Отдельное поручение
(Повесть) - Двоеглазов Владимир Петрович - Страница 10

Подытожив изложенное, можно смело утверждать, что в сложившейся 10 октября 197… года ситуации командир Кобенков поступил как сознательный гражданин, истинный патриот нашего нефтяного края, поборник новых идей и хороший товарищ.

Я глубоко убежден, что происшедшая трагедия есть не что иное, как роковое стечение обстоятельств, к которому командир Кобенков никоим образом не причастен.

Что же касается пресловутой бутылки коньяка «Наполеон», то я действительно на другой день вручил ее Кобенкову, однако прошу учесть, что по национальности я грузин, хоть и живу на Крайнем Севере уже двадцать лет, а у нас в Грузии даже в шутку данное слово должно быть свято выполнено. Зная наш национальный обычай и мой характер, Кобенков взял коньяк, так как не хотел лишних споров, однако ни в коем случае нельзя допустить, чтобы сам этот факт, неверно оцененный, имел бы решающее значение в решении судьбы прекрасного пилота.

Коньяк «Наполеон» в качестве сувенира подарил мне один известный геофизик, который летом, во время служебной поездки по нефтяным районам Западной Сибири, посетил полевой отряд моей партии, где ему также был преподнесен сувенир — шкура медведя, вручал которую ударник коммунистического труда взрывник Николай Мефёд. Нельзя же из этих дружеских жестов делать далеко идущие выводы. Бутылку в данном случае следует рассматривать как безделушку вроде медвежьей шкуры, и в качестве таковой я и преподнес ее командиру Кобенкову.

В связи с изложенным прошу Вас, товарищ прокурор, вмешаться в следствие по делу Кобенкова Анатолия и указать следователю тов. Хомякову С. Д. на недопустимость сокрытия истинной сути дела путем выпячивания второстепенных деталей. Всячески надеюсь на Вашу объективность в данном вопросе.

К. Читашвили».

— Моя как фамилия? Капитан Аверин… Да, Аверин… Вы напрасно возмущаетесь, я вам сказал, что сейчас подъедем… Да при чем тут лодочная станция? Лодочная станция уже неделю как закрыта! То есть фактически вы бросили мотор на берегу без всякого надзора!.. Да-да… Ждите, сейчас выезжаем…

— Иван Иваныч…

— Да, ну и дела… погоди, Панкин, не до тебя… Алё, Антонов? Собирайся на происшествие… Мало ли что очную ставку проводишь! Ты сегодня дежурный следователь — вот, у меня по книге нарядов записано!.. Ну вот и собирайся без разговоров! Всё у меня!.. Николай Михайлович, вот хорошо, что идешь, как раз тебе звонить собирался…

— Что такое?

— От вас, от уголовного розыска, кто поедет?

— Куда?

— На происшествие.

— А что там?

— «Вихрь» увели с лодочной станции.

— С лодочной станции? Так она ведь уже не работает.

— Да в том-то и дело!..

— Когда увели?

— Три дня, говорит, как поставил, и с тех пор не наведывался… Зима уж на носу, а они все моторы тащут… По снегу, что ли, ездить на них собираются. Так кто от вас поедет?

— Кто поедет? Дежурный инспектор и поедет, смотри там по книге нарядов.

— Слепцов сегодня, так он уже уехал.

— Куда?

— Позвонили, что драка в микрорайоне…

— Драка? Как это понять — инспектор уголовного розыска поехал на драку? Вот теперь на кражу сам поезжай!

— Николай Михай…

— Тебе сколько говорить: инспектор ОУР выезжает только на неочевидные преступления: убийство, изнасилование, кража, грабеж, разбой — вот! А ты его на хулиганку отправил.

— Так видишь ли, Николай Михайлович… Стой, не уходи, начальник звонит… Слушаю, товарищ майор.

«Что у тебя там за шум? Иван Иваныч, как ты дежуришь — в дежурной части всегда базар. В дежурной части должны находиться дежурный и его помощник, сколько же можно говорить одно и то же! Остальным нечего делать. А у тебя там накурят — не продохнешь, и палас уже в тряпку превратили. Вот тебе и лицо милиции. Ты поучись у Уполовникова, даром, что тебе в сыновья годится!»

— Товарищ майор, никак опергруппу на происшествие не соберу. Начальник уголовного розыска не дает инспектора, потому что я дежурного инспектора на другое происшествие направил… Я откуда знаю: может, там драка, а может — подкол, а он говорит, что я его на хулиганство отправил…

«Когда точно не знаешь, надо самому выезжать. А что за происшествие?»

