Мужчина с огнестрелом (СИ) - Дэвлин Джейд - Страница 50

Юлия.

Я замучилась, оказывается, воевать на два… нет, три… нет. А, короче, на несколько фронтов. И очень осторожно, поминутно замирая и оглядываясь на Макса, попробовала опустить один из щитов.

Ну вот с той стороны, откуда он все время меня долбил по поводу фигуры, одежды, воспитания и прочего. Самое обидное, что когда я дала себе труд об этом задуматься, оказалось, что говорил-то он правильные вещи. Но получился такой странный пердимонокль в моем мозгу, что… мда.

Я вот пока лежала на теплом Мастере в ванне с воздушным киселем, пыталась анализировать, как еще в интернате привыкла. Как так получилось, ведь я всю жизнь подчинялась старшим и прекрасно знаю, что такое дисциплина, жесткая иерархия и работа в команде. Балет — это не только индивидуальная техника, это ансамбль.

И на тебе. Ровно в тот момент, когда в полной заднице вдруг наметился просвет и появился волшебный мальчик с решением всех моих проблем — мне словно крышу снесло.

Или это еще раньше случилось? Еще тогда, когда моя отлаженная, как дорогой часовой механизм жизнь вдруг сломалась и покореженные шестеренки желаний, мотивов и рассчитанного самоограничения со звоном покатились в разные стороны?

Я тогда словно в омут с головой рухнула — сплошная чернота в памяти, ни вздохнуть, ни даже осмотреться толком. И безнадежность, полная. И от нее…

Я даже вздрогнула. Вспомнила. Вспомнила тот момент, когда достигла дня своей персональной ямы отчаянья, оттолкнулась от нее и начала медленно, очень медленно всплывать.

Вот оно, это странное чувство — когда у тебя ничего нет, тебе нечего терять. И появляется сумасшедшее, отмороженное и слегка равнодушное чувство свободы.

Когда Макс забрал меня из больницы, вылечил ногу и разом вернул все надежды на будущее — он, сам того не понимая, отнял ту чертову свободу пустоты. А я, вроде бы вцепившись зубами и ногтями за потерянную было жизнь, пытаясь втиснуться в уже сброшенную старую кожу, одновременно с этим всеми четырьмя лапами отбрыкивалась от любой его попытки вписать меня в рамки жизни новой.

Короче, психиатрия на гастролях, акт первый, па-де-де цыганочка с выходом.

Нет, дорогая. Подсознание — оно, конечно, вещь нужная. Да только воли ему лучше не давать. Пора начинать головным мозгом жить, а не спинным, в который одни рефлексы записаны.

Вот Макса взять… хотя бы. Да не охренела ли я на парня бочку катить с утра до вечера — рожа мне его, видишь ли, равнодушная не понравилась. Окстись, балетка, вокруг тебя в жизни никто столько не выплясывал, сколько этот парень, ты хоть спасибо бы сказала. Нет, челюсть вперед, волосы назад, мозги вообще в другой пуанте оставила.

Ых… короче, думать обо всем этом хорошо и полезно. А вот что на практике делать

— с этим я затрудняюсь. Ну, то есть, я вот пока по Максу в ванне ерзала, старалась не вредничать и вообще вести себя как хорошая девочка. От натуги аж снова сама себе мозг отключила и давай дебильные вопросы задавать, хихикать, как первоклашка у витрины сексшопа, краснеть…

Нет, ну краснела я не из-за мозгов. Просто внезапно обнаружила, что округлившееся тело тоже на Макса… реагирует.

Вот это жаркое покалывание в груди и внизу живота, и ощущение обнаженного и теплого мужского тела подо мной — все это оказалось для меня слишком новым и неожиданным. Слишком… большим и остро-чувственным.

И глазища эти его, и губы… которые шевелятся! Когда он говорит! И недвусмысленное свидетельство того, что он меня тоже… почувствовал…

Уф.

Ну, я в теории знала, как это бывает. К выпускному курсу на потоке девственниц почти не осталось. У некоторых девок по два аборта к совершеннолетию.

Я-то береглась, и не из какой-то там особой моральной чистоты, просто до дрожи боялась залететь и вылететь, если на этом деле поймают. Да и пахать приходилось так, что на парней я обычно смотрела с равнодушным интересом мясника: достаточно ли у него мышечной массы, чтобы он меня в поддержке не уронил.

