Убийца времени (СИ) - "Krasnich" - Страница 9

Они больше не возвращались. Оскар ждал и ждал, а их все не было. Постепенно он привык к новой семье, но прежняя бодрость к нему не вернулась. Он стал спокойным и степенным псом, который всегда сидит правильно.

— Как тебе новый дом? — спросил Джек в очередной визит.

Оскар понуро опустил уши и отвернул морду к стене. Он не хотел сегодня разговаривать. Он все чаще не хотел общаться, только спать. Во сне к нему приходили старые времена и воспоминания, в которых Оскар хотел бы оказаться. Во сне мальчик снова с ним играл, а Кит вскрывал для него консервы. Жена Кита кидала мячик, Оскар радостно за ним мчался, зарываясь в снег.

— Знаешь, все могло сложиться гораздо хуже. Тебя могли опять выкинуть на улицу. Так что тебе еще повезло.

Наверное, это было так. Только от осознания в жизни не становилось больше тепла или света. Оскара кормили и поили, выгуливали, иногда с ним играли. Но думал он только о том, что было раньше, и совсем нет — о настоящем.

— Время не идет вспять, дружок, такого не бывает. — Джек похлопал Оскара по голове, тот жалостливо завыл. — Оно суровое и беспощадное, это время. Только я знаю способ убить его. Хочешь, покажу?

Оскар вяло вильнул хвостом и лизнул ладони Джека. Тот улыбнулся широко от уха до уха, что на щеках собрались глубокие морщины.

— Пути назад не будет. Точно хочешь?

Мягкая лапа легла в костлявую ладонь. Джек несильно ее сжал и отпустил.

— Пойдем гулять.

Они вышли в метель. Крупные снежинки, теряясь в завихрениях, плотно устилали черное небо. Сквозь их непроницаемую серую пелену было не разобрать, что впереди, только иногда мелькал слабый свет.

— Теперь ты побежишь вперед. Главное, не оборачивайся, просто беги. Тут наши дороги разойдутся.

Джек присел на корточки и в последний раз посмотрел в глаза Оскару. В узких прорезях век не отражалось ничего, Оскар раньше подобного не видел. Ему вдруг стало страшно, поджилки затряслись. Заскулив, он повернулся в сторону, куда говорил Джек, и услышал там отчетливое тарахтение машин. Где-то далеко, сквозь вьюгу, раз за разом зажигались и гасли фары.

Оскар попятился, улыбка Джека его напугала. Он даже зарычал, низко склонив голову. Джек, однако же, не предпринял ничего. Он ждал, пока пес решится.

Наконец, Оскар побежал. Но не туда, куда показывал Джек, а назад. Он несся так, как не бежал никогда в жизни, не чуя под собой лап. Он перескакивал сугробы, падал в снег, поднимался и вновь бежал, хватая в пасть холодный ветер. Пока не очутился у знакомого подъезда. Девочка из его новой семьи возвращалась домой.

— Оскар, вот ты где! — радостно вскричала она и тут же нахмурилась: — Мы тебя везде искали! Как ты смог открыть дверь? Плохой пес, плохой!

Оскар радостно запрыгал вокруг нее, ластясь и виляя хвостом. Когда она склонилась, он даже вылизал ее лицо счастливо и отчаянно, как делал, когда мальчик возвращался домой. Девочка рассмеялась и обхватила его за пушистую шею.

— Ладно, хватит, пойдем домой. Нагулялись уже.

Она открыла дверь подъезда, Оскар нырнул в полутемень, только хвост-обрубок мотнулся кудряшками.

Джек усмехнулся, заложив покрасневшие ладони в карманы брюк. Проводив взглядом девочку, скоро исчезнувшую за дверью, он прищурился и поднял голову вверх.

— Хороший мальчик, — негромко проговорил он.

А потом ушел. И больше никогда не возвращался к этому дому.

========== Эпизод 8: Виллиса ==========

Призрачно-голубой свет коснулся фигурных пальцев. От кончиков ногтей он сбежал по белой ладони и запутался в складках нежной пачки. Катрин застыла на пуантах. Музыка стихла, раздались непродолжительные аплодисменты. Катрин всмотрелась в темный партер перед тем, как начать новое движение, но что-то заставило ее остановиться: хлопок, которого никогда не было в балете. Она повернула голову, чтобы увидеть горящие в темноте глаза. И пулю, медленно летевшую на нее.

