Высокое небо - Грин Борис Давыдович - Страница 17

Они уже подходили к цеху, а навстречу — Аркадий Дмитриевич с калькой в руке. Формовщик и представил его Гусарову: «Наш главный конструктор и технический директор».

«Товарищ Швецов? Очень приятно. — Секретарь обкома протянул руку. — Будем знакомы: Гусаров Николай Иванович».

Аркадий Дмитриевич хотел было тоже пойти в литейный, но Гусаров запротестовал: «Не смею отрывать от дела. Через часок сам непременно к вам зайду».

В цехе секретарь обкома пробыл недолго. Из города позвонил его помощник и передал, что на проводе была Москва — через сорок минут состоится разговор с секретарем ЦК. Пришлось срочно покинуть завод.

Вторично Гусаров приехал на моторостроительный, когда прошло что-то около недели.

Аркадий Дмитриевич просматривал компоновку и, углубившись в чертеж, не расслышал, как открылась дверь. Неожиданно у его стола словно вырос Гусаров. В гимнастерке и галифе он казался ниже ростом и не таким широкоплечим, как в длиннополой шинели, и всем своим обликом напоминал кого-то виденного не то на портретах, не то в жизни.

Они встретились так, как подобало людям их положения. Еще не зная друг друга, каждый понимал, что независимо от того, как сложатся их отношения, между ними должна быть та главная связь, которая зовется доверием. Иначе невозможно. Без этого можно рассчитывать только на скрытую неприязнь.

Гусаров заговорил первым. Против ожидания, он начал не с вопросов, а с фразы, которая мгновенно расположила к нему:

— Я ведь тоже некоторым образом авиационник, правда, скорее в душе.

Он произнес это с улыбкой, которая объясняла больше, чем значила.

— Это очень приятно, — откликнулся Аркадий Дмитриевич, как бы предлагая собеседнику высказаться подробнее.

Гусаров выложил подробности в нескольких словах: в молодости был на партийной работе, потом запросился на учебу и дошел до последнего курса авиационного института, но неожиданно его отозвали и снова направили на партийную работу. Так и не состоялся в его лице инженер авиапрома.

Николай Иванович говорил об этом спокойно, но от Швецова не ускользнула чуть затаенная жалоба. Захотелось сказать что-то в утешение этому прямому, открытому человеку.

Аркадий Дмитриевич вспомнил, что и ему диплом инженера дался с трудом. Поступил в Высшее техническое училище в 1909 году, а окончил его в 1921-м. И не то чтобы двенадцать лет грыз гранит науки, сама жизнь устроила перерыв. Кончил два курса, а из Перми телеграмма от матери: «Отец скончался». Что делать? Он и ответил домашним: «Приезжайте в Москву». Они приехали — мать, два брата и две сестры, а как жить такому семейству? Вот и пришлось бросить Высшее техническое, податься на заработки. Кем только он не работал в эти годы! Репетитором, корректором, токарем на заводе, прорабом на постройке электростанции…

Гусаров слушал с таким видом, будто был свидетелем редкого откровения. Он не предполагал, что Швецов, знаменитый конструктор, имеет за плечами такую прозаическую историю, которая пристала бы заурядному инженеру. Аркадий Дмитриевич чем-то напоминал ему мастерового, выбившегося в люди и гордившегося своим прошлым. В то же время было в его неторопливой и негромкой речи нечто такое, что выдавало в нем человека, уверенного в себе, независимого и полому откровенного.

Разговор удался, и они расстались, чувствуя друг к другу симпатию.

И вот Гусаров опять на заводе. На этот раз его привело сюда дело чрезвычайной важности. Днями он возвратился из ЦК, где шел разговор о наболевших вопросах авиации, и там договорились о вещах, в которые непременно надо было посвятить Швецова.

У Аркадия Дмитриевича только что закончилось совещание. Оно прошло бурно. Кто-то из технологов обвинил технического директора в том, что он больше главный конструктор, что интересы КБ для него выше всего прочего. Аргумент был не очень значительный, но технолог оказался человеком эмоциональным, и его речь возымела действие. Все, кто находился в кабинете, притихли, ожидая бури.

