Два дня и три ночи - Маклин Алистер - Страница 13
- Предыдущая
- 13/63
- Следующая
Посреди палубы стоял крупный мужчина в белом с золотыми пуговицами мундире. Типичный морской офицер. В руке он держал зонт, которым прикрывался от назойливых дождевых капель.
– Ну наконец-то, – произнес он, увидев меня.
Я никогда еще не слышал, чтобы кто-нибудь так членораздельно говорил сквозь нос.
– Вы, кажется, не очень спешили. А я, между прочим, промок.
На белом, идеально выстиранном и выглаженном мундире действительно было несколько мокрых пятен.
– Я могу войти на борт?
Не дожидаясь ответа, он прыгнул с проворностью, неожиданной для его возраста и комплекции, и вошел в каюту. Я вошел следом и закрыл за собой дверь.
Он был небольшого роста, но крепкого сложения. Лицо бронзовое от ветра и загара, подбородок квадратный, волосы с проседью, густые брови, длинный нос, а губы такие тонкие, словно его рот был застегнут на «молнию». Он выглядел на пятьдесят пять или что-то около этого.
Он внимательно оглядел меня с ног до головы. Мне показалось, я произвел на него приятное впечатление, но по каким-то причинам он не подтвердил этого ни словами, ни жестом.
– Простите, что я заставил вас ждать. Трудно было проснуться. Я мало спал. Посреди ночи приходили таможенники, а потом я не мог уснуть…
Один из моих основополагающих принципов – всегда говорить только правду. Конечно, если есть такая возможность. Изредка это все же случается.
– Таможенники!
Это прозвучало так, будто он хотел сказать «чушь собачья!» или что-то в этом роде. Потом он передернул плечами и продолжал:
– Неслыханно! Они просто невыносимы! Нам следовало послать их ко всем чертям и не пускать на борт. Чего они хотели?
Чувствовалось, что однажды он тоже имел дело с таможенниками и у него остались не слишком приятные воспоминания.
– Они искали химические товары, украденные из грузовика на приморском шоссе, и, судя по всему, ошиблись адресом.
– Идиоты! – Он протянул мне руку, давая таким образом понять, что тема таможенников исчерпана. – Ставракис, сэр Антони Ставракис.
– Петерсен, – представился я, отвечая на рукопожатие.
Он сдавил мою ладонь. Я поморщился. Не то чтобы он был страшным силачом, но его пальцы были унизаны бриллиантовыми перстнями, которые впились в мою руку. Я хотел поздравить себя с тем, что, наконец, встретился с человеком, носящим перстни на каждом пальце, но с сожалением отметил, что его мизинец сиротливо гол.
– Здравствуйте, сэр Антони, – зафиксировал я свое восхищение. – Я много слышал о вас.
– Наверняка ничего хорошего. Газетчики меня не жалуют. Знают, что я их терпеть не могу. Они считают, что я выскочка с Кипра, который разбогател благодаря различным махинациям. Это так и есть. Еще они пишут, что свое британское подданство и титул я купил за деньги. Это тоже правда. Ну и что? Может быть, я и их когда-нибудь куплю. Всех. Или куплю себе титул барона. Барон Ставракис. Не правда ли, звучит? Только подожду, пока цены упадут. Я хочу воспользоваться вашей радиостанцией. У вас ведь есть?
– Что?
Он так внезапно сменил тему разговора, что мне показалось – я попался на горячем. Но тут же спохватился: он ведь не может иметь в виду нашу действующую радиостанцию, а говорит о разбитом передатчике.
– Мне нужен радиопередатчик. Вы что, не слушаете новости? Там творится нечто ужасное. Пентагон отказался от большого военного заказа. Цены на сталь резко падают. Я должен срочно отдать распоряжения моему маклеру в Нью-Йорке.
– Какая жалость… Конечно, пожалуйста, но… А разве у вас нет своей рации?
– Она неисправна. – Его губы превратились в тонюсенький шнурочек. – Поверьте, это очень срочно, господин Петерсен.
– Ну да, ну да. Вот моя радиостанция. Прошу. Вы сможете ею воспользоваться?
