Гордый кадетский корпус (СИ) - "Майский День" - Страница 14

— Спасибо! — приветливо сказал Марилев. — Мы никого не опасаемся, но могли ведь и лихие люди лазутчика послать, в надежде чем-то поживиться.

Мальчик вздрогнул, переступил с ноги на ногу, словно в тревоге или нетерпении, потом дёрнул старшего за рукав.

— Да? — обернулся брат.

— Давай посмотрим на него со стороны. Вдруг кто из родичей решил понаблюдать, не будучи узнан, как кадеты тратят семейные денежки?

— Пожалуй, это выглядит разумнее, — пробормотал Марилев.

Белик первым пошёл обратно сквозь тесную, но хорошо убираемую, чтобы посетители харчевни не обижались, улочку. Сквозь мутное оконце трудно было что-то разглядеть, но кадеты и не пытались. Они прошли вместе с Беликом на задний двор, потом в коридорчик и посмотрели в зал оттуда.

Пришлый человек никуда не делся, так и сидел, прихлёбывая пиво, хотя давно уже должен был поесть и освободить место. Впрочем, особенно странным это не выглядело: болтался человек где-то по пустым равнинам, да лесным деревням, может ему в радость просто среди людей посидеть и разговоры послушать.

Белик стал так, чтобы прикрыть собой кадетов, но им дать случай разглядеть мужчину, и справились они на удивление быстро.

— Мы сегодня ужинать тут не будем, — сказал Марилев, поглядев на товарища. — Пришлём за едой прислужника.

— Хорошо, — ответил Белик. — Я скажу на кухне, чтобы приготовили.

Кадеты ушли так же тихо, как и пришли. Когда за ними затворилась дверь, Белик вернулся в зал, чтобы казалось, что это он ходил наружу за какой-нибудь надобностью.

Дурных мыслей у него не возникло, да и предупредив того из кадетов, кто вообще его замечал и держался всегда приветливо, он совершенно выкинул лишнюю заботу из головы. Посетителей оказалось на редкость много, едва справлялись втроём.

Незнакомец проторчал в харчевне ещё какое-то время, а потом расплатился и ушёл. Деньги дал местные, но Белик заметил в его кошеле и иноземные монеты, хотя удивительного в том не было — странствует человек, по надобности всё.

Заведение закрыли поздно. Тайталь ушёл раньше, он почти никогда не задерживался на уборку. Белик остался вдвоём с Дорой. Она вытирала столы и мела пол, он поправлял всё, что сдвинули с места посетители. Трудились как всегда мирно и молча, но потом Дора остановилась и отложила тряпку.

— Значит, уезжаешь? — спросила как бы невзначай.

Белик, несмотря на усталость, рад был поговорить о предстоящем путешествии и откликнулся охотно.

— Мне здорово повезло, что преподаватель Фагор позаботился обо мне. Конечно, я не прочь был бы здесь поработать и ещё подкопить денег на будущее, но и мир посмотреть хочется. Я моря никогда не видел и гор. У нас на севере только леса и болота, да и здесь — равнина.

— Это так, — согласилась Дора. — Холодно только теперь, ты бы одежды тёплой прикупил.

— Да, вот, завтра после занятий схожу.

— Можешь здесь что-то присмотреть. Отцу оставляют в залог вещи, а часто потом не выкупают. Давай глянем, вдруг тебе что пригодится.

— Давай! — обрадовался Белик, понимая, что ему, как работнику, мастер Лотан уступит со скидкой. — Спасибо, Дора, ты такая добрая, обо мне как о родном брате печёшься.

Дора глянула на него, раздулись на мгновение ноздри, словно девице воздуха не хватало. Белик забеспокоился, но она сразу отвернулась, а потом махнула рукой, приглашая к каморам.

Под хозяйскими хоромами были крепкие клети, один из замков Дора отперла своим ключом. Фонарь она поставила на порог, опасаясь, наверное, поджечь имущество, а его внутри оказалось немало. На крепких полках лежали разные вещи, а то и свёртки тканей. Белик растерялся среди такого богатства, но Дора уверенно сдернула с самого верха добротный даже на первый взгляд кафтан. Неброская на вид ткань оказалась мягкой и пушистой.

— Примерь-ка этот, должен прийтись впору.

