь на ногах и в состоянии почти полностью контролировать свои поступки, но не приведи судьба превратиться через сутки-двое в мерзкого слизня, который способен лишь скулить в вожделении дозы, ползать на карачках, вымаливая избавление от мук.

Схватив первую попавшуюся одежду, я потопал обратно в спальню, сел на кровать, вцепившись в слабо пахнущие мной тряпки, зарылся в них лицом. Меня трясло и весь разум сосредоточился на одном стремлении: уйти из дома и обрести наконец, успокоение. Я сознавал краем уцелевшего пока рассудка, что вряд ли способен в таком состоянии вести себя как следует, мелькнула даже мысль послать за отравой Бориса, но она же и отрезвила.

То есть, я готов унижаться перед человеком, вымаливать избавление из его рук? Да когда же такое было, чтобы Тенебрис-Алис низводил себя до состояния овоща? Я подумал о тех, кто ходил под моим знаменем и под ним побеждал, о тех, кто верил в мои удачу, упорство, расчётливый ум и возвращался с добычей. Эти люди и вампиры не узнали бы сейчас прежнего командира, и разве дело в отсутствии мундира и канонической пиратской причёски?

Я сдался после первого приступа? Подвёл своих ребят?

Одежда полетела куда-то в темноту, я отшвырнул её как мог далеко, скрежеща зубами от спазма в мышцах. Клыки вылезли на всю длину и страшно мешали, что само по себе показалось ужасным. Я забрался на кровать и попытался лежать на ней смирно, раз заснуть всё равно не мог.

Пока справился с накрывшей в одночасье бедой, но я ведь не знал, что будет со мной дальше. Невольно призадумался, есть у кого-то наработанный опыт лечения анонимных алкоголиков вампиров или мне предстоит стать первой жертвой? Впрочем, что мне до учёных материй, если, не доживу до ближайшего медпункта?

Нельзя ныть, это я усвоил твёрдо ещё в давние времена — всё равно не поможет, надо просто терпеть боль, как терпел её, когда плохо заживали слишком обширные раны, карабкаться из ямы, даже если стенки осыпаются, и раз за разом вновь обнаруживаешь себя на дне. Надо стиснуть клыки и существовать, протаскивать здравые мысли сквозь пульсирующую в голове боль и заросли туманного бреда, помнить, что бывало и хуже, а если нет, то будет.

Я улыбнулся безумию своего суждения, лицевые мышцы напомнили о себе каждая и весьма злобно, но я вытерпел и этот новый виток агрессии, а потом сквозь грохот, который создавала истерически бьющаяся в жилах кровь, долетел звук шагов, слабых почти невесомых, различимых лишь чутким вампирским ухом. Я потянул носом воздух — девчонка. Мало мне внутренних чудовищ, тут ещё внешнее тащится. Когда уже родители займутся приведением к должному ординару того, что произвели на свет?

Дверь спальни у меня как всегда осталась настежь распахнутой, так что и нужды вежливо стучать в неё не возникло. Девочка задержалась на пороге, вглядываясь в полумрак, а потом решительно вошла. В моей футболке, которая на ней сидела как платье, и босиком выглядела она забавно. Ножки тонкие и крепенькие одновременно торчали из-под подола.

— Чего тебе? — спросил я.

Звук моего голоса не иначе подсказал мелкой, что я не сплю, значит, она вправе меня тиранить, потому что она уже гораздо решительнее протопала к постели и остановилась рядом.

— Тебе плохо.

— Я в курсе, знаешь ли.

Вентиляция в спальне работала на полную катушку, мне казалось, что прохладный воздух облегчит страдания, но человеку сквозняк мог причинить вред, потому я выключил свежий ветер и сказал сердито, с трудом заставляя измученные челюсти двигаться в нужном режиме:

— Холодно здесь, заберись с ногами в кресло.

Она, на удивление, сразу послушалась, завернулась в плед, который я не помню уже когда и зачем бросил на спинку. Заговорила с тихим вздохом и взрослыми интонациями, которые звучали не то дико, не то смешно, учитывая прочие обстоятельства:

— Ты не думай, что раз я маленькая, то ничего не понимаю. Я многое видела, и то, что с тобой происходит — тоже. Раньше только у людей, но ведь и ты был когда-то человеком.

— Шла бы ты к родителям! — сказал я. — Проснутся нечаянно, увидят, что тебя нет, найдут несовершеннолетнюю девочку в спальне взрослого вампира-мужчины и прибьют нас обоих. Это ты понимаешь?

Она уверенно мотнула головой:

— Ты меня не обидишь, не старайся напугать, я не струшу, просто хочу помочь. Мне очень страшно за тебя, я видела, до чего доходят люди, когда у них нет дозы.

— Реально? А папе с мамой не приходило в голову, что зрелище это не для детских глаз?

Она хитро усмехнулась:

— Так не всё же рассказывают родителям.

Ну а чего иного я ожидал?

— Мелкий монстр!

— Ладно, ты тоже не слишком крупный!

Значит, то что оба мы — чудовища, её не волнует. Детскость и взрослость сплетались в причудливый венок, я от души пожалел её родителей.

— Ты меня защитил от тех плохих людей на Горке, а теперь тебе надо защититься от самого себя. Я не всегда знаю, что я могу, а чего нет, я просто сказать хочу.

— Ну, говори.

— Не думай, что вот один раз ты снова примешь это снадобье, просто чтобы на какое-то время стало легче, захочешь решить все дела и подготовиться к борьбе, а потом больше — никогда не повторишь. Так не бывает.

— Ты мои мысли что ли читаешь, нехорошая девочка?

— А и читать не надо! — ответила она опять со взрослой серьёзностью. — все одинаково думают. И ты. Только это неправильно. Нельзя поддаваться. Тут или вообще ни разу не притронешься к этому, или оно возьмёт тебя насовсем.

Вот ни от кого бы не стерпел поучений, не тот у меня нрав. Я готов мириться с чужими правилами, с чужими мнениями пока меня непосредственно не коснётся. Самому казалось странным, что слушаю мелкую девчонку, разговариваю с ней как со большой — и ничего. Быть может, дело заключалось в том, что она монстр, я монстр — где-то когда-то мы с ней существовали на равных. Две параллельные, но одинаково двинутые вселенные.