Мужчина с пистолетом стоял во втором ряду партера. Он неотрывно смотрел на Катрин, и сквозь слепящие софиты она его узнала. Это был он, ее самый преданный и жуткий фанат. Тот, кто преследовал ее всю ее карьеру. Он был ею одержим.

Сердце Катрин пропустило удар. Она обещала себе, что уйдет, что это ее последний тур, что больше никогда не вернется в балет… И все-таки без него она не могла жить. Лишь на сцене, танцуя, играя, она чувствовала себя по-настоящему свободной. Проживая чужие жизни, она не вживалась в роль, нет, она становилась своими персонажами. И теперь, будучи виллисой, она понимала, что обречена на смерть.

В первом ряду одиноко ударил в ладоши почтенный джентльмен. Он был худощав и с ввалившимися скулами, на его губах гнездилась широкая улыбка. При взгляде на нее Катрин вспомнила первую встречу со своим убийцей. Это было так давно. Тогда падал снег. Его колючие снежинки цеплялись за толстый шарф и надежно застывали на нем крупными звездами. Катрин танцевала на юношеском спектакле, она исполняла роль Белоснежки. Зал, изначально не расположенный к ней, в конце взорвался бурными аплодисментами. Ее долго не хотели отпускать, а она все кланялась и кланялась. После же, покинув театр, она с удивлением обнаружила, что на улице ее ждет поклонник. Это был робкий молодой человек, старше Катрин на несколько лет. Его звали Альберт. Он подарил белую розу, Катрин с радостью приняла ее. О, если бы она только представляла, чем обернется этот невинный дар! Никогда бы она не приняла его. Но тогда, в тот момент, это были первые цветы, полученные после представления. Она не могла отказаться.

Катрин глубоко вдохнула. Глаза Альберта сияли ненавистью. Даже со сцены она ощущала его удушающую ярость: он все решил за двоих. В своей голове он спустил курок уже тогда, когда пришел в театр с оружием. Или гораздо раньше.

Она много выступала, Альберт посещал каждое ее представление. Он не жалел денег на лучшие места и ездил в другие города и страны. Катрин чудилось, будто он за ней следит, словно из каждой тени смотрит на нее жадным взором. Она начала бояться ходить одна. Доктор посоветовал пить успокоительные, но от них она чувствовала себя вялой и сонной и не могла работать. Потому перестала. Только теперь, стоило загреметь музыке или бахнуть двери, Катрин содрогалась всем телом и нервно оглядывалась. Она перестала давать интервью и видеться с друзьями. Она осталась совершенно одна.

Только сцена спасала. Здесь Катрин жила, здесь она была не собой, а кем-то другим. Тут она чувствовала себя в безопасности. Но Альберт нашел способ проникнуть и сюда.

Альберт. Глупая ирония судьбы, заключенная в имени. Катрин тянулась к нему, благодарила, но после осознала со всей неотвратимостью, что он ее погубит. Она ощущала это на подкорке сознания, будто шестое чувство, какое ведет животных спасаться от урагана. Предугадывала его, избегала, и все равно попалась на уловку. Злой рок настиг там, где она меньше всего ждала.

А ведь Катрин боролась. Она сообщила в полицию и даже наняла охрану — все бесполезно. Альберт держался почтительно и учтиво, он не подходил близко и никогда не преследовал. Над ней смеялись. «Он любит балет, да и только. Он что-то вам сделал?» — так спрашивали они. А Катрин не могла объяснить, что боится его глаз, что ей страшно от одного его вида. Ее не слушали. В труппе за спиной ее обзывали сумасшедшей. Катрин перестала говорить. Она поняла, что помощи искать неоткуда и решилась оставить театр.

Новость облетела заголовки газет и журналов. Прима-балерина мирового класса на пике карьеры покидает сцену. Ее последний концерт — сегодня, в зале аншлаг. Конечно, Альберт пришел, он не мог не прийти. Он любил Жизель. Он часто говорил, что Катрин — лучшая Жизель, что это ее настоящая роль. В какой-то момент она и сама перестала отличать реальность от выдумки. Потому сейчас, услышав выстрел, Катрин не удивилась.

На боку пули отразился ангельский свет. Будто миражом в ней Катрин разглядела собственное бледное, печальное и словно бы одухотворенное лицо. Оно говорило о принятии судьбы и ее неизбежности. Ее глаза сияли. В них впервые за долгие годы не было страха.