Несчастные девочки попадают в Рай (СИ) - "Kerry" - Страница 50

Мысли кружили голову. Пашкин храм мешал погрузиться в сон. За окном начало расцветать. Ни на шутку разозлившись, я заставила себя закрыть глаза и перестать задаваться вопросами.

«Ты не пой соловей, возле кельи моей», — эта песня давно стала для меня что-то вроде колыбельной. — «И молитве моей не мешай соловей».

Тело расслабилось. В голове начали перемешиваться различные картинки, ничем не связанные, как обычно и бывает перед сном. Мне не хватило нескольких секунд, чтобы окончательно провалиться в сон.

Я услышала визг, а следом слабый скулеж. Глаза распахнулись. Этот визг не был человеческим. Его издала собака. Моя собака. Моя Каштанка.

Группа Вконтакте: https://vk.com/club167796669

Когда кто-то говорит мне, что люди стали как животные — я негодую. Подобное заявление оскорбляет животных.

…тело расслабилось. В голове стали перемешиваться различные картинки, ничем не связанные, как обычно и бывает перед сном. Мне не хватило нескольких секунд, чтобы окончательно провалиться во тьму.

Я услышала визг, а следом слабый скулеж. Глаза распахнулись. Этот визг не был человеческим. Его издала собака. Моя собака. Моя Каштанка.

Приподнявшись, я почувствовала сильную слабость в коленях. Ноги были ватными, будто не принадлежали мне. Стало дурно. Подобное чувство я испытывала впервые и это новация мне не нравилась. Абсолютно. Когда я спускалась, ладони покрылись холодным потом и соскальзывали с лестничных жердочек. Путь от комнаты до входной двери показался мне невероятно сложным.

Выйдя во двор, я прищурилась. Привыкшие к темноте глаза пронзило ярким светом.

— Каштанка! — кричу я и залажу в собачью будку. — Каштанка!

Позабыв о птицах, собака мчится к нашему дому. Она ракетой носиться по двору, обнюхивает землю и беспокойно поскуливает.

Я замираю. Перестаю дышать. Ничто не должно выдать меня.

Каштанка мечется, рыщет, но не может найти свою хозяйку. Ее растерянность забавляет меня. Я хихикаю в ладошку. Слишком громко. Собака улавливает мои смех и ныряет в будку.

— Каштанка! — визжу я, потому что влажный нос щекочет мои шею и веки. Она слюнявит мои волосы. Мне смешно. Так, что болят живот и скулы. Я по-детски счастлива. — Хватит, прошу! Каштанка, прекрати!

Забыв про обувь, я вступила на промерзшую землю и пошагала к собачьей будке. К тому крохотному домику, в котором так любила прятаться в детстве.

Каштанка лежала рядом, практически беззвучно, но продолжала дышать. Ее шерсть на брюхе слиплась от крови, а рядом валялось само орудие расправы. Знакомый нож. Меня окутал холод. Ступор. Даже временная слепота. Я буквально заставила себя подойти к ней. Я заставила себя прозреть. Я заставила себя принять горькую правду.

— Каштан? — мой голос дрогнул. — Эй, малышка…

Учуяв мое присутствие, собака тихо проскулила.

— Тише, тише, родная. Я здесь. Я рядом.

Я припала к питомцу, положила ее голову себе на колени и аккуратно погладила. Пальцы тут же стали липкими. И снова этот тошнотворный запах крови. К нему невозможно привыкнуть.

— Девочка моя, кто это сделал? — хрипела я, едва держа себя в сознании. — Кто это сделал? Кто?

Каштанка жалостливо тявкнула и содрогнулась от боли.

— Тсс…

Глаза наполнились слезами. Целым морем слез. Целым океаном.

— Не переживай, мы поможем тебе… Обязательно поможем… Рана неглубокая. Такая маленькая, что сама не заметишь, как заживет. На собаках ведь все быстро заживает, так?

Каштанка слабо моргнула, соглашаясь со мной, словно не хотела расстраивать. Она страдала.

— Обещаю, ты поправишься.

Черно-рыжий окрас разбавлял алый островок. Он разрастался с каждой минутой. Я молила Бога о том, чтобы ей не было больно. Мечтала забрать эту боль себе. Мечтала повернуть время вспять. Хоть на несколько минут.

— Все будет хорошо, милая, — я перешла на шепот, потому что слова давались сложно. — Ты справишься. Потерпи немного. Скоро станет легче. Мы вылечим тебя, девочка. Знаю, больно, но ты потерпи.

