Рассказы - Иган Грег - Страница 15

Не было никого, кроме Линдквиста, его охранников и помощников. Не знаю, кого я ожидал увидеть — зрителей в вечерних платьях? Он стоял на расстоянии в дюжину метров и глядел на копию картины (или, возможно, на оригинал), установленную на мольберте, а затем стал выкрикивать команды для мелких изменений в наших позах и выражениях. Мои глаза начали слезиться от сохранения моего взгляда неподвижным; кто-то подбежал и высушил их, затем распылил что-то для предотвращения повтора.

Затем в течение нескольких минут Линдквист молчал. Наконец он сказал, очень тихо:

— Все мы ждем пока что — перемещение солнца, правильное расположение ваших теней. Потерпите ещё немного.

Я не помню ясно, что чувствовал в эти последние секунды. Я так устал, так растерялся и был настолько не уверен. Я помню, как подумал: «Как я узнаю, что момент наступил? Когда Линдквист вытащит оружие и испепелит нас, отлично сохраняя момент? Или когда он вытащит камеру? Что из этого?»

— Спасибо, — сказал он внезапно, затем повернулся и ушел, один. Кэтрин переместилась, потянулась и поцеловала меня в щеку.

— Ну разве было не забавно? — спросила она. Один из охранников взял меня за локоть, и я пошел, пошатываясь.

Он даже не сделал фотографию. Я смеялся в истерике, уверенный теперь, что я, в конце концов буду жить. И он даже не сделал фотографию. Я не мог решить, или это сделало его дважды сумасшедшим, или это полностью вернуло ему вменяемость

Я так никогда и не узнал, что стало с Кэтрин. Возможно, она осталась с Линдквистом, отгородившись от мира его богатством и уединением, и фактически жила точно такой же жизнью, как и раньше в подвале Фриды Макленбург. Плюс-минус несколько слуг и роскошных вилл.

Мы с Марион вернулись в свой дом, не осознавая сколько времени отсутствовали, проснувшись на кровати, покинутой шесть месяцев назад. Вокруг накопилось много пыли.

— Ну, вот мы и вернулись, — сказала она, взяв меня за руку. Мы пролежали в тишине несколько часов, затем вышли в поисках еды.

На следующий день я пошел в участок. Я подтвердил свою личность с помощью отпечатков и ДНК, и представил полный отчёт обо всем, что случилось.

Меня не признали мёртвым. Зарплату продолжали перечислять на мой банковский счет и ипотечные платежи вычитали автоматически. Отдел удовлетворил требование компенсации в суде, выплачивая мне три четверти миллиона долларов, и я перенес операцию, чтобы максимально восстановить свою прежнюю внешность.

Потребовалось больше двух лет реабилитации, но теперь я вернулся к активной деятельности. Дело Макленбург отложено из-за отсутствия улик. Расследование похищения нас троих и нахождение Кэтрин ничего не дало; никто не сомневается в моей интерпретации событий, но все улики против Густава Линдквиста являлись косвенными. Я принимаю это. Я рад. Я хочу стереть всё, что Линдквист сделал мне, и стремление предать его суду является полной противоположностью настроения, которого я стремлюсь достигнуть. Я не претендую понять, что он думал, чего достигал, позволяя мне жить, какое на самом деле у него безумное представление о моем предполагаемом воздействии на мир, но я полон решимости всеми способами стать тем же самым человеком, которым был до эксперимента, и тем самым разрушить его намерения.

Марион в порядке. Некоторое время она страдала от повторяющихся кошмаров, но после наблюдения терапевта, который специализируется на заложниках и жертвах похищений, она теперь так же легка и беззаботна, как и раньше.

Меня время от времени мучают ночные кошмары. Я с дрожью просыпаюсь рано утром, потею и кричу, не в силах вспомнить от какого ужаса бегу. Андреас Линдквист вводит образцы мозговой ткани своему сыну? Кэтрин блаженно закрывает глаза и благодарит меня, что спас ей жизнь, а её когти впиваются и раздирают тело, оставляя кровавые полосы? Сам я в плену «Нежности»; момент «реализации» бесконечно продлен? Может быть, а может, мне просто снится мое последнее дело, что кажется более вероятным.

Все вернулось на круги своя.

По горячим от летнего солнца улицам Атланты носились дети. Играли, боролись, наскакивали друг на дружку, смеялись, что-то вопили. Бурно радовались сияющему дню, обычному, неповторимому дню жизни.

