По воле тирана (СИ) - Бишоп Марина - Страница 3

- Есть ли новости? - Ульф наклонился к замковому капеллану, сидевшему рядом, залпом опустошая сладкую вишневую настойку из серого кубка, украшенного зеленым знаком дома жреца - весами.

Монахомон отрицательно замотал головой с черной тонкой косичкой на затылке. Он аккуратно обтер рот и продолжил:

- Нет, Господин, мне пока не удалось выяснить, на фермах и в деревнях никто не слышал об этом. Может быть, старик выжил из ума? Почему вы ему поверили?

Ульф причмокнул, высасывая застрявший кусок мяса из зубов. Его серые глаза сузились, мышца дернулась на правой половине лица. Монахомон терпеливо наблюдал за сменяющимся настроением жреца.

- Скорее всего, это лишь сказка, - внезапно простодушно ответил жрец.

Монахомон многозначительно вздохнул, следует быть более внимательным в будущем, в последнее время Верховный жрец стал относиться к нему с подозрением. Было очень трудно перевестись в замок Ульфа, поэтому капеллан старался не лезть на рожон. Именно поэтому и удержался от вопроса, куда запропастилась хозяйка замка. Наверняка она снова в комнате, страдает от очередного приступа удушья. Не так давно он застал ее рыдающей в храме, она залила благовония своими слезами, чуть не вызвав реакцию соленой воды с порошками. Еще чуть-чуть, и произошел бы взрыв.

Конечно, Ульф не узнал. Ни о чем не спрашивая, капеллан просто отвел хозяйку в замок и велел выпить приготовленное им сонное зелье. Не прибегая к помощи рабов, уложил на кровать и, успокаивая размеренной речью, призывал не сопротивляться судьбе, а принять ее дары, какими жестокими они бы ни были.

Монахомон чувствовал себя оторванным от дел в замке Райп, когда покидал его высокие стены, чтобы в очередной раз выслушать шепот о предсказании странствующего Шалфея. Но ясных слухов не было среди жителей земель. Монахамон улыбнулся своим мыслям в кубок с настойкой.

- Я хочу, чтобы завтра ты отправился в крепость Ботл. Если каменщики поднимут бунт, то мне нужно несколько рабов покостлявей, чтобы за еду готовы были выполнить трюки. Проследи, чтобы их сразу не убили.

- Рабыни?

- Нет, - отмахнулся Ульф, - Посмотри, у меня замок ломится от этих бездельниц, ткать из них умеют только несколько, остальные годятся только для подстилок. Никого, даже короля, не заботит, что каждый день мой дом оскверняется этими тварями Нуроса. Но что не сделаешь ради процветания великих земель шалфейев.

Жрец встал и раскинул руки в стороны, и зал погрузился в молчание. Разговоры замолкли, даже куски недожеванной пищи застыли в закрытых ртах.

- Прости нас, великий Кутаро, ты свидетель - я делаю все для блага земель, приношу хвалу тебе, освети же путь невеждам и направь их на путь истинный. Ульф расправил крылья, и обедающие захлопали своими в знак одобрения и подчинения. Преклоняясь перед самым могучим и мудрым жрецом, рабы упали на колени и уперлись лбами в каменный пол.

Все вернулись к поглощению вкусной еды, рабыни не переставали совершать путешествия на кухню за новыми блюдами, подливали вишневую настойку в быстро пустеющие кубки. Ежедневный пир, как обычно, будет продолжаться до глубокой ночи, пока последний не упадет со скамьи и зайдется громким храпом.

Наутро Ульф спустился вниз и наперво выяснил, кто дежурил в эту ночь у узилища жены. Перед уходом вчера он предупредил охранников, что, если она будет опоена опять, то они будут посажены на колы, медленно сползая вниз, а дворовые псы отпразднуют подачку их никчемными внутренностями. Все обитатели замка знали, что жрец слов на ветер не бросает, поэтому, чтобы не уснуть, воины не ели и не пили со вчерашнего дня.

Под страхом смерти они не позволили и мухе пролететь мимо.

Подняв засов, Ульф наклонился и вытащил Лисицу из тесного места заключения. Она в сознании, но было видно, что каждый вздох дается ей с большим трудом. Из-за затхлого и сырого воздуха грудь стянуло паутиной, ладно сплетенной поселившимся внутри пауком.

Он опустился рядом с ней и поднял рукой подбородок. Лисица заскрипела зубами, неосознанно скалясь, обессилено хватая ртом воздух.