— Кражу «Вихря» заявляют, товарищ майор. Видно, уж последнюю нынче… под занавес… чтоб не сглазить…

«Пусть зональный съездит. А ты, Иван Иваныч, вот что возьми на заметку. Подполковник Громов прибывает на Як-40. Так чтоб ты «УАЗ» пока никуда не направлял. Я поеду встречать в порт».

— Ясно, товарищ майор… Николай Михайлович!

— Ладно, Кобрусев поедет, но я начальнику буду докладывать. А то ты скоро моих инспекторов заставишь пьяных подбирать с улиц.

— Подумаешь, аристократы — уголовный розыск. Они только на убийство да на разбой… Слушаю — дежурный… Да какая нефтебаза. Милиция. Набирайте без ноля… Пожалуйста…

— Что такое, товарищ капитан?

— А, ты уже готов, Кобрусев? Да с этой АТС, ну ее к черту. Теперь из Южной части звонить — ноль надо набирать, а отсюда — с пятерки… Народ путается…

— Куда ехать-то?

— «Вихрь» с лодочной станции увели.

— Опять «Вихрь»… Из следователей кто едет?

— Антонов. Сейчас подойдет. А ты сходи пока за Куликовым, он в ГАИ, кажется, сидит…

— За Куликовым? Это что же — на автозаке, что ли, ехать?

— Ну, а на чем же? У меня вертолетов нету.

— Туда автозак не пройдет, на лодочную станцию. Давайте «УАЗ».

— До торговой базы доедете, а там пешочком пройдетесь.

— Так «УАЗ»-то вам жалко, что ли?

— «УАЗ» сейчас в порт пойдет, подполковник из УВД прилетает.

— Ну так что ж, что подполковник. Нам ведь на происшествие. Нехорошо, товарищ капитан, в органах внутренних дел подхалимаж разводить…

— Помолчи! Мне подхалимаж уже не нужен, лейтенант Кобрусев, мне через полгода на пенсию… Этот подполковник до Берлина пешком дошел, а ты лишних пять шагов сделать боишься…

— Да пошутил я, Иван Иваныч… Доедем, конечно, на автозаке…

— Вот — правильное рассуждение… Я же говорю: нынче молодежь понятливая, разъяснить только надо… Ох, и тяжелый же ты на подъем, старший лейтенант Антонов!

— Мне очную ставку надо проводить, еле свидетелей собрал, а из-за вашего несчастного «Вихря» пришлось отпускать!

— А ты раз дежуришь, Антонов, то и не вызывай людей… Планируй, что оторвать могут на происшествие.

— Так ведь сроки-то жмут! Это ведь… дело-то это… от Оли Ледзинской осталось. Незаконченное…

— Так что ж ты сразу не сказал, Саша? Я б уж нашел кого-нибудь, на кражонку-то съездить…

— Ладно, что теперь… Раз уж так… Поехали, Гена.

— Ага, поезжайте, ребята… Постараюсь, Саша, не дергать тебя сегодня, кончай это дело-то. А к людям, которых отпустил, я тебя вечерком свезу на машине, проведешь ставку…

«Владимир Федорович, дело такое, что не терпит рассуждений вокруг да около. Давайте говорить прямо, по-партийному. Как вы считаете; не слишком ли молод?»

«Что молод, верно, Владимир Петрович. Но толковый».

«Я не об этом. Согласен, что толковый. Я вот о чем: достаточно ли твердо осознает свое место? Свои полномочия? Права? А не только обязанности? Вот что мне сейчас представляется очень важным. В этом случае молодость и отсутствие опыта — большие помехи. Кстати, где у вас второй следователь?»

«Высоковский? В отпуске. Притом уехал очень далеко — в Югославию. Так что не отзовешь. Да, не ко времени меня скрутило…»

«Этим мы, к сожалению, не распоряжаемся. А вот прокуратуре помочь, видимо, в состоянии. Не попросить ли нам помощи областной прокуратуры?»

«Думаю, нет необходимости, Владимир Петрович. Он ведь не один, Хомяков. В милиции лучших сотрудников подключили… Кроме того, из области, из управления, Громов подлететь должен… Уж этому в опыте не откажешь, старый волк. Так что, думаю, общими усилиями мы справимся…»

Они стояли у обрыва гусеничного тракта, ведущего к реке, и смотрели на черную воду Итья-Аха. Плёс в этом месте выгибался подковой, Цветков и Ледзинская находились на выпуклой ее стороне и со своего места видели оба поворота и оба мыса на правом берегу. Здесь, у реки, было прохладно. Пальто они вместе с портфелями оставили на берегу и теперь продрогли.