К черту любовь! (СИ) - "Nogaulitki" - Страница 46

— Да, — я все еще не понимала, к чему она клонит. – А что такое?

— У меня… не очень сообразительная ассистентка, — пробормотала Волжак. Господи, где каменная женщина, которая говорит, будто гвозди вколачивает? Бормочет что-то, глядя в руль. Что за херня?

— Светлана Ивановна - секретарь с отличным опытом, — начала было я, но, увидев вопросительный взгляд Волжак, пояснила, — мне девочки рассказывали из отдела. – Не говорить же ей, что я чуть ли не в личное дело ее ассистенток заглядывала, чтобы понимать, с кем она имеет дело.

— Да, как секретарь она замечательна. Но как секретарь. Выполнять все строго и по регламенту. Никаких амбиций, идей, творческого подхода. Она не личный помощник, она – секретарь.

— То есть… теперь тебе нужен помощник? – усмехнулась я.

— В смысле? – нахмурилась Волжак, не понимая, о чем я.

— Ну, когда я на тебя работала, ты то и дело заваливала меня как раз-таки секретарской работой. А все остальное я практически выбивала.

— Это сначала, — запротестовала Волжак.

— Да какая разница?

— Поначалу ты очень тупила!

— Что?! – возмутилась я.

— Ты лажала на каждом шагу! Как я могла доверить тебе что-то серьезное, когда ты в мелких отчетах делала по несколько ошибок?

— Когда это?! — продолжала возмущаться я.

— Я просто тебе не говорила. Поэтому и подстегивала тебя, а ты считала, что я тебя зря наказываю, незаслуженно.

— Ага, а трахать ты меня начала, видимо, тоже, чтобы проучить, — фыркнула я, только потом поняв, что именно сказала. – Извини, — добавила следом. – Я… В общем, неважно.

— Да ладно, что уж, договаривай, — усмехнулась Волжак, глядя на меня.

— Нечего договаривать, — покачала я головой. – Мы уже все обсудили. И, кстати, работа у Михаила Андреевича меня полностью устраивает. Обратно я не вернусь.

— Я не приглашала, — огрызнулась Волжак, которую явно задели мои слова.

— Но собиралась.

— С чего ты взяла? – фыркнула она, вновь надевая безразличную маску.

— Какая разница, с чего я взяла, если у тебя все равно не хватит смелости это признать? – прошипела я, заводясь, как и раньше. — У тебя есть все – красота, ум, обаяние, харизма, но… смелость и ответственность – не твои сильные качества. Ты – трусиха, поэтому все так. Ты даже не можешь найти смелости предложить мне прямо вернуться на работу к тебе. Ты – трусливая и… — я не смогла договорить, так как сильные руки Волжак притянули меня к себе, а ее мягкие губы накрыли мои.

Глава 37

Она целовала меня, рукой все глубже запутываясь в моих волосах. И это снова выглядело так, будто я не то, чтобы не против, а, скорее, всеми руками «за». Она не спрашивала разрешения, просто приходила и брала то, что принадлежало ей по праву. По крайней мере, как считала она сама. Или не только она?

Знакомый аромат духов дурманил голову не хуже сумасшедших поцелуев, и я, проклиная себя, все же понимала, что соскучилась. По губам, по рукам, запаху. По той, что пробралась в мое сердце, прямо под ребра, без какой-либо анестезии или обезбола залезла в самый центр грудной клетки.

Только когда воздуха в легких стало катастрофически не хватать, Волжак чуть отстранилась, дабы глотнуть кислорода. Но не отпустила меня. И через мгновение я почувствовала, как она снова притягивает меня для очередной дозы поцелуев. Противная горечь от всех прошлых ситуаций явственно ощущалась на языке, из-за чего я чуть наклонила голову, практически упираясь лбом в щеку Волжак, избегая поцелуя.

— Зачем… — голос меня подвел, сглотнула. – Зачем ты это делаешь? Снова.

Вопрос честный. Без подвоха.

— Потому что ты этого хочешь, — ответ негромкий, но тоже честный. Искренний.

— А ты? – Господи, просто скажи, что ты скучала. Просто скажи, что я тоже тебе нужна. Тогда я еще миллионы раз буду сознательно наступать на эти грабли, просто скажи.

