Лоргар. Носитель Слова - Торп Гэв - Страница 16

Наибольший трепет внушал людям Король-Змий, воплощенное разрушение, которому многие аборигены Губительных Песков поклонялись как полубогу, аватару Сил. Отпрыски этого существа, расселившиеся по всем Бесплодным Низинам, охотились на людей, которые по неосторожности или от безвыходности забредали на их земли.

Согласно традиции, никто не отправлялся туда после Пира Скорби. Ритуальное празднество закончилось три дня назад, но Кор Фаэрон, твердо решив избегать любых встреч с посторонними, которые могли бы сообщить о Лоргаре в городах, повел караван по остаткам старых трактов в глубь пустыни размером с континент.

Вслух никто не жаловался, поскольку возражать посланнику Сил в столь ужасном месте значило навлечь на себя беду. Жертвоприношения и молитвы совершались с большим пылом, чем когда-либо за время изгнания пастыря. Сам проповедник, его послушник, новообращенные и рабы, собрав всю свою веру и волю, старались преодолеть испытания стихий и выжить.

Казалось, за подобную решимость их вознаграждают свыше. Явь-подъем за явь-подъемом, дремочь за дремочью проходили без песчаных бурь, словно кто-то расчищал путь для последователей Кора Фаэрона. Даже закаленные ветераны пустыни — воины Аксаты из племен Отвергнутых, кочующих по Внутренним Пределам, — говорили о поразительно быстром продвижении. Очевидно, Силы благоволили пастырю, если позволяли его последователям без затруднений пересекать худшую из земель Колхиды.

Тем не менее верующие не забывали о своих обязанностях, и в тот страшный утрень, когда ураганы наконец обрушились на дюны и поглотили передвижной храм вместе с эскортами, команда и невольники не растерялись. Пока экипаж устанавливал ветроломы и противопесчаные щиты, Кор Фаэрон, сознавая, что любая задержка может стать фатальной, разрешил Лоргару участвовать в работе. При помощи необычайного мальчика защиту лагеря удалось воздвигнуть вдвое быстрее обычного. Сам пастырь тоже примкнул к рабочим бригадам — он тянул тросы и поднимал балки, демонстрируя, как самоотверженно трудится ради общего блага.

Альтруизм хозяина показался Найро не таким уж искренним. Когда все было готово, а прихожане разошлись по трюмам и сборным укрытиям, раб поделился своими тревогами с Лоргаром.

— Он видит, как легко ты сходишься с людьми, и ревнует, — сказал невольник пареньку, когда они устроились под палубой для перерыва на явь-главную: снаружи в это время жар опалял саму душу, даже в тени. Найро сознавал, что говорить следует осторожно: как бы хорошо ни чувствовал себя мальчик среди наемников и слуг, он оставался аколитом господина. Завести речь о деспотии Кора Фаэрона, прямо посетовать на его убеждения значило выступить против Слова и Истины — концепций, которые Лоргар всемерно поддерживал, хотя уже пострадал за нарушение религиозных норм. — Он опасается, что ты стал слишком популярным, и стремится частично перенять твое поведение. Увидев, как мы относимся к тебе после совместной работы, он снизошел до подражания твоему поступку.

— Я могу признать, что ты в чем-то прав, — отозвался мальчик; во тьме трюма был виден только блеск его глаз, — если имеешь в виду, что он трудился ради собственного спасения.

— Да, но не от бури, — произнес Найро, и Лоргар судорожно вздохнул. Побоявшись, что слишком многое себе позволил, невольник выбрал менее прямой путь к цели. — Помню, в «Откровениях» говорится: «Деяниями аколитов возносится господин».

— Отповедь на обвинение Нарага в том, что он приукрашивал свою репутацию за счет достижений Диа Марды и Каллипы. Согласно ей, ученик достигает великой славы лишь благодаря наставнику. — Раб буквально чувствовал наслаждение мальчика. Участвуя в спорах по вопросам теологии или писания, Лоргар всегда лучился радостью, не запятнанной самодовольством. — То, что Кор Фаэрон возвышается моими усилиями, нисколько не принижает моих успехов.

— Да, но только если он сам строит на твоем фундаменте, — возразил Найро и облизал губы: пыль и песчинки проникли даже в недра корабля-часовни, покрыв все вокруг тонким красно-серым слоем. — Если же он называет твою башню своим домом, это воровство. Люди должны владеть лишь тем, что создали сами, к добру или худу.

