Несчастные девочки попадают в Рай (СИ) - "Kerry" - Страница 5
- Предыдущая
- 5/74
- Следующая
Убедившись, что нас никто не видит, я подбежала к брату и схватила его за ногу.
— Слезай, — приказала я сквозь зубы. — Сейчас же.
Мои пальцы вонзились в его тонкую щиколотку.
— Пусти, Зося, — сморщившись в лице, потребовал он. — Никто пропажи не заметит.
— Или ты спускаешься… или гореть твоей заднице от дедовского ремня.
— Ну, сестричка, пожалуйста!
Я сделала строжайшее лицо и принялась считать:
— Раз, два…
Мальчишка опечалено вздохнул.
— Ладно, ладно. Только отпусти. Я сам слезу.
Я отпустила его ногу, задрала голову к небу и протяжно выдохнула. И за что он мне?
Пашка лихо спрыгнул на землю, только вот на землю соседскую. Белобрысая шевелюра козликом поскакала по огороду.
— Пашка! — взвизгнула я и припала лицом к забору. — Вернись!
Пятилетнее подобие на человека бесстрашно прополз в чужой сад, нырнул в зеленое ведро и достал спелую грушу.
— Опля!
— Паша, назад, — вполголоса позвала я, в страхе что его заметят, но братец, почувствовав себя первоклассным воришкой не спешил возвращаться.
— Злата-вата, гуталин. На носу горячий блин, — пританцовывал идиот с набитым ртом.
Стыд и страх сковали меня. Отвернувшись, я стала молиться, чтобы хулиган вернулся незамеченным. А главное, чтобы дед этого не видел. Отчасти я была виновата в том, что происходит.
— Ай! Ой!
— Попался!
Когда за спиной послышался посторонний голос, мое сердце дрогнуло. Сглотнув, я обернулась.
— Пусти, — корчился от боли Пашка.
Парень, державший братца за ухо, не щадил сорванца. Извиваясь, Пашка на цыпочках водил хороводы вокруг соседа.
— Пустить? — усмехнулся парень, а потом отвесил ему смачного пенка. — Ты хоть знаешь, что за воровство бывает? А, матрос?
— Всего лишь груша. Жалко, что ли?
По всей видимости, Пашка не понимал всю мерзость своего поступка и не стеснялся дерзить.
— Тебя мне жалко, матрос, — посмеялся парень. — Груши, ведь, немытые.
— Фигасе! И что мне теперь будет?
Поправив кепку козырьком назад, парень задумался.
— Хм. По-разному бывает. Иногда, черви в животе заводятся. Иногда, поросячий хвостик вырастает, — он запнулся. — Спорим на щелбан, что не хрюкнешь?
Сосед явно издевался над мальчуганом.
— Кто спорит — тот говна не стоит! — Пашка был любителем дразнилок, но и парень оказался не промах.
— Кто спора боится — тот в какашках копошится!
Мне пора было вмешиваться.
— Отпусти его, пожалуйста, — жалобно пропела я. — Он еще маленький. Глупый.
Парень поднял голову и удивленно моргнул. Он и предположить не мог, что за ними наблюдают.
— А ты кто? Подельник?
— Златка! Сестренка, помоги! Он мне ухо сейчас оторвет!
— Так это сестра твоя, матрос? — догадался парень. — Что ж, у тебя появился шанс на свободу.
Он посмотрел на меня и его голубые глаза сверкнули.
— Как думаешь братца выручать? — его губы дрогнули в хитрой улыбке. — Предложения есть?
Я видела его впервые.
Высокие скулы. Светлые глаза. Пухлые губы. Из-под черной кепки торчали темные волосы, а от широкой улыбки на щеках появились ямочки. Майка, цвета пыльного снега, прикрывала потертое трико, зато открывала рельефные руки. И пусть одежда на нем была простая, сам же парень был непрост.
— Послушай, я извиняюсь за брата. В семье не без урода, понимаешь? Он дурачок у нас.
— Сама дура! — огрызался глупый братец.
Я сжала руки в кулаки, представляя в них тонкую шею. Клянусь, как только все закончиться я удушу его. Разорву на куски и скину в компостную яму. На заборе повешу и выбью, как пыльный ковер.
— Отпустишь? — я с надеждой посмотрела на парня, и тот вскинул темными бровями.
— Отпущу, — подозрительно быстро согласился он, но мальца не выпускал. — Только если ты кувыркнешься.
— Что?
— Кувыркнись, и он свободен.
Я могла бы расценить это за шутку, только вот лицо его было серьёзным.