На какое-то мгновение Аркадию Дмитриевичу показалось, что его судья решил произвести впечатление, потому и отважился на дерзость. «Хотя, почему дерзость? — Швецов тут же пресек эту мысль. — Он технолог и отстаивает свои интересы. Вполне логично. Истина прорывается наружу, только и всего».

Бури не последовало. Справившись с волнением, Аркадий Дмитриевич ответил:

— Не стану отрицать. Это так.

Никто не предполагал, что главный завершит разговор таким образом. Совещание продолжалось обычным порядком, и даже прямолинейный технолог и тот помягчел. Он то и дело называл Швецова по имени и отчеству, подкреплял свои суждения, опираясь на его авторитет, и исподволь ловил взгляд главного, стараясь прочитать в нем прощение.

Оставшись один, Аркадий Дмитриевич захотел отвлечься от неприятного воспоминания и взял свежие иностранные технические бюллетени. Он свободно читал по-французски, вполне успешно справлялся с английским и немецким. Это был не просто интерес культурного человека. Преобладала потребность инженера, конструктора знать, что происходит в мире техники. Он и сотрудников своих настойчиво приучал к иностранной периодике.

На этот раз знакомство с журнальными новинками не состоялось. Никак не удавалось сосредоточиться. Вспышка технолога дала ход мысли, которая зрела уже несколько месяцев, и эта мысль целиком завладела Швецовым.

Надо полностью переключаться на работу в КБ. Занимать два кресла — это значит не сидеть ни в одном. Дело даже не в упреках, хотя они и жестоки. Налицо бессмысленность этакой двукресельности. Ведь никому не придет в голову заставить, скажем, писателя собственноручно печатать свои книги. Это было бы смешно и глупо. Разумеется, в исключительных обстоятельствах возможно всякое, но не всякие обстоятельства надо считать исключительными. В самые первые годы после пуска завода, видимо, имело смысл сосредоточить все инженерные службы в одних руках. Но сейчас-то к чему? Завод достаточно крепко стоит на ногах, все больше приходит инженеров — времена изменились.

Прав, черт возьми, этот технолог. Хорошо видит. Умница…

— О ком такие лестные отзывы?

Аркадий Дмитриевич, видно, адресовал свой комплимент технологу вслух, не то откуда бы такой вопрос у Гусарова. Его фраза отвела Швецова от окна кабинета, они поздоровались и сели друг против друга.

Секретарь обкома сразу заговорил о деле. В ЦК есть мнение провести совещание ведущих конструкторов авиапрома. Всех — и самолетчиков и мотористов. Ему придается важное значение, поскольку есть намерение именно с этого начать подъем отрасли. Совершенно очевидно, что побудительной причиной явились итоги действий нашей авиации в Испании. Разговор, следовательно, пойдет о создании новейшей техники.

Гусаров словно излагал заранее подготовленные тезисы. Он был краток, не вдавался в комментарии.

— И когда? — спросил Аркадий Дмитриевич.

— Надо срочно подготовиться и ждать вызова, — ответил Гусаров. — Скорее всего, в самом начале нового года.

Этот разговор состоялся в двадцатых числах декабря.

Аркадий Дмитриевич имел все основания полагаться на свою память. Она у него была удивительная.

Своему сотруднику он говорил:

— Мне срочно нужен английский журнал «Машиностроение». За прошлый год. Там есть статья об усовершенствовании кокильного литья. Кое-что хотелось бы посмотреть.

— Какая обложка?

— Синяя. Страница, помнится, двадцать шестая.

Когда приносили журнал, статья оказывалась именно на этой странице.

Да что там прошлогодний журнал! Аркадий Дмитриевич отчетливо помнил алгебраическую задачу, которую ему предложили на выпускных экзаменах в реальном училище. Тридцать лет назад!

Однажды, приехав с шефской миссией в Пермский моторостроительный техникум, который, кстати, помещался в здании реалки, он разговорился с преподавателями физики и математики, поинтересовался учебными пособиями. Ему показалось, что эти пособия несут печать школярства, хотя и предназначены для людей, которым нужна основательная математическая подготовка.