- Вы же знали, госпожа, что я не позволю вам никакой вольности. Видите, что вы натворили, сам Кутаро наказывает вас за непослушание мужу. Вас душит ваша собственная своенравность. Видит Кутаро, я стараюсь для вашего же блага, помогая вашей гиблой душе выйти к свету. Я отчаянно сражался с вашей гордыней, спасая вас от самой себя. Чем же вы мне отплачиваете?

Принцесса закашляла, когда попыталась ответить. Перекатилась на живот, приподнявшись на руках. Ульф выпрямился, позволив жене склониться над холодной землей, выплевывая сгустки крови. Его взгляд заскользил по обнаженной спине, где два свежевыгравированных рубца и несколько с прошлых разов образовали на коже занимательные узоры. Он наклонил голову вправо, чтобы полюбоваться своей работой под другим углом.

Такая она ему нравилась - сломленная, израненная, покорная. Ему хотелось усугубить ее трепетные попытки держаться за эту жизнь. Как же он мечтал, что она, наконец, скончается, и история его женитьбы на дочери короля останется в памяти, как неудачная попытка укрепить собственную власть. Нет, о чем это он? Еще не время. Она еще нужна ему живая. Ну, или полуживая. А также обязательства перед монархом несколько подавляли его реальные желания, он мечтал захватить власть над землями полностью в свои руки и направить воинов на поиски свитка. Правление должно перейти в его руки.

Будучи жрецом, он, правда, осторожно относился к убийству, на случай, если смерть его жены не будет угодна Богам. Мараться в ее крови он не хотел еще и потому, что не был до конца уверен в ее полной никчемности. Она, конечно же, умрет, но не сейчас. Ее характер оказался на руку - дерзкая, по его мнению, натура Лисицы давала волю на проявление жестокой заботы. Ульф был добродетелью с плетью в руке и запасом издевательств.

Жрец поддел носком сапога ее голову. Она невольно повела взгляд вверх, пока не встретила его холодные глаза. Ненависть, с которой он смотрел на нее, принесла новый приступ кашля.

Лисица повержена, силы покинули ее еще на рассвете, когда действие отвара приготовленного одной из рабынь перестало действовать. Подарок или насмешка судьбы? Рабыня, захваченная в плен, над которой надругались неоднократно воины крепости, помогала жене жреца шалфейев. Лисица зажмурилась, воскрешая в сознании лицо рабыни: чем-то напомнила ей Афиру, добрую кушину - ходячий мешок из целебных трав. Принцесса решила найти и отблагодарить ее...если переживет сегодняшнюю схватку.

От побоев и постоянных страхов Лисица перестала запоминать что-либо, обороняясь от мира возводя преграду, сумела находить покой в каждой секунде.

- Молчите? Как мне поступить с вами? Точно знаю одно - надо что-то делать с вашим языком. Может, отрезать?

- Я.... - Лисица выплюнула очередной комок крови, - ... больше не могу....

Еле уловимый шелест, вырвавшийся из высохших губ, донесся до уха супруга, и он сам себе улыбнулся. Столь долгожданное признание поражения впрыснуло сгусток тьмы в жестокое сердце. Всего одна фраза и голос Ульфа сделался еще более приторным.

- Я для вас стараюсь, мне не дает покоя мысль, что вы меня за это презираете! Это ведь так, госпожа?

Он знал ответ.

- Истинная правда! - собрав силы, прошипела хозяйка и бессильно упала на живот, судорожно загребая ртом воздух. Но желанное небытие не пришло, а реальность твердо вступила в свои права, не выпуская шалфейю из рук мужа.

-Откровенность... Лгать вы никогда не умели. Но, пожалуй, это единственное ваше достоинство.

Вот она смерть, совсем близко - посланница Лантаны, Лисица ее так ждала, но она вновь отмахивается от шалфейи, как от камня, о который только затупит свой меч, она настороженно смотрит, вздыхает, и снова прячем орудие, ее губы шевелятся: "Еще рано".

Воспоминания о прошлом накатили на Лисицу, и она поблагодарила Лантану хотя бы за возможность вновь увидеть короля и родной дом.

В тот далекий день над королевской крепостью Райп на самой высокой круглой башне отчаянно боролся с ветром зеленый флаг. Завтра к нему подоспеет солнечный с вытканными ветками священного дерева в честь праздника, посвященному великой богине Лантане.