Отдельное поручение
(Повесть) - Двоеглазов Владимир Петрович - Страница 28

Шлюпка шла, между тем, последним плёсом, в середине которого нужно было причаливать к правому берегу. Берег здесь был высокий, и лейтенант высматривал место, где легче будет подняться, когда заметил внизу заснеженного спуска длинное темное тело… Лодка!.. Он положил рычаг-газ влево и метра за три до берега нажал кнопку «стоп». Через секунду шлюпка мягко ткнулась в прибрежный мох против вытащенной из воды и перевернутой лодки.

Первым на берег выпрыгнул Пятаков с чалкой. Закрепил бечевку за росшую у самой воды хилую елку. Хмуро сказал остальным:

— Вылазь.

Лейтенант повернул краник отстойника, отсоединил шланг, аккуратно намотал его на рожки бензобака и, дождавшись, когда выбрались все, сказал, указывая на высокий берег:

— Поднимайтесь… Погоди, я тебе помогу, Ольга Васильевна.

Ледзинская хотела ответить: «Ничего, я сама», но вдруг поняла, что участковый остановил ее вовсе не затем, чтобы помочь.

— Портфель мой захвати тоже, — сказала она.

Трое карабкались на кручу; пока они трещали сучьями и ругались вполголоса, скользя по снегу резиновыми сапогами, лейтенант, подхватив левой рукой оба портфеля, правой на ходу расстегнул кобуру и, оказавшись рядом с Ледзинской, громко сказал:

— Возьми портфель, — протягивая в то же время и пистолет. Она взяла без удивления, сунула в карман пальто и подумала: хорошо, что не успела зашить кармане дырку — туда прошло дуло, и пистолет лег удобно, как в кобуре. — Если что — стреляй поверх голов, — сказал инспектор. — Пошли!

Трое наверху прислушались: о чем говорят меж собой милиционеры? Но лейтенант рассчитал правильно: говорить нужно тогда, когда они лезут, треща сучьями, и не могут обернуться, а теперь, когда трое, затаив дыхание, вслушивались в то, о чем говорят и что делают внизу, — там уже ни о чем не говорили и ничего особенного не делали, а тоже, треща сучьями и поминая черта, карабкались вверх по склону.

Здесь, наверху, под редкими кедрами, было темнее и лиц не видно, но участковый определил по напряженным позам и напряженному молчанию, что трое чего-то ждут. Они стояли шеренгой, которая, впрочем, едва угадывалась. Сомнение мелькнуло еще раз: нужно ли?.. Но пистолет лежал уже в кармане Ледзинской. И эта расхлябанная шеренга, похожая на строй мелких хулиганов перед разводом на работу, тоже чего-то ждет. Конечно, они не знают, что именно предпримет лейтенант, но знают, что что-то предпринять собирается, и отступить сейчас — значит, сдаться.

Он оглядел расхлябанный строй и твердо начал:

— В осуществление данных мне полномочий объявляю вас всех троих, — сделал он шаг в их сторону, чтобы обращение выглядело убедительней и не могло быть истолковано превратно, — задержанными по статье сто двадцать второй Уголовно-Процессуального Кодекса Российской Федерации. — Ледзинская при этих словах удивленно подняла брови, но, к счастью, в темноте этого никто не заметил. — В соответствии с данной статьей, — продолжал лейтенант, — вы считаетесь находящимися под стражей, и в случае побега будет открыт огонь. Так как в настоящее время возникла необходимость… проследовать этапом к месту ночлега, создается специальная конвойная группа в составе меня и лейтенанта Ледзинской. Командование конвойной группой беру на себя. Исходя из реальных условий конвоирования, а также специфичности передвижения по ночному лесу, побегом будет считаться пять шагов в сторону от колонны. Порядок следования до ночлега следующий: впереди я, за мной задержанный Пятаков, далее задержанные… как стоите по строю, — он пожалел в этот момент, что все еще не спросил у них фамилий и что, пожалуй, лучше бы следом пустить толстячка. Но поздно спрашивать фамилии: могут соврать, и тогда задержание — и без того достаточно условное — обратится в фарс. — Замыкает колонну лейтенант Ледзинская. — Он посмотрел в ее сторону.

— Есть, — вяло отозвалась та.

— Интервал движения — три шага, — закончил Цветков. — Вопросы, жалобы есть? — неожиданно для самого себя задал он прокурорский вопрос, но очень уж хотелось узнать, как отнеслись к его словам трое.

— Жалоба есть, — нехотя откликнулся Пятаков.

— Слушаю.

