В погоне за миражами - Дансер Лэйси - Страница 29

• Предыдущая
• 29/44
• Следующая

— Так ты еще сражаешься. — Его рука скользнула по ее коже, легко, почти нежно. — Хорошо. Я таких люблю. — Он провел пальцами вдоль ее руки. — Я позабочусь, чтобы у нас было время познакомиться поближе. — Он посадил Каприс прямо, тихо смеясь. — Очень и очень близко.

Каприс прислонилась к дверце, заставив себя дышать медленно и глубоко. Насилие — то, чего боится любая женщина. Но она выживет. Смерть не оставляет надежды на освобождение. А жизнь обещает все, если только хватит сил отключить боль. Она уже это делала. И, если понадобится, сможет сделать снова. Только на этот раз она не одна. Куин где-то поблизости. Он не успокоится, пока ее не отыщет. И если этот недочеловек исполнит свою угрозу раньше, чем Куин найдет ее, они справятся и с этим тоже. Мысль о Куине и его кодексе чести немного ее успокоила. Вернулся гнев, холодный, как у него, безмолвный, глубокий. У нее только одна задача. Выжить и дождаться Куина.

Куин услышал в коридоре голоса. Он отошел от двери и встал так, чтобы вошедшие не сразу его увидели. Он не смотрел на Густава. Пока не будет выполнено задание, с этой стороны опасность ему не угрожает. Дверь открылась. Первой вошла Каприс. Только великолепная подготовка и опыт позволили ему не выказать никаких чувств при виде впившейся в ее запястья веревки, бледности лица, едва видного из-под тугой повязки, и мужской руки, грубо сжимавшей ее предплечье. Все прошлые унижения были умножены в тысячи раз и занесены на счет, который он для нее сквитает. Он быстро, но тщательно осмотрел Каприс, а потом перевел взгляд на гневное лицо Густава.

— Мне нужно пять минут.

Густав покачал головой.

Куин пожал плечами и двинулся к двери.

— Нет! — Густав вскочил, упираясь ладонями в крышку письменного стола. — Будь ты проклят! Приказываю тут я!

— Тогда приказывай, или я ухожу.

Долгие секунды Густав оценивал решимость своего противника. Дыхание его участилось от с трудом сдерживаемой ярости. В конце концов он яростно взмахнул рукой и приказал тому, кто привел Каприс, отпустить ее и выйти.

— Я останусь.

Куин снова повернулся к двери.

— Я могу обратиться и к кому-нибудь другому.

Куин уже сделал шаг в коридор, когда Густав выругался словами, которых Куин не слышал с юности.

— Ладно. Можешь в последний раз побыть со своей бабой. — Он вышел из-за стола и прошел в коридор. Взгляд его обещал месть. — Это ничего не изменит.

Куин едва заметно улыбнулся: мрачный изгиб губ, знакомый его мучителю. Цыган никогда не улыбался по-настоящему — только когда давал обещание, осуществлявшееся в аду. Невольно, несмотря на все свои тщательно продуманные и просчитанные планы, в результате которых цыган должен был бесследно исчезнуть, Густав ощутил страх. На одно мгновение ужас темной пеленой лег на его безумие. Куин заметил в нем перемену, учел ее и сыграл на ней. Ради Каприс он готов был воспользоваться любым преимуществом.

— Если ей хоть кто-то, неважно по какой причине, причинит самый малейший вред, если у нее на теле появится хоть одна ссадина, если она только скажет, что кто-то из твоих людей позволил себе хотя бы чертыхнуться в ее присутствии — я тебя выслежу и не оставлю ничего, кроме дыхания. И ты будешь умолять, чтобы я позволил тебе за гладить свою вину перед ней за то время, на которое я оставлю тебя жить.

Густав отступил на шаг, глядя на человека, в чьем голосе не слышно было ни намека на гнев, одно только равнодушие, вынести которое было невозможно.

— Я дал тебе слово! — прохрипел он.

— И мы оба знаем, насколько на него можно положиться.

Густав с трудом сглотнул, а Куин отвернулся и вошел в комнату, закрыв за собой дверь.

Он не стал терять времени, проверяя, не подслушивает ли его Густав или кто-то из его людей. Он прошел через комнату и снял с глаз Каприс повязку, а потом быстро повернул ее к себе спиной и по-новому завязал ее веревки так, что она по-прежнему не могла двигать руками, но теперь путы не врезались так мучительно ей в тело.

