Сага о близнецах. Сторож брату своему (СИ) - "jenova meteora" - Страница 23

Масла в огонь подлил и сам Дола. В разгар семейной беседы младший принц неожиданно появился в опочивальне с балкона. Пока Иса хватался за сердце, Дола жизнерадостно пояснил, что перебрался сюда по карнизу.

От Ее Величества, конечно же, не укрылось то, что Лилайе тянется к близнецу, словно ему и правда лучше и спокойнее, пока тот рядом. Лилайе не упустил возможность переманить брата на свою сторону. На самом деле, Дола, как и императрица с Исой, был отнюдь не в восторге от настойчивого желания наследного принца явиться на приём. Ещё меньше энтузиазма у него вызывала мысль о том, что и ему придётся облачиться в ненавистные парадные одежды и пытаться вести светские беседы с гостями. Иса и Лиланг, в свою очередь, позиций сдавать не собирались. После долгого, ожесточённого спора, они остались при своём мнении и удалились из опочивальни, оставив братьев выяснять отношения уже между собой.

Через два дня, в день праздника весны, гостей и саму императрицу поджидал сюрприз.

Оба близнеца, разодетые с иголочки по последней моде, стояли на пороге бального зала рука об руку, неприветливо зыркая по сторонам своими глазищами. Увидев сыновей, Ее Величество не на шутку взбесилась, но тщательно замаскировала ярость за радушной улыбкой. Но сверкавшие гневом синие глаза молчаливо обещали близнецам, что после праздника обоих поставят в угол. Что касалось гостей, то часть высокородных особ попросту удивлялась, что младший принц вообще соизволил явиться на прием, а пара заинтересованных лиц вполне искренне недоумевали, увидев Лилайе на оном мероприятии. Ибо два дня назад по дворцу с феноменальной скоростью разлетелся слух о том, что наследный принц болен и не покидает свои покои.

На лишенном эмоций лице Лилайе не было следов болезни или несчастного случая. Разбитые губы почти полностью зажили, благодаря врождённой способности и стараниям лекаря. Спину он держал прямо, и странным могло показаться лишь то, что Лилайе слишком часто опирался на подставленную руку брата.

Разумеется, внимательный наблюдатель заметил бы неладное: что выражение лица у Лилайе не сколько каменное, сколько не вполне живое. И что опирается на Долу он, в основном, во время ходьбы, усиленно стараясь не хромать. А уж сколько силы воли ему понадобилось, чтобы держаться прямо — лучше вообще никому не знать.

—Может, передохнешь? — вполголоса спросил Дола, когда, совершив приветственный променад, они отошли к столу с напитками.

—Нет уж. — скрипнул зубами Лилайе. — Не хочу дать слабину.

—Лайе, — укоризненно вздохнул близнец, — Ты невыносим и упрям. Когда ты свалишься без чувств прямо посреди зала...

—Не свалюсь. У меня хватит сил.

—Лайе. Не выпендривайся. Может, кого и обманешь, но не меня.

—Ты бы лучше за собой последил, братец. Мы на важном приёме, на нас все смотрят... Так что постарайся не вести себя, как вахлак. — огрызнулся Лилайе, отдернув руку и оперевшись на стол.

Затем, на всякий случай поправил тиару на голове. Убедившись, что она сидит как надо, он вздохнул.

Вопреки его ожиданиям, Дола не стал огрызаться. Но и глаз не отвел. Взгляд его на мгновение стал бесноватым, как той ночью, когда он готов был утопить обидчика брата. Лилайе не понимал этой реакции. Не хотел понимать. Ибо как-то не по себе ему становилось под этим неожиданно холодным, злым взглядом желтых глаз.

Наконец, Дола осторожно взял его за руку. Несмотря на то, что на руках были перчатки, прикосновение показалось Лилайе обжигающим и по спине наследного принца пробежали мурашки, а уши нервно встали торчком — все мысли близнеца были, как на ладони.

—Пошли, мой венценосный брат. — хмыкнул Дола и, как бы невзначай поднес руку близнеца к губам и поцеловал кольцо-печатку на указательном пальце наследника.

Было в этом, с виду церемонном жесте, что-то издевательское и бесстыдное, от чего юный принц мгновенно приобрёл пунцовый оттенок. Может, виной тому был откровенно насмешливый взгляд близнеца, из-под полуприкрытых век, а может, в помещении стало слишком душно. После короткой паузы, Лилайе нашел в себе силы хрипло каркнуть:

—Пошли, братец.

