Фантастическое приключение городского лучника (СИ) - "Сергей serdobol" - Страница 16

— Ну-ну, помним, — глянул на меня Пятак, — эт те бегунцы, что остались после ночной битвы, когда Пепел к нам пришёл.

— Ну! — Не выдержал я, — Что случилось то?

— Ты што так раскалилси-то? — Засмеялся Данилка, — прям хоть кувалду бери и куй по темечку. — Ни чё не случилось, просто оттаивать он начал, перестал метаться, плакать, но всё равно в головушке белки скачут. Пожалела его одна вдовица и приняла к себе жить. Он, по началу, как дитя звериное был, а потом отходить начал, видать женское сердце чудо сотворило. Она то теперь говорит, что любит его, а он об этом и понять не может. Ныне привела она его сюда, к Бурею, мол он может поможет, разум поправить, крышу так сказать подлатать. Ну Бурей-то вдовицу расспросил, а про то как лодии буртасские сто лет перемахнули, расспросил особо. — Рассказал Данила и принялся хлебать щи, поглядывая на нас с Вовкой.

— Ну а мы-то тут причём? — Спросил я.

— А при том браты, что Бурей нас приглашает в своё логово, на капище, так как мы тож через время шагнувшие были. — Облизнул ложку Данила и хлопнул ею по столу.

Мы с Володькой открыли рты.

— Ну што вылупились аки сычи? — Спросил, как ни в чём ни бывало, хохмач, приглаживая усы.

— Ты что же чувак столько молчал? — Привстал из-за стола Пятак с шипеньем, — мне ж даже не с кем потрещать было о былом, о кино и прочем!

Я ловил ртом воздух и не верил происходящему.

— Тихо, тихо Вовко! — Выставил вперёд ладони Данила, — я ж из прошлого сюда попал, за сто пятьдесят годочков.

Вовка плюхнулся на лавку, в горнице воцарилась тишина. Все думали про себя. Наконец Володька очнулся:

— Всё равно мог бы сказать. — Помолчав добавил, — а как попал то?

Данила собрался с мыслями и коротко рассказал.

— Прибыл тогда на Русь митрополит — грек Феопемпт. В Киеве уже золотые врата стояли. Вроде всё нормально, но народец некий, роптать начал по разным углам Руси. Я тада уж крещёный был, а зазноба моя нет. Вышло так, что якобы язычники, осквернили Десятинную церковь. В Киеве началась охота на осквернителей. Народ старой веры начал уходить в леса и ещё по-далее. Докатилась и до нас в Курск эта жатва… …Я со своей Милёной, на купалу, у костров был и тут конные налетели… Никто не готов был, а как подготовишься, все на свету костров, а подсылы с тьмы ночной наехали. …Кого за волос ловили, кого верёвкой, кто отпор давал, того успокаивали мечом, аль копием… …Я кричал что крещёный и что Милёна моя, а что толку (?), они выполняли чей-то посыл. — Данила замолчал, переживая давние события, взъерошил волос и криво усмехнувшись продолжил, — Когда её за косу потащили, я уж не выдержал, одного скинул с коня, обезоружил, и дал отпор. Пятерых зарубил, меня тоже чутка зацепили, Мелёну потерял во тьме… а утром объявили, что чародеев и антихристов казнить будут прилюдно. Пошёл я искать милушку свою, а её на площадь с другими купальниками ведут… Ох и горько мне стало тогда! Горько за правду нашу, и за любимую. Это она то чародейка? Она антихрист? Она мыша в амбаре убить боялась. Унёсся я рысью домой, одел сброю и на площадь… Во общем вырвал я любимую из лап зверских, а за мной погоню отправили. — Данила вытер лоб и продолжил. — Целую седьмицу мы скрывались, потом, хвост мне, всё же, прищемили. Нагнали в лесу, а мы у реки отдыхали, их десяток я один. Ну думаю стрелами побьют, так нет, решили живьём брать. Я дал им бой, шестерых закрутил и посёк, остальные скрутили любушку мою и на коня… …я за ними, а их нет, исчезли. Спужался я тогда сильно, думал колдовство, но всё ж ринулся по следам и вот незадача след пропал. Я вперёд пробежал, нет следов. Ну думаю надо на-конь, и поискать, оборачиваюсь, а и коня нет, и полянка не та. Вот тада мне Бурей и встрянулся. Он мне всё разъяснил, я принял спокойно, и решил что здесь буду искать любушку мою Мелёну, а Бурею дал слово ни кому не говорить.

Данила замолчал. Молчали все. Под потолком, жужжа, кружили мухи, Светла за спиной всхлипывала, закрыв лицо платком.

— Ни хрена себе! — Прошептал я, — а нам что ж рассказал?

— Ныне Бурей дозволил.

Я резко обернулся на Светлу, та с легкой улыбкой проговорила:

— Я уж давно знаю что вы с Володей не тутошние, а вот о Даниле не догадывалась. Не бойтесь, я никому…

Обстановку разрядил детский плач и лай собаки. В горницу, по детски не уклюже перешагивая порог, плача огромными слезинами, зашла дочка Настя:

— Тятя, мама, — всхлипывала она, крутя грязными кулачками глаза, — Петя Натю попу клюк.

