Раскадровка (СИ) - "Ulla Lovisa" - Страница 34

— Благодарю Вас.

Она стремительно выбежала из дома, и как только переступила порог, обнаружила нацеленными в себя два длинных жадных объектива фотокамер. Именно этого ей сейчас и не хватало! Папарацци стояли на проезжей части, сразу за представительским Мерседесом Марко. Какая-то мелочная, подлая частичка сознания Норин захотела, чтобы они поцарапали самодовольно блестящий бок седана. Она торопливо шагала к повороту, стремясь оторваться от крадущихся за ней фотографов, и прислушивалась к себе. Возмущена, обижена, но не ранена. Норин ощупала собственное сердце, но не отыскала ни дыры, ни трещинки — ничего. Измена Марко ей не болела, её только злило, что всё это время он находил в себе бессовестную наглость чего-то от неё требовать, жаловаться на одиночество и лгать о том, что скучает в то время, как рядом с ним была вездесущая Ханна. А ещё её задел его выбор. Норин не была о себе заоблачного мнения, но определенную цену себе всё же знала, и находила её на несколько порядков выше, чем у ассистентки Манкузо. Как после кого-то как Джойс он мог размениваться на кого-то вроде его секретарши? Этим он словно уровнял их, словно притоптал Норин грязью, обесценил её.

И она забыла у него свою любимую пару солнцезащитных очков, вдруг вспомнила Норин. Это тоже было большой досадой.

Не оглядываясь по сторонам и рискуя попасть под колеса машины, она перебежала улицу. Достала телефон и безотчетно, почти инстинктивно набрала номер Тома Хиддлстона. Когда из динамика донесся первый негромкий гудок, Норин одернула себя обратно в реальность. Почему-то ей пришло в голову позвонить не старому-доброму проверенному Джошуа О`Риордану или родной сестре, а Тому. Вероятно, потому что порой ему можно было ничего не объяснять, он просто всматривался в неё своими изменчивыми — то пастельно серыми, то отливающими ярким зеленым, то небесно-голубым — глазами и молча понимал. Именно этого ей сейчас хотелось: быть понятой без необходимости объясняться, а ещё возобновить утерянные очки. Она решила, что немедленно отправится в магазин «Шанель» и купит новую пару черных пилотов. В трубке на смену гудкам пришёл обволакивающий, успокаивающий голос:

— Добрый день, Норин!

— Привет, — бодро отозвалась она. — Какие планы на вечер? Ты мне нужен.

Её голос, вероятно, звучал слишком звонко, потому что запала короткая вопросительная пауза, а затем Том осторожно поинтересовался:

— Джойс, что-то случилось?

— Почему должно было что-то случиться? Я не могу просто так признаться тебе, что ты мне важен и нужен?

— Можешь, конечно. Вот только я тебя не первый день знаю. Что такое?

Норин вздохнула, позволяя притворной жизнерадостности вытечь из своего голоса и принимая неизбежное — она была раздавлена. Не убита, может, даже не очень удивлена, но растоптана. Врать самой себе не получалось.

— Давай напьемся, — ответила она глухо. И он согласился. Он раздобыл им столик на втором этаже паба «Харп». Там было тесно и шумно, в комнате был камин и распахнутые окна; протоптанный узорчатый ковер и потертые кожаные английские кресла создавали какую-то особую атмосферу старинного джентельменского клуба, где вместо пива наливали виски, было разрешено курить сигары, женщины не были вхожи, а официанты носили фраки и черные бабочки.

Высокие спинки кресел ограждали их от остальных посетителей. Когда им принесли по первому бокалу темного «Гиннесса», Том наклонился вперед и спросил:

— Расскажешь?

Норин покачала головой. Остаток дня между звонком Хиддлстону и встречей с ним у входа в паб она провела в неспешной прогулке по Лондону — городу, в котором почти не жила, который не могла назвать домом, но который безгранично любила — и обдумывании произошедшего. Она чувствовала себя одинокой и брошенной, она чувствовала себя обманутой и глупой. А ещё — разочарованной в самой себе. Норин вверила Марко роль некоего якоря, удерживающего её на поверхности реальности, маяка, указывающего путь, алтаря её глупой веры в собственную значимость. Джойс ощущала какой-то невнятный зуд осознания, что она… продешевила. Она никогда не обещала Марко ничего основательного, не произносила вслух лжи о том, что дорожит им, и уж тем более, что любит, не клялась ему в верности, но молча и неотступно её хранила. В то время как Манкузо без зазрений совести утолял свои потребности секретаршей, навешивая на уши Норин итальянские спагетти о чувствах и планах на будущее.