— Горячим кормить думаете? Уже кишка кишке рапорт отдает. — Непонятно было: серьезно он говорит или мурыжится. — Раз задержанные, положено кормить… Я законы знаю.

— Кормить будем, — сказал лейтенант. — По прибытию к месту ночлега. Еще вопросы есть?

— Есть вопрос! — сорвавшимся от долгого молчания голосом вскричал толстячок. — Вы думаете, мы это потерпим?! Это глумление!

Лейтенант спокойно сказал:

— Повторяю для тех, кто не понял и думает, что здесь профсоюзное собрание: пять шагов в сторону — считается побег. — Он помолчал. — Оправка произведена?

— Чего? — спросил парень в энцефалитке.

— Произведена, — ответил Пятаков.

— Да вы что, издеваетесь?! — завопил толстячок, не трогаясь, однако, с места и соблюдая шеренгу.

— Истерику прекратить. Во внимание не берется. Лейтенант Ледзинская!

— Я.

— Предъявите личное оружие.

Трое переглянулись. Она сунула руку в карман и достала пистолет. Подкладка кармана вывернулась вслед за стволом, и Ледзинская, перехватив пистолет в левую руку, правой быстро затолкала подкладку обратно. Потом сообразила, что в темноте дырку никто увидеть не мог, и усмехнулась своей поспешности. Взяла пистолет в правую руку.

— Поставить на боевой взвод! — приказал Цветков.

Она опустила флажок предохранителя и, собрав все силы, быстро передернула затвор. Трое опять переглянулись. Слава богу, сказала себе Ледзинская, подумав, какой был бы сейчас конфуз, если б не хватило сил передернуть, а этот парень в геологическом костюме, наверное, недавно из армии и помнит, как должен лязгнуть затвор, если его дотянули, а не просто дернули да отпустили.

Лейтенант Цветков между тем был в коротком замешательстве. В ту же секунду, как Ледзинская взвела пистолет, раздался быстрый шурхнущий звук — вылетел патрон из патронника. Как же он забыл, что пистолет заряжен девятью патронами, и при передергивании затвора один патрон вылетает! Что теперь делать?.. Искать патрон? Едва ли отыщешь его сейчас в глубоком мху даже с фонариком. Его и днем-то вряд ли найдешь, если не заметил, куда он упал. И эти трое… что они подумают?.. Ладно, отчитаюсь как-нибудь, подумал Цветков.

Впрочем, никто не обратил внимания на звук. Может, сучок под чьим-то каблуком хрустнул: мало ли звуков может быть в ночном лесу? Лейтенант подхватил свой портфель и скомандовал:

— Нале-во!

Трое нехотя повернулись. Ледзинская поставила пистолет на предохранитель и сунула в тот же карман-«кобуру».

— Эх-ма… — вздохнул Пятаков.

— За мной с интервалом в три шага марш! — скомандовал лейтенант и, не оглядываясь, пошел по тропе. За ним двинули остальные. Ледзинская немного задержалась.

Тропа вела через кедровую гриву. Деревья стояли торжественно и прямо, как на построении, и лес был чистый, без коряг и бурелома, будто ухоженный. В просветы между хвойными лапами пробивались мерцающие звезды, а Млечный Путь был четко оконтурен и походил на неяркое северное сияние. Ягель проседал под ногами — пятеро шли бесшумно, как призраки; их короткие тени исчезали в бездонной глубине лесных теней и когда на мгновение выползали на тропу, то казались существами более плотными и реальными, чем их хозяева, как бы растворенные в эфирной чистоте морозного воздуха. Тени словно бы не зависели от людей, не ими отбрасывались, а просто следовали по пятам, как соглядатаи или агенты неведомого мира.

Снег в этом месте шел, видно, недолго — едва присыпал ягель и тут же, подтаяв, просочился к земле; миллионы крошечных теней от ягельных стебельков слились в сплошное темное поле, и оттого казалось, что снег здесь не шел вовсе. Но на тропе ягель был примят, кой-где вытоптан начисто, и снег здесь лежал ровным белым слоем, не затемняясь, а лишь немного тускнея под кедрами. Весь путь до избушки, словно присыпанный мукой, обозначался так хорошо, что заблудиться было невозможно. И совсем неважно было знать дорогу: просто иди по белой тропе. Цветков подумал, что, догадайся он об этом наперед, он бы не стал отдавать пистолет Ледзинской и затевать все на берегу, а шел бы сейчас сзади, и браконьеры были бы как на ладони. Но теперь, когда существовал железный порядок передвижения и браконьеры ему подчинились, менять ни к чему. Не нужно суетиться. Суету порождает неуверенность.