— Что-что? — Не понял Данила.

— Пятух в попу клюнул. — ответила жена и повела дочку к кадке умыться.

— Настя, а Люля за тебя заступилась? — Спросил Данила.

— Да. — Резко констатировала малютка сквозь мамины умывающие ладони, — Люля на петю ав, ав, ав. Петя на заболе сидит и боися.

Мы засмеялись. В хату зашла лохматая Лю, дождавшись Настю, лизнула её в щёку и вывела на двор кормить птиц.

— А что ж мы Бурею понадобились? — Спросил я.

— А хто его знает, можт узнать что хочет. — Задумался Вовка.

— А когда?

— Ноня звал. — отозвался Данил.

— Ну давай сходим, может чем пособим. — Согласился я. — Светлушка, мы до Бурея обернёмся.

На окраине селения, под лесом нас ждал Доброшка. Он уже был не тот восьмилетний мальчуган, он был подросшим, посерьёзневшим подростком.

Как же он догадался что мы идём, подумал я, но спрашивать не стал.

…Пройдя ельник, мы подошли к осиновому коридору. Конские черепа глядели на нас пустыми глазницами как бы спрашивая: «А ты» (?) Я молча поздоровался и двинулся за Доброшкой, за мной шли друзья.

На поляне стояли прежние изваяния богов, горел большой костёр и на деревянном троне, от которого отросли ветки с молодыми листочками, сидел Бурей с посохом в руке. Возле него сидел тот самый человек, о котором говорил Данила. Он играл с мелкими косточками, какого-то животного иногда посмеиваясь.

— Встань чадо ПрокОш, пришли твои друзья. Они хотят с тобой выпить и поиграть. — Добродушно произнёс ведун, обращаясь к безумному.

Прокош подошёл к нам, оглядел, остановившись на мне спросил:

— Почему ты в печали? Я не хочу пить, давайте играть.

— Но они не будут играть, пока ты с ними не выпьешь. — Прозвучал, теперь уже властный, голос Бурея, отдавшись по спине мурашками.

Мужчина расстроился, что-то тихо промямлил и согласился. Я был поражён пустыми, глуповатыми глазами человека, который когда-то был смелым войном.

Доброга поднёс четыре берестяных кружки, одну подал персонально прокошу, три другие мы взяли сами. Молча выпили. Потом началось не вероятное. Безумец зашатался, лицо его покраснело, он заплакал говоря, что ему очень жарко, потом резко побелел и впал в беспамятство.

Он зашатался, его ноги начали подкашиваться. Мы бросились поддержать, но Бурей остановил наши действия и велел отойти от подопытного.

Лес накрыли сумерки. Лесные стены поляны казались чёрными. Лики богов, смотрели на происходящее, отражая играющий свет костра и казалось блюли правду действия, не допуская кривды. Они были строги, суровы и справедливы, страшны и добры. Мне стало не по себе, я задрал голову, отключившись от происходящего. Серое темнеющее небо принимало улетающие искры костра и растворяло их в себе. Справившись с суеверным, первобытным чувством я вернулся к происходящему на капище.

Прокош шатался как пьяный, с трудом балансируя на подломившихся в коленях ногах. Казалось, что он вот-вот упадёт, но этого не происходило, он стоял, словно сопротивляясь не видимому ветру. Бурей начал говорить, перечислять богов, обращаясь к ним и отгоняя кого-то. Чуть отхлебнув из глиняного сосуда, он устроил допрос безумному. Тот хныкал, но рассказывал. Из бессвязной речи одурманенного, в конце концов, прояснилась картина давних событий…

… Прокош и его брат Прокуд были изгоями из Новгорода, за поножовщину. Подрезали какого-то персида, но не просто так, а защищаясь, ибо тот требовал уступить ему и его четырём охранникам дорогу. Братья упёрлись, мол мы дома и тут хозяева, а тот, я ибн Раджа или как там у них наглец… Прокош ответил, что послать бы тебя на., да видать ты оттуда пришёл, толпа вокруг спорщиков ударилась в смех. Толмач перевёл слово в слово, завязалась перепалка, переросшая в схватку. Те сабли вон из ножен, а братья засапожники в руки и показали наглым «гостям» где раки зимуют, в живых остался один охранник. Потом судилище было, братьёв выгнали из города. Они помыкались и прибыли в Рязань. Начали обживаться, Прокуд женился, детки пошли… А потом было не довольство Новгородом и их как Новгородцев прижали на торге, послухи они. Когда братья домой доползли, от дома один пепел и жуткое зрелище осталось… Не стало у Прокуда жены и детей, погорели. Дальше мужиков ждала ватага на Волге, разбой, злость, кровь и обиды на судьбу. В одном из походов, ночью, их две лодии прошли сквозь густое воздушное марево, оказалось, что очутились здесь, на сто лет назад от своего времени…