Том пожал плечами, принимая такое поведение Джойс, и попробовал завести отвлеченный разговор, но Норин резко его оборвала:

— Нет, замолчи. Замолчи! Я не хочу сегодня слышать мужской голос, ладно?

Хиддлстон насторожено нахмурился, в его глазах полыхнуло волнение, и Норин приготовилась снова отбиваться от расспросов, но он не стал наседать и после короткой паузы скорчил манерную гримасу и, комично вскинув руки, пискляво заговорил, имитируя женский голос:

— Хорошо, ладно. А так?

Норин взорвалась хохотом, и компания за соседним столиком оглянулась на них с любопытством.

— Том, ты гениальный, правда. Но, пожалуйста, заткнись. Можешь просто побыть со мной молча?

Он кивнул и замолчал. Он хранил это уютное почти не нарушаемое молчание весь вечер; и когда, заметно опьянев, Норин захотела пойти домой пешком, а он вызвался её провести, он тоже уважительно молчал; и молчал очень внимательно, с сопереживанием во взгляде и с жаром в ладони, сжимающей её пальцы, когда Джойс, рассматривая причудливый танец отражающихся в водах Темзы огней, сухо проговорила:

— Марко трахался со своей секретаршей за моей спиной.

Хиддлстон выслушал её, не проронив ни слова, ни звука, а когда они оказались у подъезда её жилого комплекса, крепко обнял и, уткнувшись носом ей в темечко, долго не отпускал. Поднявшись в квартиру, Норин чувствовала на своей одежде его мятно-сосновый запах, на плечах тяжесть его рук, а внутри — облегчение.

***

Воскресенье, 8 ноября 2015 года

Гонолулу, остров Оаху, штат Гавайи, США

Его прооперировали в среду, в пятницу вечером уже выписали из больницы и перевели в отель через дорогу, в субботу утром на телефоне вместе со ставшим уже привычным сообщением от Норин Джойс: «Как ты себя чувствуешь?» — его ждало и «Я прилечу к тебе завтра». Час назад она написала, что уже приземлилась.

Том протер шею мокрым полотенцем и бросил его в раковину. Он отчаянно мечтал о душе, но тот был непозволительной роскошью. Мочить швы и повязки пока запрещалось, да и движения давались ему нелегко. Подвешенная правая рука онемела, ощущалась холодной и тяжелой; в плече пульсировала горячая тупая боль, она растекалась на грудь, к ребрам, в шею и даже в голову, вся правая половина туловища казалась оцепеневшей.

Съемки фильма «Конг: Остров черепа» уже почти месяц проходили во Вьетнаме, и последние недели съемочная группа работала на севере страны, у самого побережья. Том играл бывшего британского спецназовца и следопыта, эксперта в вопросах выживания в дикой, враждебной среде, а потому безостановочно тренировался. Он имел весьма ясное представление, насколько мускулисто должен был выглядеть его персонаж, а кроме того, выполнял все трюки сам, что тоже требовало недюжинной физической подготовки. Потому Хиддлстон каждый день просыпался в четыре часа утра и до рассвета истязал себя в тренажерном зале и на пробежках по непростой вьетнамской пересеченной местности. В то утро он не выполнял ничего такого, чего не делал прежде: поднимал штангу незначительно увеличенного веса под чутким присмотром персонального тренера. Он выполнял четвертый или пятый подход на бицепс, когда грифель прокрутился в вспотевшей ладони и едва не выскользнул, Том как-то неловко его перехватил, и одно короткое движение кистей и пальцев отдалось вспышкой невыносимо острой боли в плече. Том вскрикнул и выронил штангу. Тренер предположил разрыв мышцы, в больнице этот диагноз подтвердили, наложили фиксирующую эластичную повязку и прописали покой, мазь и обезболивающее. В тесном расписании съемок ему выделили несколько дней отдыха, но лучше Тому не становилось: плечо отекло и болело, по нему растеклась темная гематома, рука саднила и почти не двигалась, препараты не действовали. При повторном осмотре врач в частной вьетнамской клинике констатировал — нужна операция. Нанятая киностудией страховая компания, проводившая медосмотр перед запуском проекта и покрывающая все вынужденные медицинские траты, настояла на больнице в штатах, и ближайшим клочком американской суши оказались Гавайи.