Доктор 2 (СИ) - Афанасьев Семён - Страница 47

Или я мог бы просто поспать.

Первой выступает директор школы. Она минут тридцать многословно поздравляет нас с началом учебного года. Мне кажется, просто поздравить можно было бы значительно короче… Или у этой речи есть ещё какая-то не известная мне функция?

После неё, слово по очереди переходит к двум завучам, по воспитательной работе и старших классов, которые говорят примерно о том же.

Мне ещё сильнее жаль времени.

Потом нам, наконец, командуют идти по классам и ещё минут пятнадцать школа длинной змеёй втягивается в одну дверь, в которую по очереди входят все классы с первого по выпускной.

Первым уроком у нас оказывается классный час, на котором наша классная руководитель в течение целого урока интересуется у каждого из нас, как прошло лето.

Не понимаю, что я должен был почерпнуть на этом уроке. За эти сорок пять минут я мог бы проплыть ещё пару километров…

После классного часа мы идём получать учебники. Где толпимся пару часов вместе с ещё четырьмя классами, пытающимися сделать тоже самое.

Почему учебники нельзя выдать после занятий? Либо в отдельный день? Кажется, кроме меня здесь никто не считает, что время — это деньги…

Получение учебников занимает два урока, которые у нас должны были быть отведены под английский.

Мне он нужен не особо, поскольку в той жизни он был моим родным языком… Который, хотя и изменил слегка лексический состав, но на остальные девяносто процентов остался вполне родным, узнаваемым и тем же самым.

По крайней мере, при общении в интернете у меня проблем не возникает. Ну, как не возникло бы проблем у нашего современника, попади он со своим русским языком лет на двести назад. Конечно, какие-то несуразности бы в том общении всплывали, но если язык твой родной, если лексический состав на восемьдесят процентов тот же, если грамматика не менялась, то ты быстро сообразишь, чего именно писать и говорить не нужно.

А то, что говорили бы твои предки языком двухсотлетней давности, ты б понимал полностью.

Это как попади мы к Пушкину. Его мы и сегодня понимаем на сто процентов. И подстроиться под его стилистическую модель можем без труда, случись необходимость. Да и под лексический состав тоже.

Другое дело, что сам Пушкин понимал бы нас, попади он к нам, в лучшем случае наполовину, но это уже совсем другой разговор.

После несостоявшегося английского, ко мне подходят трое парней из класса Сявы, Белого и Серого, которых я видел за трансформаторной будкой:

— Стессель, ну ты дал кокса, — начинает без предисловий парень в очках, о котором я знаю только то, что его прозвище «Филин».

— Я при чём? Стоял и никого не трогал. — пожимаю плечами. Интересно, откуда они меня знают? — Вы мне что-то предъявить решили? Или просто пообщаться зашли?

Агрессивных намерений у них нет однозначно, это видно, но я пока не могу понять цель их визита.

— Да оно так, понятно, что Сява первый начал — мнётся второй, кажется, Ринат или Марат. Точно, Ринат. — Но тут такое дело… У них родаки — много кому не чета.

— Да большинству из наших не чета, — продолжает третий, которого я не знаю.

— Они и «курят» давно, и, наверное, порой ещё чего поинтереснее, чуть не «двигаются», — продолжает Филин, — но им же закон не писан…

— У меня есть один товарищ, который очень любит повторять везде, что закон для всех один, — бормочу, поскольку они всё ещё мнутся.

Ринат как-то странно переглядывается с Филином, после чего Филин продолжает:

— В прошлом году мои родители подходили к директору, когда Сява и Серый неделю подряд англичанке не давали урок вести. Просто срывали всё. Дурацкими шутками, болтовнёй…

— И? — тороплю Филина, поскольку каждое слово из них приходится тянуть клещами, не смотря на то, что первыми ко мне подошли они.

— Вероятно, директриса связывалась с их родителями, потому что через два дня моим родителям позвонила завуч старших классов и сказала, что если я не могу найти общий язык с одноклассниками, то школа не сможет мне предоставлять грант на обучение, — с замогильным видом сообщает Филин.

— Ну а потом, после того как у этих один раз всё прокатило, родаков Филина отменой этого гранта уже второй год давят, чтоб они шум не поднимали. Филин же только с грантом оплату за учёбу тянет, — поясняет Ринат.

