Тигр и Дракон (СИ) - "The Very Hungry Caterpillar" - Страница 31

— Это ж надо, — сказал над ним Вэй. — Один человечишка, и жил-то тут полгода, а так нагадил. Ведь и сучку драконову на тебя натравливал, да и та не управилась… — Скривился и меж глаз молнией стукнул.

Боль, что всё тело просверлила, была хуже смерти. Вживую вспорола череп, раскромсала мозг, вырвала глаза. Закричал Шэрхан так страшно, что голос сорвал, и всё, что мог, это лежать и скулить. Добей, добей… Вокруг стало темно, но обморок не приходил. Боль держала сознание на самом краю забытья, чтобы выжать каждую каплю мучений.

Голос въедливый пробился сквозь туман. Говорил на цзыси по-доброму, почти с отцовской нежностью:

— Прости меня, сын дракона, что самому пришлось. Все ждал, что кто-нибудь справится, да больно вы с тигром спелись.

— Не хотел руки марать?

— Да ты что. Ведь наставник тебе какой-никакой. Да только не слушал ты мои наставления. Говорил же я, забудь про реформы.

— Князья припёрли?

— Да уж, конечно, припёрли. Подотчетность не нравится. С единой монетой да весом на обмене и обвесе не разживешься. И с чиновниками ты палку перегнул. Тысячу лет кумовством жили, а ты все экзамены да экзамены. Кто ж захочет, чтобы вместо сына да свата на важной должности умник какой из простых сидел? Вот и вызвали меня. И за обещания отвечать заставили.

— А ты и рад был.

— Не рад, но выгоду увидел. Совсем ведь ты голову потерял. Ишь, гарем распускать собрался. Что я-то делать буду?

— Смотри, Вэй Ишань, найду я тебя. За всё, что ты мне сделал…

Что-то прокатилось по полу, будто пнутое, и в руку Шэрхана ткнулось — твёрдо и холодно. Пальцы сами собой сжались.

— Неужто думаешь, зверь твой ручной тебя спасет? Да ведь варвар он, энергии не имеет.

— И правда, варвар. Откуда ему цзыси знать? И что в стержне нефритовом сзади дротик отравленный имеется, тоже не знает.

— Говорю же, голову ты потеря…

Прервался Вэй на полуслове. Очень хотелось верить, что попал ему дротик в горло, но тут же послышались возня и хрипение. Надрывный стон. Хлопок молнии. Тишина. А потом по полу заскреблись, придвигаясь. Из рук забрали стержень и прижали к горячечно-дрожащему телу, боль вытягивая, только не там лечили.

— Что с тобой? — прохрипел Яо. — Я же вижу, где-то еще болит, но отметин нет.

Зубы стучали так, что казалось, раскрошатся.

— Точка… — выдавил Шэрхан. — Точку… сотри.

По лбу завозил влажный палец, морок стирая. Яо вскрикнул и замер.

— Превеликий дракон…

Не каждый день, наверное, глаз посередине лба видит, пусть даже и закрытый.

Опомнился Яо быстро. Коснулся стержнем глаза, от боли избавляя, будто из трупа возрождая, будто крылья даря. Зрение вернулось, мышцы силой налились, грудь от дыхания чуть не взрывалась.

Шэрхан сел, головой потряс, огляделся. Невдалеке лежал Вэй, проткнутый дротиком в ухо. Рядом сидел Яо, всё ещё рукой рану зажимая.

— Татуировка, значит, — усмехнулся он невесело, на стену заваливаясь. Выглядел совсем плохо.

— Себя почему не лечишь?

— Не нефритовый нож, — сказал Яо, прикрывая глаза. — Самый обычный.

Шэрхан убрал его ладонь, рану осмотрел. Ножик широкий, но короткий и беззубый. Крови будет много, зато хоть мясо не вырвет.

Из курты Вэя вышли отличные повязки. Когда Шэрхан выдернул нож и на пальцы ему брызнула теплая кровь, Яо застонал и дернулся. Шэрхан тут же прижал белую тряпку и туго перевязал.

— Артерию не задело, слышишь? Если не заразится, выживешь.

Яо молчал, и Шэрхан прижал ладонь к щеке. Холодная кожа была, мокрая.

— Яо, послушай меня. Я тебя отсюда вытащу, это я тебе обещаю. Только ты должен показать мне, куда идти. Без тебя так и помрем здесь в подвале от голода. Слышишь? Через эту дверь ходу нет. Другой выход знаешь? Только чтобы через комнаты конкубинов пройти.

Так и не открывая глаз, Яо сказал:

— Пойдём. Только в гарем ты тоже зайдёшь. Дети мои…

— Так ведь сказал Вэй…

— Не поверю, пока ты не скажешь, что сам трупы видел.