Лоргар ответил не сразу, и раб приободрился, видя, что аколит решил подумать над темой, а не отделаться каким-нибудь банальным контраргументом из святых текстов. Найро почувствовал, как мальчик сел удобнее; ростом он почти уже сравнялся с невольником. Быстрое развитие паренька не замедлялось, а пайки в караване были скудными даже у стражников, поэтому Кор Фаэрон потребовал, чтобы члены команды и рабы отдавали Лоргару часть своих порций.

Тот факт, что люди делились с ним без возражений, хотя многие из них недоедали, лучше всяких слов говорил о положении мальчика в караване. К тому же невольники и до этого не знали сытости — они вынужденно перераспределяли пищу между собой, чтобы выровнять рационы и избежать потери сил от голода.

— Разве я не творение Кора Фаэрона? — заговорил наконец Лоргар. Он вырос не только внешне — его голос стал ниже, звучнее, и все понимали, что аколит находится на рубеже отрочества и юности, хотя лишь двадцать дней назад был почти младенцем. — Я создан из мудрости, истовости и учений пастыря.

— «Такое же преступление — приписывать заслугам смертного то, что порождено Силами», — твердо произнес Найро, с удовольствием применяя цитату из учений Кора Фаэрона против него самого. — Все мы знаем, что ты обладаешь уникальными дарами. Силы определили тебе более великую судьбу, чем у любого из простых людей. Многие попытаются использовать тебя как орудие для достижения собственных целей, но ты должен хранить верность Воле Сил. Ты обязан сам определять, в чем состоит Истина.

Лоргар отозвался негромко, но в его мягком тоне проступили нотки допросчика:

— И к какой же цели ты хочешь направить меня, Найро?

Прямого обвинения не прозвучало, однако от этого вопрос не стал менее острым; он как будто проник в самую душу раба. Неукротимость паренька так воздействовала на слугу, что Найро не мог солгать или уклониться от ответа.

— К освобождению всех мужчин и женщин Колхиды, Лоргар, — помимо воли произнес он и быстро добавил: — Если того пожелают Силы.

Казалось, послушник замолчал на целую вечность. Он сидел неподвижно, и только медленное дыхание отличало его от мертвеца. Когда Лоргар наконец заговорил, положив широкую ладонь на колено раба, тот вздрогнул от неожиданности.

— Я услышал тебя, — просто сказал аколит. — Остается узнать, слышат ли тебя Силы.

Это приободрило Найро — пока он некоторое время спустя не обдумал слова отрока более тщательно. Затем невольник выбросил их из головы, поскольку считал, что лишь глупец станет привлекать к себе внимание свыше.

Странствие по Бесплодным Низинам превратилось в тяжкий труд, постоянную борьбу с непрерывно ухудшающейся погодой. Два-три небольших транспортных средства, не выдержав пылевых бурь, разбились или утонули в песчаных заносах. Еще несколько машин и колесниц пришлось бросить; какие-то из них разобрали на запчасти, чтобы сохранить драгоценные детали и устройства для будущего применения.

Кор Фаэрон гнал караван вперед, нисколько не щадя своих последователей. Пастырь напоминал им о жертвах, на которые пошли пророки, чтобы принести Слово Сил в города Былой Колхиды.

Экспедиция ползла медленно, но безостановочно, поскольку от этого зависело ее выживание. Задержавшись надолго в центре Бесплодных Низин, люди стали бы жертвой надвигающегося урагана Божья Ярость, который, согласно легендам, каждую зиму проносился по внутренним районам пустыни. Чтобы выбраться вовремя, требовалось двигаться каждую явь-главную, поэтому караван прорывался сквозь свирепые ветра, обдирающие кожу вихри и невыносимое пекло. Кор Фаэрон вел себя как одержимый, подобно Капу Вахе из «Притчи о Небесном Ките», но подгоняло его не возмездие, а более чистая цель — обретение праведной мудрости. Так, благодаря защите Сил и собственной стойкости, верующие дождались дня, когда бури стихли и проповеднику открылись вдали белые пики Бритв. За коварными ущельями этого горного хребта лежал мертвый город, именуемый Последним Пристанищем — Саррагеном на языке его давно сгинувших обитателей.