— А другие родители? — спрашиваю.

— Да с Сериковым вообще не хотят связываться ни классная руководитель, ни другие родители.

— Стоп, а Сериков — это Серый? — щёлкает у меня в голове. Прозвища-то я знал, но не фамилии.

— Ну да, — кивает третий.

— Так а от меня вы сейчас чего хотите? Я к этими вашим тёркам никаким местом, за себя плачу сам, грантов не просил, да и против смены школы не возражаю, — пытаюсь восстановить цели нашего разговора. — По мне, уйдя из этой школы, ничего не потеряешь…

— Филин по обмену в Хилдерстоун-колледж со второго полугодия записан, ему школу менять нельзя. И потом там оставаться собрался. Ему сейчас школу менять — труба всему проекту, — начинает объяснять третий парень.

— Да и мы уже ничего не хотим, — роняет Филин. — Спросить хотели, а ты их что, совсем не опасаешься?

— А почему я должен их опасаться? — мне становится интересно.

— У Серикова отец — крутая шишка в полиции. У Сявы и Белого — кто-то в прокуратуре. Кажется, матери. Физически они сам видел, какие лоси, — начинает объяснять Ринат.

— Ну да, видел, — улыбаюсь.

— Ну, а мы не справились в своё время… — деликатно намекает третий парень. — Ни втроём, на даже впятером… Но это было ещё пару лет назад. С тех по они ещё больше выросли…

— А нашим родителям потом звонили их родители, в общем, мы больше не возникаем, — обречённо заканчивает Филин.

— Слушайте, давайте хоть познакомимся, что ли? — говорю, потому что теперь вижу по эмоциям, зачем они пришли. — Я Саша. Извините, я вас в лица знаю, а по именам — нет.

— Ринат.

— Марат, — кивает третий.

Филин оказывается Юрой.

— Так а от меня-то что надо?

— Первое — спросить хотели, ты их что, совсем не опасаешься? — пытливо смотрит на меня Филин.

— А со стороны не видно? — отвечаю вопросом на вопрос.

— Ну, если он платит сам, и родня не хилая, — вопросительно поднимает бровь Марат, косясь на Филина и Рината.

— Стоп, мужики, вы сейчас что, так шутите? — не понимаю подоплёки. — А при чём тут родня вообще?

— С нами девочка училась. Ира Воробьёва. Она рано развиваться начала, и к четырнадцати годам уже полностью оформилась. Эти к ней цепляться начали. Её родители вначале пошли к директору. Что был за разговор, никто не знает, но через два дня её родители в один день забрали документы отсюда и мы вообще больше её не видели. Она даже телефон сменила. И профиль в сети стёрла — на одном дыхании выпаливает Филин.[12]

— А перед этим её отца видели разговаривающим с матерью то ли Сявы, то ли Белого, — добавляет Ринат.

— Спасибо, что сказали, — киваю. — Но пока не вижу оснований беспокоиться. На моих родителей надавить крайне сложно, они вообще тут не живут, — решаю пока не уточнять вслух лишних деталей. — Физически не опасаюсь, по целому ряду причин… А насчёт родни, у отца Серикова, насколько я знаю, сейчас своих забот хватает. Он вряд ли сможет школами заниматься… Да и я не совсем сирота. Скажем, есть кому побеспокоиться.

— Стессель, а ты можешь нас так научить? Как ты с этими один справился? — наконец выдаёт затаённую мысль Филин. Явно озвучивая мнение всех троих.

На секунду мне становится смешно, но потом беру себя в руки.

— Мужики, да я не тренер. В секцию отвести могу. Там хоть и платно, но берут всех. Причём плата, в сравнении с лицеем, копейки. Вас тоже возьмут. А чего достигнете и за сколько времени — зависит только от вас. Я, например, последний месяц сплю по шесть часов в сутки.

Следующим уроком идёт физика. Всё логично, местами даже интересно. Жаль только, что на детском уровне. Ощущения, как будто читаешь сказку, которую любил в детстве. Ладно, пойдёт. Мои личные ощущения — как будто попал в музей. Значит, считаем, что ходим в музей.