Если бы не серая кожа урожденного иллирийца, то наследный принц сравнялся бы по цвету с перезревшим помидором. Впрочем, он подозревал, что похож сейчас скорее на перезревшую свеклу.

«Да что же это такое творится-то» — растерянно думал наследник, опираясь на твердую руку чеканившего шаг близнеца. — «Что же со мной происходит?»

Он начинал подозревать, что явиться на бал, надеясь лишь на странную способность близнеца скрадывать эмоции окружающих, было не очень хорошей идеей.

Его бросало то в холод, то в жар, сердце билось гулко и сильно, отдаваясь в висках тупой болью, а ноги стали ватными, и внутри все скручивало от неясного чувства. Огромным усилием воли Лилайе заставил себя отвлечься от созерцания профиля близнеца, и вернуться разумом к гостям. Тем более, что желающих получить от наследника танец и светскую беседу, значительно прибавилось.

Но даже тогда Лилайе не смог полностью отвлечься. Восприятие чужих мыслей и чувств резко стало ярче, боль в рёбрах и в висках — нестерпимой, а взгляд упорно возвращался к Доле, который в свою очередь, внимательно следил за старшим братом. На лице его то и дело мелькала этакая всепонимающая и донельзя паскудная ухмылочка.

Увечный организм панически сигналил о том, что два танца подряд и беседа с сыном джалмарийского дипломата — это перебор. Но иллирийская гордость, помноженная на шеддарское упрямство, не сдавалась до последнего. Гости, их лица и голоса, пьянящее вино из Джагаршедда, бесконечный гул, непрекращающаяся музыка — все это смешалось в голове Лилайе в один большой, пестрый ком. Тиара на голове, казалось, налилась невыносимой тяжестью. Под конец вечера его уже била крупная дрожь, глаза лихорадочно блестели, а тупая боль в висках многократно усилилась. Он искал глазами Долу, но не видел его. И только когда правила этикета позволили наследному принцу покинуть гостей, он извинился перед одним из баронов, с которым беседовал, отошел в угол и с едва слышным стоном прислонился к стене.

—Воистину, ваше упрямство достойно восхищения, милорд. — прошелестел до ужаса знакомый голос над самым ухом. Вздрогнув, Лилайе открыл глаза и уставился на собеседника.

—Ириан Ассэне, — даже свой собственный голос наследник слышал как сквозь подушку.

—Неважно выглядите, мой принц, — с участием произнес долговязый иллириец, внимательно вглядываясь в наследника.

—Благодарю за участие, но приемы иногда бывают столь утомительны. — Лилайе искусно замаскировал гневный рык под вежливую улыбку. — Я не заметил рядом с вами оруженосца, милорд. Необычно для вас прийти сюда без верных друзей.

И, наблюдая за несколько перекосившимся лицом собеседника, мстительно усмехнулся. Про себя он отметил, что Ириан вычурной причёской ловко скрыл отсутствующую часть уха, и ухмылка Лилайе стала ещё шире.

Юноша побелел от негодования, но улыбаться не перестал. Он схватил наследника за запястье. Ему не понадобилось даже прикладывать усилия, чтобы от чужого образа, пропитанного злобой и ненавистью, у Лилайе перед глазами заплясали кровавые круги.

Однако, дальнейшему членовредительству помешал Дола, возникший из ниоткуда и ловко подцепивший когтями уцелевшее ухо принца Дома Ассэне.

—Сгинь отсюда, убогий. — мягко посоветовал он. — И береги свои острые ушки.

—Интересно, что ты тут забыл, одичалый. Нравится изображать из себя нарядное пугало? — презрительно скривился Ириан.

Здесь, во дворце, он чувствовал себя намного увереннее, думая, что этикет, репутация и присутствие огромного количества знатных гостей, не позволят близнецам поддаться на провокации. Впрочем, он не учёл того, что Дола плевать хотел на этикет и воспитание. И потому, в следующий миг Ириан сложился напополам, получив не слишком сильный, но болезненный тычок в солнечное сплетение.

—Когда свидимся в следующий раз, Ириан Ассэне, я тебе не только второе ухо обрежу, но и как следует сапогом в гузно наподдам. Уразумел? — голос Долы оставался, по-прежнему, мягким, но от его интонаций у Лилайе встала дыбом шерсть на загривке.