Несчастные девочки попадают в Рай (СИ) - "Kerry" - Страница 70

Сколько же горя перенесла эта старая избушка. Она словно олицетворяла мою жизнь. Такая же слабая, такая же разбитая и лишенная внутреннего тепла.

— А может Сашку с собой позовем? — предложил Паша, глядя на соседний двор.

— Нет, — отрезала я. — Сегодня, я хочу побыть только с тобой.

— Хорошо, — братец призадумался, а потом похлопал глазами. — Что вообще его больше звать никуда не будем?

Я вздохнула и постучала ладонью по его кучерявой макушке.

— Когда-нибудь мы обязательно устроим пикник и позовем Сашу. Обещаю. Но сейчас не время.

Я не лгала, когда произнесла эту фразу. Где-то в глубине души, я хотела дать ему шанс. Признаться честно, я не была уверена в себе и в своей позиции, но была точно уверенна, что когда-нибудь я сдамся. Так уж повелось, что рано или поздно я все-равно сдаюсь.

— Все, едем, — приказала Клавдия, садясь в машину, отчего транспорт пошатнуло.

— Ура! Ура! — возрадовался Паша, но, когда он уловил суровый взгляд тетушки, то сразу же замолчал.

Водитель нажал на газ. Мы тронулись. А я расслабленно распласталась на спинке сиденья. Паша сделал так же.

В зеркальце бокового вида, я наблюдала, как уменьшается наш дом. Все меньше и меньше, и вот-вот он норовил превратится в маленькую точку, а потом и вовсе исчезнуть. Но мне не удалось уследить за этим исчезновением, потому что я увидела Сашу. Отмахиваясь от Жанны, он выбежал на дорогу и попытался догнать машину.

Сердце сделало кувырок.

Забравшись с коленями на сиденье, я посмотрела в заднее окно. Саша уверенно мчался за машиной, а потом скрылся — мы завернули в поворот. Плохое предчувствие вспыхнуло в моей груди. Руки затряслись.

— А куда мы едем? — спросила я дрожащим голосом.

— На озеро, сказала же, — нервно бросила Клавдия, от ее вежливости не осталось ни следа.

— Это в другой деревне? В нашей нет озер. Только пруды и реки.

— Да-да, в другой деревне, — тетушка даже не повернулась в мою сторону и продолжала равнодушно смотреть на дорогу.

— Как называется эта деревня?

В ответ поступила нездоровая тишина. На моем лбу появились испарины. В зеркальце заднего вида, водитель встретился со мной взглядом и сразу же отвел его. Что происходит?

— Я хочу в туалет, — выпалила я, чувствую нарастающую в груди панику. — Остановите здесь, мне нужно выйти.

— Что с тобой, Зось? — спросил взволнованный Паша. — Ты побледнела.

— Я хочу в туалет. Остановите машину.

Это взбесило тетушку.

— Потерпишь, мы не будем останавливаться! И, пожалуйста, помолчи!

Адские качели снова закружили меня.

— Нет. Мне нужно на улицу. Срочно. Я задыхаюсь. Мне плохо.

Никто не ответил мне. Никто даже не попытался.

— Остановите! Остановите, сейчас же! — слезно кричала я, выламывая дверцы. — Мне нужно выйти! Остановите, слышите?! Мне нужно домой! Откройте эту чертову дверь! — я разрыдалась, но кроме, брата это никого не тронуло.

Люди, сидящие впереди, были не удивлены такой реакции, они предугадали ее, потому что знали — никакого пикника не будет.

Я упала на пол, между сиденьями и закрыла лицо руками.

— Ненавижу вас! — рыдала я. — Твари, как же я вас ненавижу! Чтоб вы сдохли! Нелюди! Горите в аду!..

Мое сознание охватила тьма. Коварная судьба снова и снова надевала на меня тяжелые кандалы под названием «Жестокая жизнь». Я возвращалась к тому, отчего только-только смогла уйти.

Нас увозили из Каменки. Нас увозили из родного дома.

Мы, потерянные котята, снова стали ненужными.

«Все что не делается, то к лучшему» — с детства обманывают нас. Наглая ложь. Где же это «лучшее», когда я так много для него сделала?

Я помню, когда нас, как мелкий мусор, выбросили у ворот большого здание. Тогда к нам подошли десятки обеспокоенных женщин, они гладили зареванного Пашку по голове и расспрашивали обо всем, что случилось. Пашка с удовольствием поведал им душераздирающую историю, а вот я, облокотившись о несколько сумок с вещами, внимательно изучала надпись на табличке у входа в здание.

