Отдельное поручение
(Повесть) - Двоеглазов Владимир Петрович - Страница 7

Следователь: Вы утверждаете, что Кобенков поспорил с Читашвили на бутылку коньяка, что вертолет вернется вечером в порт?

Молоков: Вот именно, утверждаю. Из-за бутылки угробили людей и почту не взяли. Поэтому я и пошел к прокурору, хоть он и болеет. Больше ничего добавить не могу, мне прочитано следователем вслух, записано с моих слов верно».

Было в этом нечто парадоксальное: их спасло бы сейчас преступление, совершенное на участке Цветкова. Кража, поножовщина, пропажа без вести — чье-либо несчастье обернулось бы им во спасение. Начальник отдела не захотел бы посылать сюда других сотрудников — их и так не хватало в ГРОВД быстрорастущего нефтяного города, а попытался бы связаться с теми, кто уже есть на участке: позвонил бы в сплавконтору, те — в свое отделение в поселке Кедровом, куда, по-видимому, были вывезены рабочие, и довела бы ниточка до клубочка.

Участок Цветкова средний был по площади — сорок четыре тысячи квадратных километров, чуть больше территории Дании, но заселенность его ни в какое сравнение с этой европейской страной не шла. В деревнях годами не случалось ни краж, ни тем более грабежей и разбоев, а убийства случались раз в десять лет. Что касается мелкого хулиганства, то там, если кто-то и махнул пару раз кулаком, выматерился в клубе или еще что подобное сотворил, его быстро приводили в чувство сами местные жители. Конечно, случись в тот момент участковый, он мог бы составить протокол и отправить хулигана в город, что Цветков иногда и делал, когда оказывался свидетелем таких происшествий, причем сам никогда никого не конвоировал, а просто вручал протокол и отправлял с ближайшим транспортом в город: хулиган сам являлся в отдел.

— Валя! — закричала Ледзинская. — Валька, смотри, что это?

Он глянул, куда она показывала, но ничего особенного не увидел. То есть увидел то, что они видели и раньше: метрах в ста пятидесяти от остальных строений стоял небольшой балок. Ледзинская уже бежала к нему.

Цветков догнал ее и тут только понял, почему она так разволновалась.

К торцовой стене балка был приколочен длинный шест. Он был невидим раньше на фоне леса, но с этой точки, где они теперь находились, шест оказался на фоне широкого просвета в частине — там выходила трасса.

Мачта действительно оказалась антенной. Провод от нее шел через аккуратно просверленное отверстие внутрь балка. Дверь была со стороны леса, и, забежав туда, они остановились и почти весело переглянулись.

— Там рация, Валька! А то зачем бы стали закрывать, правда, Валь?..

— Посмотрим, — сдержанно отозвался Цветков, но сам обрадовался не меньше. В самом деле: почему бы здесь не оказаться рации? Ведь оставлены же трактора, двигатель электростанции, запчасти, матрацы, рабочая одежда.

В балке были окна, но в окна они не заглядывали: то ли чтобы заранее не расстраиваться, если радиостанции вдруг не окажется, то ли потому, что балок все равно вскроют, независимо от того, увидят через окно рацию или нет. Вообще, насколько они спешили к балку, настолько теперь не торопились заглянуть внутрь.

Цветков бормотал что-то, озираясь в поисках подходящей железяки, чтобы поддеть петлю. Железяк вокруг валялось в достаточном количестве, в том числе и таких, какие подошли бы Цветкову, но он как бы не замечал их, продолжая озираться. В голове вертелось совсем не то, как и чем вскрыть балок — в конце концов, на это-то ума много не требовалось, — а то, как быть, если радиостанция окажется, а аккумуляторов к ней не будет, или будут, но посаженные. В голове лейтенанта зрел уже план собрать несколько аккумуляторных коробок по тракторам, разыскать электролит или кислоту, соляр (должен же где-то быть в окрестностях склад ГСМ), расконсервировать двигатель электростанции или одного из тракторов, запустить его и зарядить аккумуляторы. И, пожалуй, не столько даже возможность спасения при помощи рации вдохновляла его на эти размышления (хотя, конечно, дело реальное), сколько то, что теперь, если окажется станция, что-то будет зависеть и от него, лейтенанта Цветкова. Подобрав, наконец, железяку, он подошел к двери.