— Что «я»?

— Ты этого не хочешь? – не могу поднять голову. Не могу смотреть на нее сейчас. Боюсь ответа.

— Ирина Николаевна, — в голосе чуть слышная усмешка, — уже давно пора понять, что я никогда не делаю того, чего не хочу.

Это, конечно, не «да», но тоже неплохо. В общем-то.

И прежде чем я скажу еще что-то, Волжак решает меня опередить:

— Пригласишь?

Я когда-нибудь могла сказать ей «нет»?

***

Новым откровением стала ночь, где Волжак была ближе ко мне, чем когда-либо. Нет, она не говорила слов любви, не клялась в верности и даже не сказала, что скучала. Но… когда я расстегнула ее рубашку, а она, по привычке, хотела убрать мои руки, я нашла в себе силы сказать:

— Пожалуйста. Я хочу… Хочу касаться тебя.

Она смотрела так, будто решала – взойти ей на эшафот самостоятельно или все же сбежать. В ее ледяных глазах взрывались фейерверки, пока она думала – стоит ли подпустить меня ближе. И когда ее руки безмолвно опустились, разрешая снять ненавистную мне в такие моменты одежду – я поняла, что она сделал свой выбор. Смогла, решилась, набралась смелости и шагнула в пропасть.

Конечно, я на многое не рассчитывала, но даже так – трогать ее, прикасаться к ней – уже было моей личной победой, моим личным достижением. И, разумеется, я не забывала о том, как сложно было ей — довериться мне, пустить туда, где двери были закрыты много лет. Подставить под мои ладони свою кожу, которую никто не касался черт знает сколько, сделать подношение моим губам, открыться с совершенно другой стороны. Все это было оценено мной, без сомнения. И хоть дальше простых прикосновений я не зашла, ощущение ее кожи на своих пальцах я чувствовала даже после ее ухода. Даже все те несколько дней, пока она избегала меня на работе. Точнее, не избегала, а предпочла снова «залезть и спрятаться в свою конуру», как побитая собака. Я ожидала этого. Так было каждый раз – любое сближение откидывало нас на сотни метров после.

Но рано или поздно всему приходит конец. У всего есть свои грани, границы, четко или почти незаметно очерченные. Даже у бескрайнего на первый взгляд моря есть берега или край. Вот и я точно так же нащупала свой край. Это произошло в тот момент, когда в один из дней, встретившись с Волжак посреди офисного коридора, я получила только легкий кивок, и то в ответ на свое приветствие, а сама королева льда продолжила общаться с каким-то менеджером, не удостоив меня даже сколько-нибудь продолжительного взгляда. Я многое поняла в тот момент.

Что я могу сколько угодно биться в закрытую дверь, биться, как рыба об лед, но… пока Волжак не решит дать себе шанс – все тщетно. Я могу оправдывать и ее, и себя долго, с отчаяньем и упорством жены декабриста, но все просто будет бессмысленно, если она не решит попробовать пойти дальше. А делая выводы из почти недельной нашей паузы, я поняла, что, вероятно, то ее появление на выставке и последующее наше кратковременное соединение – всего лишь ее способ «закрыть мне глаза». Ведь так было каждый раз – я пыталась уйти из-под власти Волжак, пыталась избавиться от нее, а в итоге – она все равно возвращала меня к себе. Более того, умудрялась делать так, что я чуть ли не была ей за все еще и благодарна. Как ей это удавалось – загадка. Вероятно, она и есть мое слабое место, моя Ахиллесова пята, та самая смертоносная стрела, бьющая прямо в цель, на поражение.

И по сути, у меня не было выбора. Об этом я знала с самого начала. Может, когда-нибудь, кто-нибудь и сможет растопить глыбу льда по имени Волжак, но это не я. У меня кончились силы. У меня не осталось ресурсов, чтобы пытаться или чтобы жить так, как удобно ей – создавать видимость человеческой жизни, встречаться урывками, а в остальное время безмолвно выть и страдать, делая вид, что все хорошо, что все сносно. У меня нет такого количества масок, как у Волжак, я не актриса и мне не нужен Оскар. Я просто хочу быть счастливой, любимой и оцененной.