Тигр и Дракон (СИ) - "The Very Hungry Caterpillar" - Страница 26

Носорог дернул плечами:

— Приказано отныне без стражи тебя водить. — Еще раз глянул на чай опасливо и выдохнул. — Так и быть, попробую.

Приставил чашку к губам, а левой рукой привычно прикрылся. И увидел Шэрхан на этой руке то, от чего чай во рту вкус потерял.

Да ну, подумаешь. Просто совпадение. Так? Кивнул на бинты и спросил, как бы невзначай:

— Что с пальцем-то?

Секундное смятение, не дольше. Глаза стрельнувшие. Губы дрогнувшие. Дыхание задержавшееся.

— В двери прищемил.

Шэрхан кивнул с пониманием:

— Бывает.

Все еще кивая, схватил со стола палку для еды и в колено Носорогу ткнул. Да только хорошая у гада реакция. Отпрянул, пиалу отбрасывая. На ноги вскочил и кулаками хрустнул. Улыбался теперь уже совсем по-другому.

— Жаль, Тигр. По душе ты мне был.

Шэрхан поднялся неспешно, палочку в пучок из волос втыкая.

— А ты вот мне что-то разонравился.

Ох и огромный Носорог, чуть не на голову выше, и в плечах шире, и в руках длиннее. Ну и громила. Победить такого будет непросто.

Понял Шэрхан, что впервые за пять дней улыбается.

Первым делом из платья вылез и подол курты на поясе повязал. Носорог обходил со стороны, за раздеванием его с любопытством следя.

— Соблазнять пытаешься?

— Да что там у тебя соблазнять?

Ухмыльнулся Носорог и палку нефритовую из кармана достал. Э нет, так битва больно быстро закончится. Попятился Шэрхан, схватил, что первое под руку попалось, и запустил. Зонтик из вазы, потом саму вазу. От зонтика Носорог ушёл, от вазы уклонился, а вот чернильница Линялого аккурат в лоб пришлась. Залило лицо черным, глаза залепило, и Носорог замотал головой, отфыркиваясь. Как раз в этот момент унылая вопилка Кляксы, громыхая бамбуковыми палочками, в него и прилетела. Носорог выругался, погребенный под деревянной махиной, а Шэрхан подскочил и нефритовый стержень из рук вырвал.

Ох, как ждал-то этого. Отплатить за все синяки, за желудок изможденный, за унижения и боль. А то, что убийцу Йиньйиня этим отделает, так это лишняя щепотка перца на самосе.

Со злорадством вмазал шариком в шею, да только ничего не произошло. Будто пальцем ткнул. Неужто секрет какой есть? Ни рычажка, ни кнопки на гладкой палке не обнаружилось. Ткнул Шэрхан еще раз, но ничего нового не добился, только Носорог гнусно заржал. Выбрался из-под яньциня и ударил в челюсть, так, что голова запрокинулась и свет на мгновение погас. Но стержень Шэрхан из рук не выпустил.

Носорог хищно в запястье вцепился.

— Откуда ж у тебя сила Цзы, ты же варвар, — сказал, кулак сжимая. — Зверем родился, зверем и умрёшь.

Мёртвая была хватка, пусть и четырьмя здоровыми пальцами и одним Йиньйинем перебитым. Шэрхан палку еле удерживал. А когда совсем припёрло, схватил Носорога за перебинтованный палец и что есть силы дернул. Хрустнуло хорошо, кровожадно. Ослабла хватка, и Шэрхан вывернулся. К стене отпрыгнул. Нефритовый стержень за пазуху спрятал.

Внимания на кровь под повязкой не обращая, Носорог бодро вскочил и с кулаками на него попер. Большие кулаки. С тыкву размером, еще пара ударов и голова в куски. Главное — не подпустить. Замахнулся Носорог, а Шэрхан в этот момент от души ногой в живот залепил. Длинные у Носорога руки, да все равно Шэрхановой ноги не длиннее.

Отшатнулся Носорог, задыхаясь, и снова бросился. И снова пинок под ребра схлопотал. На следующий раз попробовал тоже ногой ударить, да длинное платье не позволило. Злиться стал, за ногами у Шэрхана следить, тут и пришло время действовать.

Выхватил Шэрхан из волос палочку для еды и, подскочив, вогнал в шею. Хотел смерти быстрой, да больно толстая кожа. Еле проткнул. В яремную вену не попал.

Взревел носорог, зубы оголив, и по-бешеному прыгнул, под себя подминая. Не успел Шэрхан отскочить, навалилась туша. Шею тиски кузнецкие сжали. Попробовал отбрыкнуться, да органов, особо чувствительных к встрече с коленом, не наличествовало. Ударил в челюсть, в нос, в глаз, но Носорог только кровь сплюнул и душить продолжил.