РАЙОННЫЙ ЦЕНТР ПОМОЩИ ДЕТЯМ,

ОСТАВШИХСЯ БЕЗ ПОПЕЧЕНИЯ РОДИТЕЛЕЙ.

Весьма обнадеживающие название, но меня заинтересовали только три первые буквы — Р. А. Й. Тогда я подумала, что пришла к тому, к чему так долго шла. А еще я подумала, что стоит опасаться своих желаний. Не всегда они исполняются так, как хотелось бы нам.

Черт. Как же все это грустно; этот сильный дождь, скрывающий Пашкины слезы; этот сочувствующий взгляд женщин, которые видят в нас несчастных сироток; это серое небо олицетворяющее мое внутреннее состояние; эти высокие ворота, которые должны впустить тебя в лучшую жизнь, но этого никогда не произойдет; и, эти раны, которые не перестанут кровоточить.

Грустно. Невыносимо грустно.

Только потом мне объяснят, что тетушкины планы на дом не свершились и, потеряв интерес к нашим персонам, она избивалась от нас столь некрасивым способом. Что ж, спасибо ей, что довезла нас до приюта. Даже для нее это было поступком. Немного аморальным, но все же поступком.

Черт. Как же это грустно.

***

Это были не самые легкие два месяца в моей жизни. Нет, интернат принял нас с Пашкой очень тепло, воспитатели души не чаяли в моем младшем брате, часто беспокоились о моей состоянии, подбадривали душевными разговорами, помогали в учебе, но я так не смогла свыкнутся с мыслью, что проживу тут до своего совершеннолетия.

Нас не должно быть здесь. Не должно.

Я не переставала думать о ребятах. О Семене, о Нине, даже о Саше. Да и как я могла перестать думать о нем? Тогда бы все мои улыбки, все мои слезы, вся эта дрожь в коленках были бы ложью. Но я никогда не лгала.

— Цветкова, тебя нянечка искала. Говорит, это срочно, — с этими словами в комнату зашла Женя. Взяв с моей тумбочки зеленое яблоко, она уволилась на свою кровать. Девочка проживала тут уже шесть лет, поэтому, считала себя полноправной хозяйкой.

— Что ей нужно? — неохотно спросила я, изучая пыльные занавески.

— А мне на кой знать? Иди, и все узнаешь, — она подняла указательный палец, словно недоговорила и, проглотив яблоко, добавила: — И, кстати, поговори со своим братом. Он ворует у детей фрукты, а потом заставляет их кувыркаться за апельсин. Это ненормально.

Изогнув бровь, я посмотрела на яблоко в ее руке.

— Что? — пробубнила она с набитым ртом. — Оно уже тут неделю лежит. Я решила, что ты не хочешь.

Поднявшись с кровати, я протяжно выдохнула.

— Все нормально. Мне не жалко. Так что ты там говорила про нянечку?

— В служебную вали, говорю. Она там.

Мне было шестнадцать, и любой мог подломить мою волю.

Войдя в небольшой кабинет, я облокотилась о стенку и скрестила руки на груди. Я думала только о том, чтобы скорее вернуться на койку.

— Ты звала меня, Вера?

Оторвавшись от бумаг, пожилая женщина подняла на меня свои огромные глаза.

— Да, Злата, присаживайся, — пригласила она.

— Нет, я постою. Если Пашка снова засорил туалет, то я здесь ни при чем.

Она посмеялась.

— Я не об этом, — она поджала губы и вскинула бровями. — Хотя, он действительно вымотал всех наших воспитателей. Кто научил его купаться в отстойниках?

Сохраняя невозмутимость, я дернула плечом.

— Да был там один… капитан подводных бочек… Так, о чем ты хотела поговорить?

— Это касается вашего дома. Пришли бумаги. Дом остается за вами, — она помедлила. — Но, я не могу отпустить вас, Злата. Ты должна понимать. Мне нужен хоть один опекун, который мог бы взять за вас ответственность. У вас вообще не осталось родственников?

Нянечка Вера подарила мне кусочек веры и тут же отобрала ее.

— Я уже говорила, у дедушки был брат.

— К нам никто не обращался.

— Знаю, — я повысила тон и сразу же пожалела об этом. — Черт, Вера, я знаю. Скорее всего, он даже не догадывается о нашем положении.