Магия чувств (СИ) - Гончарова Галина Дмитриевна - Страница 28

– Барсет, – шепнула я, – будь человеком, расспроси их про покойника, как про человека. Какой он был? Что из себя представлял?

– Хорошо, – шепнул в ответ Барсет и принялся докапываться до семейной жизни. И тут-то появились первые признаки.

Женщины врали. Я внимательно вглядывалась и вслушивалась. А потом принялась задавать вопросы сама. И, наконец, вытащила Барсета из дома.

– Давай перемолвимся словечком.

Пятеро женщин проводили нас нечитаемыми взглядами. Договорятся, наверняка, но мне это было безразлично. Картинок из их памяти я нахваталась столько, что аж тошнило.

– Что не так? Шайна, кто виноват? – хмуро поинтересовался расследователь.

– Они все, – просто сказала я. – Они убивали вместе. Но если что, я буду свидетельствовать в их пользу.

Барсет повел себя, как профессионал, которого ничем нельзя удивить. Он пожал плечами.

– Ну, я как-то так и думал, но почему? Что случилось?

– Лучшее, что мы можем сделать, сказать, что покойный уронил на халат селедку в масле. К примеру, – я подумала, как лучше озвучить то, что вытащила из памяти женщин, а потом махнула рукой и сказала как есть. – Покойный был тварью и садистом. Лупил всех. Мать, жену, дочерей, оскорблял, ноги вытирал… терпение у баб лопнуло после того, как он по пьянке чуть младшую не изнасиловал. Так-то они привыкли, даже возражать боялись, но всему наступает предел.

– Может, старшую?

– Младшую. Ты сам их видел…

Барсет вздохнул.

Это верно, старшая и средняя дочь там были не особенно красивыми, этакими рабочими лошадками, а вот младшенькая уже сейчас обещала вырасти редкостной красавицей. Светлые волосы, большие карие глаза, фигурка… бывает такое, ребенок взял все лучшее от родителей.

– Мелкую они все любят до безумия, и когда так получилось… он не раскаялся. Собрался повторить, думал, что все зашуганы… кстати, что за такое полагается?

– За инцест? Смерть. Мужчин вешают за это самое, а потом за шею перевешивают, женщин отправляют в монастыри.

– Считай, приговор привели в исполнение, только чуть заранее.

– А ты уверена?

Я кивнула еще раз.

В памяти младшей осталось все. И искаженное дикой похотью лицо отца, и руки, рвущие на ней одежду, и тяжелое дыхание, и его обещание: «никуда ты от меня не денешься, малышка»… встреться я с этим типом, пока он был жив, сказала бы точнее. Но даже если это было в шутку…

Шуточки?

Со своим родным ребенком?

Такие?

Вешать и только вешать. За самое это самое.

Девчонку было бы искренне жалко, ведь такое на всю жизнь сломает… хорошо, если она сейчас сможет забыть и жить дальше с таким грузом на совести. А ведь эта тварь еще и в Храм ходила, и ничего у него в душе не ворохнулось… неужели и так – можно? Ты же веришь в Светлого, разве он тебе разрешает мучить ни в чем не повинных людей?

Не понимаю. Хоть я и маг разума, но таких – не понимаю. Да и какой там разум у мрази?

Барсет подумал пару минут…

– Пошли?

– Пошли…

Мы вернулись в дом.

– Дамы, – Барсет был чрезвычайно серьезен. – Я правильно понял, что ваш покойный обожал кушать ночью? Что-то масляное…

– Рыбку в масле, – подала голос мать. – Он так любил, – всхлип, в котором искренности меньше, чем масла в рыбе, – ей вино заедать.

– А когда обратно возвращался и оскользнулся случайно, – жена тоже утерла слезинку.

– Конечно, вы виноваты, следить за мужем и отцом надо было лучше. Но… всякое бывает. Мы предполагаем, Светлый располагает, а я могу лишь посочувствовать вашему горю.

Дамы активно зашмыгали носами, я вспомнила, откуда знаю этот запах, и не выдержала.

– Лучше сок лимона попробуйте. А то табаком пахнет сильно, хоть он и тиртанский, с пряностями… Если что.

Нюхательный табак – такая штука, к нему привыкать надо. Иначе… слезы градом, нос в соплях, вид самый что ни на есть печальный… только запах мешает поверить в искренность дам. Очень уж он характерный. Не учли.

– До свидания, дамы, – попрощался Барсет, и мы ушли.