Внутри зеркально-белого здания воздух был сух и холоден, именно так, как нравилось Джону Шоукросу. Здесь, за двойными стеклами, не слышно ничего, кроме шума кондиционера и негромкого гудения приборов. Схематическое изображение молекулы белка слегка подрагивало. Шоукрос усмехнулся — определенный прогресс был уже заметен. Как раз сейчас, в точности отвечая его расчетам, значение рН в левом верхнем углу монитора пересекло критическую отметку. В тот момент, когда энергия группы В стала ниже, чем у группы А, молекула белка внезапно содрогнулась в конвульсии и вывернулась наизнанку. Что в точности соответствовало теории, а серьезные эксперименты по исследованию молекулярных связей, проводимые Шоукросом в последнее время, были тому дополнительной порукой. Но, конечно, увидеть результат собственными глазами всегда приятно — пусть даже всего лишь на экране монитора, с помощью невероятно сложного алгоритма компьютерного моделирования.

Он несколько раз прокрутил запись, наслаждаясь зрелищем. Удивительное устройство стоило тех восьмисот тысяч, которые Шоукрос на него потратил. Разумеется, продавец продемонстрировал впечатляющие возможности чудо-техники, но сейчас Шоукрос впервые использовал машину в реальной работе. Вот оно — изображение белка в растворе! Обычная рентгеновская дифракция до сих пор давала изображения только кристаллической решетки молекул, которая мало напоминала водную, биологически релевантную форму. Новая машина использовала значительно улучшенную методику расчетов, стимулированной ультразвуком полуупорядоченной жидкой фазы. Впрочем, Шоукрос не интересовался деталями, что не мешало ему использовать машину, поминутно желая изобретателю Нобелевских премий в области физики, химии и медицины. Еще раз взглянув на ошеломляющие результаты эксперимента, он встал, потянулся и отправился на поиски ланча.

По дороге в гастроном он обычно проходил мимо книжного магазина. Сегодня взгляд зацепился за новый вызывающий постер: обнаженный молодой человек, расслабленно растянувшийся на постели после занятий сексом — только пах прикрыт уголком простыни. Имитируя сияющие красным неоновые буквы витрин, постер перечеркивал заголовок очередного бестселлера: «Горячая Ночь Безопасного Секса».

Шоукрос раздраженно покачал головой, не желая верить. Да что же происходит с людьми? Они что — не читали его объявлений? Или вообще ослепли? Погрязли в глупости и высокомерии? Безопасный секс? Безопасность может дать одно лишь подчинение законам Божьим!

Перекусив, он подозвал разносчика и купил у него несколько иностранных газет. Вот они, субботние выпуски с его объявлениями, где необходимо, переведенными на соответствующие языки. Объявление в половину газетной полосы, тем более размещенное в ведущих изданиях, стоит недешево во всем мире. Но деньги никогда не были для Шоукросса проблемой.

Он не мог выразиться понятней, так ведь? Пусть никто не жалуется, что не был предупрежден…

В 1981 году отец Джона, Мэтью Шоукрос приобрел крохотную, выработавшую свой ресурс кабельную телестанцию в «Библейском поясе». До того она заполняла эфирное время заезженными черно-белыми клипами исполнителей евангелистских песнопений 50-х годов и местными новинками. Такими, например, как шоу укротителей змей (надежно хранимые верой, они, тем не менее, предпочитали удалять своим питомцам ядовитые железы), или репортажи о детях-эпилептиках (оберегаемые родительскими молитвами, они порой не получали медицинской помощи вовремя, дабы святому духу было позволено беспрепятственно овладеть ими). Изрядно потратившись, Мэтью сумел осовременить это предприятие, втиснуть его в ритм 80-х. Фирменной заставкой обновленной телестанции стал 30-ти секундный ролик: флот космических кораблей, извергая пламя, беспощадно расстреливал ракетами в форме креста рельефную карту Штатов. Прежняя заставка — статуя Свободы, державшая крест вместо факела, — была безжалостно уничтожена. Отныне станция транслировала красочные видеопрограммы рок-евангелистов, «христианские» мыльные оперы, игровые шоу. Шагая в ногу со временем, телестанция Шоукроса занялась разоблачительными репортажами, бичуя заразу коммунизма, пороки общества, безбожную школьную программу. Такие проблемные передачи становились темами для телемарафонов, фонды станции росли, делая продолжения еще более успешными.