Шэрхан подхватил Яо под руку и потащил, следуя едва слышимым указаниям. Так долго шли, что, казалось, бредит Яо, во сне кругами его водит. Много дверей прошли — обычных, деревянных и одни огромные ворота золотые, цепями перевитые, на несколько замков запертые. Вскоре после них вышли к лестнице, и услышал Шэрхан слабое «Здесь».

Опустил свою ношу у входа. Подобрал ключ, но прежде чем войти, пальцем, чужой кровью измазанным, точку во лбу нарисовал, морок снова наводя. Негоже чудовищем перед охотниками разгуливать.

Тишина дворца не сильно отличалась от обычной. В Джагоррате и по ночам проходной двор, а тут же склеп. Да только теперь настоящий. Пробрался Шэрхан к комнате конкубинов осторожно, но ни одной живой души не встретил. Только мёртвые. Про беспощадность Вэй не врал. Телами весь коридор усеян был, словно стол крошками хлебными. Стражники, евнухи, слуги. Кто-то в ночных платьях, кто-то еще с праздника переодеться не успел. Посреди комнаты конкубинов лежал Клякса, а сверху, будто защищая, Линялый. Закрыл Шэрхан им глаза и сумку свою из-за кровати вытащил.

Постоял, решаясь. Идти в гарем было бессмысленно. Ясно же, дети в этой бойне первые пали. Если вырывать сорняк, то с корнями. Вряд ли Юла жизнь вымолила, убедив убийц, что отцовские реформы отменит. Характер не тот. Логичнее всего было вернуться, схватить Яо и пробираться к конюшням. Каждая минута дорога. С такой раной и спорить не сможет.

Ну, а как очнется? Как в глаза ему смотреть? Врать, что трупы видел?

Голова всё ещё отговорки думала, а ноги уже в женскую половину дворца несли. Первое, что увидел — повсюду разбросанные мохнатые подушечки. В основном сапогами раздавленные.

Семь спален детских обошёл. Внутрь не заходил: как видел нянек на полу, кровать забрызганную, сразу уходил, сил не было смотреть. На пороге спальни Чжень Дана кобру увидел. Вот ведь, без краски и не страшная совсем. Обычная. Заслужила? Поделом? Кому же судить… Явно не мразям, детей и женщин во сне прирезавших.

Последняя спальня. Юлу меньше всех хотел видеть, но попрощаться сердце требовало.

Дверь была не распахнута, а выломана. Запереться девчонка успела. Отворил Шэрхан обломки, на раме свисающие, комнату осмотрел. Тихо. На кровати тельце юное — в груди рана, глаза в потолок. Подошел глаза прикрыть и отшатнулся. Не Юла это… Молодая девица, но не ребенок.

Забилось сердце в надежде.

— Ю Луа? Ты здесь?

Зашебуршался комод, заскрипела крышка. Бросился Шэрхан, девчонку доставая. Сгреб в охапку и только тогда понял, не одна она. В руках младенца спящего держала.

— Как же ты смогла?

Смотрела Юла глазами красными. На щеках дорожки от слез засохли.

— Собачек же сам натренировал. Залаяли посреди ночи, весь дворец на ноги поставили. Думали люди князя И, что в кроватях спящими прирежут, а пришлось по всем этажам гоняться. Мне Шу Лань сына своего вручила. Сказала, за меня в кровать ляжет, лишь бы я с братом сбежать успела. Только поздно уже было, вот она нас в сундук и спрятала.

Шэрхан посмотрел на мальца.

— Сколько ему?

— Перед твоим приездом родился.

Вздохнул Шэрхан. Шансы выжить резко сокращались с каждым новым членом отряда. Тяжелораненый, ребенок и младенец. Ну и расклад.

Взял Юлу за плечи.

— Идём. Не смотри, глаза закрой.

Не закрыла. Не ревела, только взгляд злее становился. Кремень девка. А вот когда отца, к стене бесчувственно привалившегося, увидела, не сдержалась. Но даже зареванная шла за Шэрханом и указания к выходу давала. Откуда секретные тоннели знала, Шэрхан не спрашивал. Ясно же, что слово секретные ей не помеха, а тряпка красная.

Дверь к южным воротам быстро нашлась, Шэрхан почти не запыхался, хоть двойную ношу теперь волочил. И ключ подошел, и выход оказался укромным, так что в добрую судьбу верилось. Вдруг да и повезёт. Вдруг да и проскочат.

Рано радовался. Не научила, что ли, жизнь, что сколько добра не делай, оно тебе нефритовым стержнем в глаз третий влупит? Вот и теперь, и пары шагов к конюшням не сделали, как на Бамбука разъяренного напоролись.