Каприс моргала: первые несколько секунд ее глаза не могли привыкнуть к врывавшемуся в окна солнечному свету. К тому моменту, когда она могла, наконец, нормально видеть, Куин уже повернул ее лицом к себе.

— Он к тебе прикасался?

Заглянув ему в глаза. Каприс изменила ответ, который собиралась дать.

— Нет.

Куин всмотрелся в ее лицо и по глазам понял, что с ее губ только что сорвалась первая ложь. Она рискнула сделать это — ради него.

— Ты лжешь, но это неважно. — Он притянул ее к себе. Ему необходимо было почувствовать удары ее сердца, бьющегося в такт с его собственным. — Что бы тебе ни приказывали сделать, не сопротивляйся. Выполняй.

Каприс впитывала в себя его силу и тепло. Глаза ее были закрыты.

— Хорошо.

Он взял ее за подбородок и поднял лицо навстречу своему.

— Они не причинят тебе вреда. Ты для них только заложница. Ты им не опасна — если не увидишь их лиц. Так что мне придется снова завязать тебе глаза перед тем, как они вернутся.

Она кивнула, доверяя ему свою жизнь.

— Понимаю.

Сурово сжав губы, Куин покачал головой.

— Нет, не понимаешь. Но я ничего объяснять не буду. Только дам тебе обещание: тебе больше никогда не придется пережить подобное.

Будь у Каприс свободны руки, она крепко обняла бы его.

— Не надо ради меня снова ранить себе душу! — умоляюще попросила она.

Все его напряженное тело говорило о том, что он не собирается ее слушать.

— У меня нет души.

— Нет, есть! Я нашла ее и не собираюсь отказываться ни от нее, ни от тебя.

Куин не позволил себе отреагировать на ее заявление. Он знал, что необходимо сделать. Даже она не могла сейчас изменить его намерений. Удар в дверь возвестил, что их время закончилось. Куин взял со стола повязку.

Каприс прочла в его глазах муку, которую он не хотел, а может, и не мог прогнать. Ее руки ныли от потребности обнять его.

— Я помню, как ты в ту ночь велел мне закрыть глаза, — чуть слышно прошептала она. Если она не может спасти его от адских мук, то хотя бы может дать воспоминание, которое хоть на секунду усмирит боль. — Темнота создана для тайн. Но я в моей темноте не буду думать о них. Со мной будет твое лицо и воспоминания о тебе.

Куин в последний раз заглянул ей в глаза, а потом закрыл их повязкой. Будущее, пепел его потерянной чести. Каприс, его маяк, живая и любящая. Он завязал узел, а потом наклонил голову и на секунду прижался к ее губам. Он уже разделил с ней страсть, любовь, опасность и ложь. Но до этой минуты она не знала о его нежности.

— Думай обо мне, дева-воительница, пока я не приду за тобой.

Ее улыбка оставила на его душе шрам — более глубокий, чем все остальные. Он отвернулся от нее. Настоящее и будущее были окрашены алыми пятнами прошлого.

— Ты не можешь пойти на такое! — резко проговорил Киллиан, когда Куин коротко закончил излагать ситуацию, сказав, что Каприс оказалась заложницей, и назвав цену ее свободы.

Не обращая внимания на гнев Киллиана, Куин начал переодеваться. Его мысли лихорадочно работали, пытаясь найти невозможные ответы ради женщины, которую он любил. В его мыслях не было места для эмоций Киллиана.

— Таков уговор. Этим я покупаю ее свободу.

Киллиан сунул руки в карманы, стараясь подавить гнев и вернуть себе способность мыслить здраво.

— Ты подписываешь собственный смертный приговор! И ты никогда в жизни не был наемным убийцей. Я не верю, что теперь ты готов им стать.

Куин не пытался опровергнуть его аргументы. На это не было времени. Он шел на самый крупный риск за всю свою жизнь.

Киллиан смотрел на шрамы, обезобразившие широкую спину Куина.Он видел их уже слишком много раз, чтобы реагировать на это зрелище, хоть оно и было поистине ужасным. Он нахмурился, лихорадочно перебирая в уме все варианты, понимая, что время убегает стремительно, словно вода из решета.

• Предыдущая
• 29/44
• Следующая