По дороге обратно мы молчали. Я читала его мысли, те, которые лежали на поверхности. Все было просто.

Барсет составит отчет, в котором напишет полуправду. Про садиста, про попытку инцеста и изнасилования, про побои, там все это будет. А про убийство…

Это будет несчастным случаем.

Правильно ли это?

Не знаю. Пусть сами разбираются. Как по мне, если женщины терпели побои, унижения и оскорбления столько лет, причем терпела их даже мать, если они со всем этим смирялись и взорвались, только когда дело дошло до действительно непоправимого…

Не люблю тех, кто терзает и мучает других. И хорошо, что есть магия разума. В таких случаях – это замечательно.

Ирек уже ждал нас.

– Тут пешком дойти можно. Прогуляемся?

– С одним катаюсь, с другим гуляю, – проворчала я. – Конец репутации. Далеко идти-то?

– Минут десять.

Я не возражала. Алетар осенью – удивительно красивое зрелище. Можно сказать – бело-золотой город. Золото песков, золото листьев, белизна стен и домов… красиво. Потрясающе красиво.

Ирек купил нам по пирожку с рыбой у уличных торговцев, и мы жевали по дороге. Потом уже он принялся рассказывать.

– У меня не убийство. А может и оно… девчонка пропала.

– Взрослая?

– Да примерно как ты.

– Может, с мужчиной сбежала?

Ирек покачал головой.

– Ничего там не ясно. Сама бы объявилась – и нет проблемы, но сейчас… мало ли что? Найти ее надо и разобраться надо. А там… свечку ей держать никто не будет, хочет любви – пусть любится на здоровье. Но дело закрыть надо.

Я кивнула.

И даже зауважала своего спутника. Ведь могли бы отписки, отговорки придумывать, да много чего могли бы изобрести. Ан нет.

Докапываются до истины. Серьезно, решительно, даже во вред себе, ведь начальник и орет, и ругается, и премии лишить может, а они все равно копают. Есть в этом что-то правильное…

Вот и тот самый дом.

Не бедняцкая лачуга, но и не хоромы. Так, нечто среднее.

Аккуратный домик, в один этаж, с маленьким палисадничком, в таком и мы с Корсом жили. Уютно, спокойно…

Ирек ловко открыл ворота и прошел внутрь. Постучал в дверь.

– Госпожа Ирма! Госпожа Ирма?

Женщине, которая открыла нам дверь, было лет сорок. Мне она с первого взгляда понравилась, спокойная такая, домашняя, уютная… и из дома вкусно пахнет свежевыпеченным хлебом.

Я пригляделась.

Нет, не играет и не притворяется, она такая и есть. Заботливая хлопотунья. Немного шебутная и суетливая, да разве в этом есть что-то плохое?

Дело житейское.

Невысокая, плотненькая, вся какая-то округлая, полные щечки-яблочки, глаза цвета спелого каштана и такие же волосы…

– Скажите, а дочь на вас похожа? – непроизвольно вырвалось у меня.

И я увидела, как заиграли вокруг женщины совсем другие цвета. Кажется, домашнее хозяйство ее чуть да отвлекало. А сейчас… она словно завернулась в плащ из алого, серого, тревожного и злого. И оранжевые языки страшных мыслей почти обжигают.

– Риса моя…

По щеке скользнула слезинка, вторая…

Ирек посмотрел на меня волком, но ругаться не стал. Подхватил женщину под руку и потащил в дом.

– Пойдемте, госпожа Ирма, пойдемте, не надо тут, на глазах у всех…

Ага, надо, не надо, женщина разве что в голос не рыдала. Бедная тетка.

Мы принялись ее расспрашивать, и услышанное мне весьма не понравилось.

Жила-была девушка Риса. Младшая дочь в семье, любимая, чуточку балованная, но достаточно здравомыслящая. При такой-то матери!

Побаловать – безусловно, но и к делу приставить, и научить чему полезному…

Жила, замуж собиралась, за соседского парня. Тот хотел на лекаря доучиться, ему около года оставалось, вот они бы и сразу в Храм. А что такого?

Нет-нет, по сеновалам они не валялись. Риса четко усвоила, что мужчин может быть много, а вот честь и репутация у девушки в единичном экземпляре. Один раз опустишься, второй не поднимешься. И тебе по глазам будут стегать, и твоим детям, да и внукам тоже. Известно же, это высокородные блудить могут, а чем беднее, тем честнее.