Ледзинская тоже терпеливо ждала, в окно ни разу не заглянула или хотя бы для приличия за дужку замка не дернула; она достала из портфеля зеркальце и губную помаду, как будто Цветков уже вызвал вертолет — вот-вот прилетит — и нужно привести себя в порядок.

Цветков взялся за дужку замка так осторожно, словно не железякой орудовать собирался, а составлять протокол осмотра, — и дужка вдруг сама отвалилась. Моментально пересохло во рту. Дрожащими руками лейтенант снял замок и потянул дверь.

Конец оголенного провода, идущего из отверстия в стене, нелепо болтался над столом. На полу стояли два грязных аккумуляторных ящика. Радиостанции не было.

«Старший следователь прокуратуры младший юрист Хомяков взял объяснение у Карелиной Елизаветы Андреевны, 1952 года рождения, уроженки г. Загорска Московской области, проживающей по ул. Ленина, 81, кв. 3, русской, члена ВЛКСМ, образование среднее специальное, диспетчера отдела перевозок аэропорта, несудимой».

«По существу заданных мне вопросов поясняю, что 10 октября 197… года ко мне в диспетчерскую зашел командир Ми-4 Анатолий Кобенков. Это было в 11 часов 30 минут Москвы. Время я запомнила хорошо, потому что, когда он вошел, я по профессиональной привычке взглянула на часы: Анатолий только что вернулся со 119-й буровой, куда отвозил сменную вахту, и я отметила, за сколько он управился. «Ты одна, Лиза, — сказал он, — вот и хорошо, я должен сообщить тебе нечто важное…» Я приготовилась его выслушать, но в это время в отдел буквально ворвался начальник авиасейсмической партии Константин Шалвович Читашвили и стал жаловаться Анатолию, что партия безнадежно завалила план и что если Кобенков не выручит, то вообще все пропало. Читашвили позарез нужен был вертолет, причем обязательно почему-то с утра, и он просил Анатолия вернуться вечером в порт, а наутро Читашвили рассчитывал уговорить наше начальство отдать борт ему, Анатолий пообещал. Я до сих пор не знаю, почему вертолет понадобился Читашвили именно с утра: его партия базировалась тогда в Урманном, подлет туда из нашего порта меньше часа, так что отвезти взрывчатку и вернуться обратно вполне можно было успеть после обеда. Впрочем, в тот момент я не придала этому большого значения и, скорее всего, забыла бы уже обо всем, если бы не происшедшая теперь трагедия, в которой, как говорят, повинен Анатолий. Это все, что я могу сказать.

Следователь: Кто говорит, что в трагедии повинен Кобенков?

Карелина: Так говорят все наши портовские.

Следователь: В чем конкретно представляется им вина Кобенкова?

Карелина: В том, что он бросил людей в тайге. Но я не могу в это поверить. Тут какая-то ошибка. Анатолий не мог сознательно бросить людей. Он не способен на подлость и тем более на преступление.

Следователь: Вы сказали, что Читашвили «просил» Кобенкова вернуться вечером в порт. Разве на вашем авиапредприятии пилоты сами решают, куда им лететь и когда возвращаться?

Карелина: Нет, сами они таких вопросов не решают. Но при внетрассовых полетах в неразведанных районах очень часто нельзя предсказать заранее, когда вертолет прилетит из тайги. Пилот может задержаться на загрузке, выгрузке, на подборе площадки с воздуха, может пережидать грозовой фронт и так далее. При внетрассовых полетах от экипажа зависит очень многое. Опытные летчики часто выполняют гораздо больший объем работы, чем это оговорено в заявке клиента. Анатолий, например, очень часто выручал таким образом Читашвили.

Следователь: В каких отношениях находитесь вы с Кобенковым?

Карелина: Раньше мы встречались с Анатолием. Но как раз в тот день, 10 октября, когда Анатолий с милицией на борту вылетел в Итья-Ах, вечерним рейсом прилетела его жена на Як-40.