Совсем тяжко стало. Голова закружилась. В груди запылало. Перед глазами уже заплясали черные точки, и Шэрхан раскинул руки, по полу шаря. Что-нибудь, ну хоть что-нибудь. Как обожгло пальцы, сквозь боль улыбнулся. Носорог сощурился, о причине его веселья гадая, а все одно удар Йиньйиневым чайником по голове пропустил. Маленький чайник, почти пустой, а рожу до пузырей вскипятил. Заревел Носорог, стал пальцами по коже бурлящей царапать. Повалил Шэрхан его на пол, сверху сел, нефритовый стержень из-за пазухи дернул и замахнулся. Нет силы Цзы, а вот обычная сила имеется. Раз ударил, два. Челюсть берег, чтобы говорить смог, а вот глаз не пожалел.

— Говори, кто подослал тебя, тварь.

Страшно Носорог выглядел. От боли не двигался. Но губы окровавленные и чернилами запачканные растянул:

— Никто. Так, поиграться со шлюшкой твоей захотел.

Задрожали руки от ненависти. Волной горячей обдало. Во лбу только и стучало: «Убей, убей».

Снова Шэрхан ударил:

— Врёшь.

— Не вру. Уж больно красивый был. Вот и склонил покувыркаться. Что, если члена нет, то и не человек теперь? А он потом забоялся. Я и придушил.

Злость заколола глаза. В груди заметался клубок яростных ненавидящих змей.

— Врёшь, — рычал Шэрхан в такт ударам. — Врёшь. Врёшь.

Остановился, когда руку поднять больше не мог.

— Давай, — подбодрил Носорог хриплым шёпотом, пузыри пробитым носом пуская. — Немного уж осталось. Шлюшка твоя и то меня лучше драла.

Занес Шэрхан руку, в висок целясь, да по пути остановился. Подначивает, гад. Заврался.

Выдохнул Шэрхан, мозг в порядок приводя.

— Врёшь ты, — сказал спокойнее. — Быстрой смерти захотел. Ну уж нет. Долго тебе еще жить под пыткой. Всю правду расскажешь. Обещано мне, что о рождении своем пожалеешь. Вот этого и дождусь.

Опустил руку. Глаза прикрыл. Почувствовал захват на кисти, резкий рывок, небольшую вибрацию — Носорог нефритовый жезл себе к ране на шее приставил и выстрелил. Больше не двигался.

Отбросил Шэрхан палку и с трупа сполз. Посидел, пока марево в голове не рассеялось, потом взялся за сапоги носорожьи и потянул тушу в коридор, темно-кровавый след за собой оставляя. На стражников быстро наткнулся. Глянули дико, алебарды наставили и, на всякий случай, в тюрьму отвели. Уж как домой к себе туда ходил.

Забрали быстро и с поклонами. Отконвоировали сразу в покои императорские.

Вместо тётки с красной кисточкой в углу обнаружились лекарь и новый начальник стражи. Под внимательным взглядом чёрных глаз лекарь обработал вонючей мазью Шэрхановы ссадины, а новый начальник стражи допросил. Вскоре оба удалились.

Император подошел ближе:

— Лучше?

Не про ссадины спрашивал, так что Шэрхан не про них и ответил:

— Пожалуй.

Император оглядел Шэрханову окровавленную курту и со своего плеча плащ теплый отдал. В платье простом сером остался.

— Тогда идём.

Повел тёмными пустыми коридорами. Пятеро слуг фонарями путь освещали, двадцать стражников неотступно следовали. Скоро вышли в сад, сапогами по мокрому снегу хлюпая. Морозно, а Шэрхану не холодно. Защищал плащ, теплом императора согревая. Знакомый уже запах был.

Далеко зашли, туда, где Йиньйинь часами на морозе простаивал, про картины свои думая. Теперь же меж деревьев примостился резной каменный алтарь. Распахнул император дверцы, а внутри — черная статуя дракона и дощечка деревянная с красными иероглифами. Вихлясто было написано, Шэрхан только имя и разобрал.

Сглотнул комок в горле:

— Читаю по-вашему плохо.

— «Дин Чиа. Прекрасен был душой и верен сердцем. Чист помыслами и делами. Будь милостив к нему, подземный властитель, ибо живые помнят о нем только хорошее».

С подноса, протянутого одним из фонарщиков, император взял две ароматические палочки. Одну протянул Шэрхану, вторую поджёг от специальной лампады и вставил в подставку на алтаре. Шэрхан сделал то же. Странно было на душе. И тяжко, хоть в колодце топись, и легко, будто все бренное откинул.