Пальцы сжались в кулак. Из глаз покатилась соленая вода.

— Ты у меня такая сильная. Такая храбрая… Помнишь, тебя пчелы покусали? Нос был такой большой… хоть…куртку вешай. Ты всегда была сильнее меня. Отважнее. У тебя хватил сил, чтобы справиться. Не думай, что не хватит.

Мне стало больно. В носу, в ушах, в горле. Казалось, в мою кровь подсыпали мелких осколков и теперь они разъезжают по моим венам. Даже слезы ранили глаза. Карябали. Обжигали.

— Ты только не бросай меня, Каштан. Не будь как все… Не надо. Я ведь не смогу без тебя. Ты могла былишится лучшего друга? Я вот нет. И не собираюсь. У нас еще столько мест в которых мы не побывали, столько ям, норок… А птицы? Миллионы птиц еще не знают о твоем существовании. Они обязаны узнать кто такая Каштанка. Все должны знать, что наша Каштанка просто так не сдается. Мы покажем им, Каштан, правда?

Я чувствовала слабые удары сердца. Влажные глаза собаки были устремлены в одну точку. До краев полные предательства и разочарования, они обещали скоро потухнуть.

— Знаешь, я всегда мечтала о собаке, а когда тебя подарили мне, то была на седьмом небе от счастья. Честное слово. Тогда я решила, что мы никогда не расстанемся. Будем носиться по полю, вместе плескаться в луже, грызть траву, есть насекомых… Что ж, так оно и было. Только вот ты повзрослела раньше меня. Ты была такой вредной нянькой. Такой доставучей, — я запнулась. Колючий ком перекрыл горло. Он бы острее ножа, который лежал у моих ног. — И если ты решила, что теперь так просто избавишься от меня, то ты сильно ошибаешься. Я не отдам тебя, Каштан. Никому не отдам. Буду вечно маячить перед твоими глазами. Буду дергать за уши. Буду брюшко щекотать. Теперь я буду будить тебя по утрам и выматывать на прогулке. Так что ты не отвяжешься. Даже не думай. Мы с тобой навсегда…

Я гладила массивные лапы. Пушистый хвост. Обводила пальцами шершавые подушки, влажный носик, каждый ноготок.

— Как-то я сказала тебе, что отдам тебя Нине. Помнишь? Тогда ты съела мои школьные туфельки…Я обманывала тебя, милая. Я готова лишиться всех этих вещей, всех туфель, рук, ног, но не тебя. Не тебя…

Каштанка открыла пасть. На длинном языке показалась кровь.

Господи, прошу…

— Ты не бойся, — заикалась я, морщась в лице. — Эта дурацкая кровь ничего не значит. Я теряю ее литрами… Если будет нужно, я отдам тебе свою. Нет, я так и сделаю, ты только останься. Останься, слышишь?

Но собака уже не слышала меня. Моя Каштанка оставила меня одну.

— Каштанка, пожалуйста… Нет…

В глазах потемнело. Я уткнулась носом в жесткую шерсть. Каштанка была теплой, словно прилегла вздремнуть. Я молила душу не покидать ее тело. Я просила ее остаться. Я молила взять меня с собой.

— Нет, нет, — задрав голову к небу, я истошно простонала. Мой рот безобразно скривило от горя. Мне хотелось орать, но из горла выходил только жалкий рев. Эта боль нарочно сидела во мне, не желая давать послабления. Вымученное сердце разрывалось на части. Я была готова вырезать это сердце. Тем самым ножом…

— Каштанка, пожалуйста…

Я раскачивалась с собакой в руках, наивно надеясь, что это вернет ее.

— Стой… Стой! Не надо! Ааа…

— Злата?

Мои рыдания подняли Пашку. Он босиком выбежал на крыльцо, и меня посетило дежавю. Точно так же он застал меня и дедушку.

— Почему ревешь?

Наши глаза встретились. Все эти секунды я молчала. А потом он взглянул на бездыханное тело в моих руках и все понял. Его губы задрожали. Дикая ненависть отразилась на его лице, а следом невыносимой грусть. Паша нырнул в дом, а я не стала его останавливать. Он тоже ее потерял.

— Не покидай меня, девочка, — шептала я, прижимаясь к собаке. — Не покидай.

На улицу вышла сонная тетушка, но жуткая картина заставила ее моментально проснуться.

— Ох, ты ж Бог мой, — Клавдия была непривычно обеспокоена. — Я принесу бинты, — она метнулась в дом, даже не догадываясь, что они уже не понадобятся.