Впрочем, к концу репетиционного дня мы все друг на друга так смотрели, не различая пола. Кто там голый, кто переодевается, кто из душа выпал — да не пофиг ли, тут бы на ногах удержаться и не рухнуть от усталости.

А тут на тебе полный букет непривычных ощущений.

Вот прямо расцеловала бы Касси в системный блок, за то, что она своим Гамлетовзломом сбила меня с этой странной волны. Я аж встряхнулась. Ну и решила на практике попробовать, что там сама себе надумала за это время, и на что Мик намекал, и…

В общем, решила попробовать сделать вид, что никакой войны между нами не было, а мы просто с Максом хорошо живем вместе. Кстати, прямо наслаждением оказалось одеться как мне нравится, без оглядки на «посмотри на Мастера и поступи наоборот».

Вот только ради одного его выражения лица это стоило сделать!

Уже поздно вечером, скрутившись в маленький одинокий крендель под одеялом и даже немножко поплакав (а сама не знаю, с какого черта, просто так. Может, стресс?) я поймала себя на том, что вроде как жду привычного теплого Макса, чтобы уснуть, уткнувшись носом в его плечо и одновременно с этим… боюсь?

Нет, не так. Не боюсь. Волнуюсь ужасно.

Вот он придет, разденется… и я ж тоже по сложившейся привычке нырнула в постель в одних трусиках… и… и…

А если он что-нибудь сделает… эдакое? Страшно и волнительно и…

А если не сделает, я же его сама покусаю.

— Ты уже легла? — донёсся тихий голос от двери. За всеми размышлениями я даже не заметила, как он оказался в комнате, — Чего не зовёшь тогда? А то мне Кассандра передала, что ты уже дырку в простыне протерла ёрзаньем.

— Ничего я не ерзала, — по привычке взъерепенилась я, но тут же обмякла, натянула одеяло на голову и там под ним тихонько всхлипнула. От переполнявших чувств. А чего он пришел! Из душа! С мокрыми волосами и капельками на голой груди… и шорты эти его с одной стороны на бедро спозли… а я ему даже сказать не могу! Ничего! Подумает еще, что я дура озабоченная.

— Юлия, ты чего? Плачешь? Болит что-то? — Макс вскинулся, как охотничий пес на звук выстрела. И полез выкапывать меня… из одея… ла-а-а…

— Юлия! Да что случилось-то? Подожди, сейчас целителей на дом вызову!

— Ничего не случи-илось! — я рыдала и давилась слезами, потому что мне было дико стыдно — с какого хрена вообще?! Ничего не случилось, реально! И нате вам… да я в жизни так не ревела, даже когда меня отчислили! — Не надо цели., телей! Я щас успо… коюсь!

— Кажется, это нервное. Мастер, — раздался голос Гамлета. И этот тут! Ааа, блин, позорище!

— Ее сегодня чуть не убили, даже странно, что реакция такая запоздалая, — подумал и выдал ИД.

Ой… а может и правда? И я прямо могу дальше рыдать? Нет, все равно стыдоба…

— Эм… — замялся было Макс, но потом все таки выкопал меня из под одеяла, как я не отбрыкивалась. Выкопал, затащил к себе на колени и неумело прижал мою голову к своей груди. К голой груди! — Тише, Юль, тише, все прошло… все хорошо…

Конечно, хорошо! Даже слишком! Особенно когда меня по спине по голой гладят и рука его все ниже спускается… он, сволочь такая, меня утешает, как щенка гладит, даже мыслей небось никаких разэтаких нет, а у меня мурашки! Чертовы… Я блин столько раз ржала, читая отрывки из женских романов — там у них вечно всякие мурашки по телу шастали, как роты солдат, и вообще творили всяческие непотребства. А теперь сама…

И нифига тут дело не в скверне, которую он в меня вливал — я ее отдельно чувствовала. Да что ж за гадство теперь такое?! Это теперь всегда так будет, что ли?!

Походу, будет еще хуже…

В какой-то момент Макс стиснул меня особенно крепко и даже прижался щекой к моей макушке — надоело, наверное, что я все еще вошкаюсь и делаю попытки отползти.

И тут меня кааак… шарахнуло по мозгам. Практически как тогда, на арене, чем-то вроде мысленной связи. Только не калейдоскопом эмоций, а одним воспоминанием, точнее даже каким-то осколком, просто Ирискин голос четко и ясно сказал: «Как только что не так — гладь ее, гладь! Увидишь, поможет!»