Белик не устоял и, скинув полукафтанье, в котором работал, бережно надел протянутую Дорой почти барскую одежду. Она не только пришлась в самый раз, а словно родная обняла тело. Сразу стало тепло и уютно. Белик застегнул крупные пуговицы и отчаянно пожалел, что не может поглядеть на себя со стороны. У богатых горожан, он слышал, есть зеркала, в которых можно увидеть себя в полный рост, но представить это было трудно.

Дора мягко провела ладонью по рукаву, словно тоже наслаждаясь ощущением хорошей материи под пальцами, потом расправила кафтан на плечах, хотя он и так сидел отменно.

— Как на тебя сшито, — прошептала сдавленно, словно задыхалась.

Что с ней сегодня? Нездорова? Так на вид цветёт, румянец на щеках как маковы лепестки.

— Дорогой очень, — с сожалением вздохнул Белик.

Расставаться с хорошей одеждой не хотелось.

— Отец в полцены отдаст, да и не к спеху ему, тут разного добра полно. Вот и на голову, на ноги найдётся.

Дора торопливо повернулась, достала высокую с оторочкой шапку, сапоги с опушкой, как у заезжего человека. Где тут было устоять. От нежданного богатства у Белика закружилась голова. Когда он покажется в таком наряде, лицедейка Лина не сможет его не заметить. Да на такого молодца и дворянская девица посмотреть не побрезгует. Напомнив себе, что и перед чужим магом показаться надо пристойно, Белик отчасти успокоил совесть.

Сапоги тоже оказались впору, а когда надел шапку, то сам себе показался выше ростом. Дора глядела на него, по-бабьи сложив руки под высокой грудью. Хотелось расцеловать её за доброту и заботу, но Белик постеснялся. Всё же не родные, приличия блюсти надо.

— Забирай и пойдём! — отрывисто сказал Дора и первая выскочило во двор, подняв фонарь.

Белик прихватил рабочую одежду и вышел следом. Башмаки Доры уже стучали по лестнице, показалось, что засмеялась она. Над ним? Белик недоумевал, но девица скрылась в хоромах, стукнула дверь, исчез свет.

Шагая в темноте к себе в каморку, Белик недоумевал, что такое с ней происходит. Может быть, просто жалеет, что некому станет помогать? Так Тайталь никуда не едет. Вот разве что скучно на месте. Наверное, Дора просто грустит оттого, что тоже не может отправиться в дорогу.

Марилеву казалось, что эти месяцы пролетели как один день. Он всегда упорно занимался, и, хотя на роду ему было написано остаться на всю жизнь хилым, он единственно своим усердием в телесных упражнениях преодолел судьбу. В кадетский корпус явился не согбенный хворью отрок, а юноша, готовый не только учение одолевать, но при нужде и сражаться.

Как же пригодилась домашняя закалка! Отправляясь в школу, он не задумывался о том, что здесь придётся вести неустанный бой не только с нелёгкой магической наукой, но и соперничать с другими кадетами. До сих пор он соревновался только с собой вчерашним, поскольку никто не принимал его всерьёз как конкурента.

Первым среди всех так и остался Рафаль. Он глотал науку легко как прохладную воду и никогда не утруждал себя лишними занятиями. Едва магистр Гаргебрин отпускал кадетов, как он гордо удалялся из класса, сопровождаемый своими приближёнными. Графский сын нашёл их без труда. Вот и сегодня он прошествовал к двери, насмешливо поглядев на остающихся.

Марилев заметил, что кое-кто из кадетов, робея этих взглядов, тоже покидал комнату для занятий, не затвердив преподанное как следует, но сам ничуть не стеснялся, сидел допоздна. Ирре успевала лучше, но каждый раз оставалась с ним, да и в Хильдеальде Марилев обрёл единомышленника. Так и бдели втроём, расходуя свечи, и напоминая прилежанием усердных заговорщиков, всецело преданных идее.

Марилев освоил возжигание огней и заклинание оружия, даже магические мороки получались с каждым днём всё лучше, но вот скучный серый порошок никак не желал превращаться в грохочущую потеху. То есть, иногда получалось и недурно, иногда — нет, а где та тонкая грань, что отличала уверенность от случая, он пока не постиг.

Магистр Гаргебрин обычно удалялся с большинством, но сегодня задержался в классе. Марилев как раз придвинул к себе плошку с щепотью порошка на самом дне и задумался, пытаясь сообразить, что у него выходит не так, когда преподаватель сел напротив.