Он снова высокомерно улыбнулся в ответ. Наверное, других улыбок в его арсенале просто не имелось. Его ирония была естественна: наверняка радиостанция на «Шангри-Ла» столь сложна и великолепна, что усомнившись в способности Ставракиса управиться с нашей простейшей моделью приемо-передатчика, я почти оскорбил его. С тем же успехом я мог бы поинтересоваться у пилота огромного авиалайнера, сможет ли он справиться с управлением двухместным самолетом.
– Я надеюсь, смогу, господин Петерсен.
– Ну, пожалуйста, не буду вам мешать. Я в каюте рядом. Позовите меня, как только закончится разговор.
Если в своей жизни я был когда-нибудь в чем-нибудь уверен на сто процентов, так это в том, что сэр Антони Ставракис позовет меня гораздо раньше, чем окончит разговор. Но я просто не имел права предупредить его, что аппарат неисправен. Мелькнула мысль, не успею ли я за это время побриться. Не успел бы. Уже через минуту в дверях показался мой именитый гость.
– Ваш передатчик поврежден, господин Петерсен.
– О, сейчас я помогу вам. Эти старые аппараты иногда капризничают.
– Если я говорю вам, что он поврежден, это значит, что пользоваться им невозможно.
– Но ведь он работал…
– Ну, хорошо, попробуйте.
Я вошел в каюту, где стояла радиостанция и «ну, хорошо, попробовал». Я энергично и эмоционально крутил все ручки и щелкал тумблерами. Безрезультатно. Рация действительно не работала. С чего бы это?
– Наверное, нет контакта. Или что-то с питанием, – предположил я. – Сейчас проверю.
– Лучше попробуйте снять верхнюю крышку.
Я посмотрел на него с нескрываемым удивлением:
– Мне кажется, сэр Антони, вы знаете что-то, чего не знаю я.
– Открывайте. Увидите собственными глазами.
Я открутил крышку и увидел. Потом был разыгран небольшой спектакль на тему «замешательство, переходящее в возмущение». Наконец, вновь обретя чувство собственного достоинства, я воскликнул:
– Вы знали! Откуда вы об этом знали?
– Но ведь это очевидно.
– А… Я, кажется, понимаю… – До меня начало «доходить». – Ваша радиостанция в таком же состоянии? И, наверное, ночью у вас были гости?
– Да. И на «Орионе» они были тоже. – Губы моего собеседника снова исчезли. – «Орион» – это вон та большая посудина недалеко от берега. Кроме наших двух это единственный корабль в заливе, имеющий радиостанцию. Вернее, имевший. Я как раз оттуда.
– И там тоже? Но кто это сделал? Зачем? Это же безумие!
– Вы думаете? Нет. У меня есть сомнение по этому поводу. Знаете, моя первая жена… – Он прервал себя на полуслове, передернул плечами и продолжал выцеживать слово за словом. – Понимаете, в чем дело. Душевнобольные поступают всегда иррационально, действуют вслепую, без цели и смысла. В нашем случае все наоборот. Они действовали методично, хладнокровно и уверенно. Тут ничего не было отдано на откуп случайности. Они хорошо подготовились и знали, что и с какой целью делают. Сначала я подумал, что их цель – оставить без связи меня. Но ведь моя изоляция ничего никому не дает.
– Но ведь вы говорили о бирже в Нью-Йорке.
– Это все мелочи, мой друг. Конечно, неприятно, но…
«Наверняка ничего страшного, – подумал я. – Действительно, мелочи – какие-нибудь несколько миллионов фунтов».
– Нет, господин Петерсен, – продолжал он, – я не мог быть целью этой акции. Предположим, в этой истории есть два действующих лица: А и Б. А считает, что ему дозарезу необходима постоянная связь с континентом, а Б, естественно, старается помешать ему любой ценой. Но как велика должна быть ставка, чтобы прибегнуть к таким сильным средствам! Поверьте мне, мой друг, здесь разыгрывается крупная игра. Я чувствую это.
Этот Ставракис был явно не дурак. Хотя где написано, что миллионерами становятся только умственно отсталые?
– Вы сообщили в полицию? – спросил я.
– Собираюсь сделать это сейчас. Но сначала я должен позвонить. Если только наш приятель не поразбивал все телефонные будки в окрестностях порта.
– Вы недооцениваете его. Он перерезал телефонный кабель. И неизвестно, в каком месте.
Ставракис посмотрел на меня, направился к двери, остановился и снова посмотрел в мою сторону.
– А вы откуда знаете?
- Предыдущая
- 13/63
- Следующая