— Я не цирковой осел, — мои руки скрестились на груди. — Пусть кто груши трескал, тот и кувыркается.
Вздохнув, он равнодушно потряс плечами.
— Как знаешь, — на этих словах он вывернул руку, и мальчишка завопил на всю округу.
Я поморщилась от пронзительного крика. Если дедушка узнает о содеянном, Пашке будет незачем волноваться за свои уши, потому что их попросту не станет.
Мне было четырнадцать, и я была слишком доверчива. А еще моему "великодушию" можно было только позавидовать.
Закрыв глаза, я прокляла мелкого подлеца.
— Хорошо, хорошо. Я кувыркнусь.
Самодовольный парень наградил меня вынуждающим взглядом. Ох, их ждало незабываемое представление.
Ладони коснулись влажной травы. Макушка воткнулась в землю. И, как говорит Пашка: «оп-ля» — дело сделано.
Унизительно приземлившись, я отряхнула платье и поднялась на ноги.
— Доволен? — буркнула я, и с волос попадали сухие листья.
На секунду оба ребят замерли, словно увидали фокус века.
А потом, сосед прыснул от смеха:
— В натуре? Я ведь пошутил! Если бы я знал, что ты на самом деле кувыркнешься, попросил бы тебя задрать юбку!
Мои щеки вспыхнули. Наиглупейшая шутка. Наиглупейшая ситуация. Наиглупейший брат.
— Ладно, беги, Матрос. А сестре «спасибо» скажи, — отпустив Пашу, продолжал хихикать парень.
Довольный Пашка побежал ко мне навстречу, при этом крутя пальцем у виска.
— Фигасе, Златка! Вот ты — дуреха! Кто ж по приказу кувыркается?
Я буквально слышала, как скрипят мои зубы. Но, слишком рано расслабилась, так как в нашем «театре» появился еще один зритель.
На крыльцо вышел парень — ночной гитарист и, сунув руки в карманы, одним лишь взглядом потребовал объяснений.
— Радуйся, брат! — воскликнул парень в кепке. — Не соседи у нас — циркачи!
— Да ну? — усмехнулся второй.
— Еще какие! Я таких клоунов давно не видел!
Дружный смех парней, поддержал мой недалекий братец. Кажется, его маленькая голова в действительности была напичкана опилками.
Сгорая от стыда, я схватила Пашку за шиворот и поволокла в дом. А вот выйти на улицу смогла только тогда, когда убедилась, что соседний двор пустует.
***
Дом Нины Павленко находился на другом конце улицы. Отец Нины — дядя Гриша, был мастером на все руки, поэтому двухэтажное жилище с расписными окнами и резными дверями, выделялось на фоне других неказистых домиков, хотя жили они скромно. Как и все в Каменке.
— Здравствуйте, теть Зин!
Загнувшись буквой «г», Нинкина мать ковырялась в огороде, что было для нее привычным делом. И, кажется, любимым.
— Привет, Златка, — поздоровалась она, не отвлекаясь от сорняков.
— Нинка дома?
— А черт ее знает, где она лазает! Как услышала, что я на грядки, сразу же свинтила! Ее дело телячье, нагадила — стой! Все ждет, пока за ней приберутся!
Проскочив мимо тявкающего «Шарика», я подошла к сараю — месту, где обычно пряталась Нина, когда начинало попахивать работой, и нырнула внутрь.
В пыльном помещении было темно, а просачивающийся сквозь деревянные стены свет, рассекречивал клубы табачного дыма.
— Эй, ты здесь? — тихо позвала я, заглядывая за дымящуюся кучу сена. — Это я. Злата.
В эту же секунду показалось недовольное лицо подруги.
— Блин, я что, окурок зря забычковала? Разве можно так пугать?
Теперь, недовольную гримасу состроила я.
— Ты опять за старое? Попадешься, ведь.
— Отец обронил, вот я и соблазнилась, — оправдалась она. — Это последняя. Честно.
Убрав все улики и проветрив помещение, мы незаметно перелезли забор и через несколько минут оказались на местном кладбище.
Мы всегда гуляли здесь, если не хотели видеться с другими ребятами. Разрушенные памятники не пугали нас. Совсем. Наоборот, нам нравилось заходить на чужие могилы и фантазировать: Какой была жизнь этого человека? Был ли он счастлив? Богат? Были у него дети и кем работал? Любил ли море и поспать? А вдруг, он занимался черной магией и, встав на проклятую землю, мы обрекаем себя на несчастливую жизнь?
- Предыдущая
- 5/74
- Следующая