Ангельские перья (СИ) - "полевка" - Страница 35

Отец быстро сориентировался и спрятал второго ребенка, не сказав о его рождении даже утомленному супругу. Он спрятал второго ребенка в собственном реквизите, и все в цирке были уверены, что родился только один малыш. Отец до этого был весьма равнодушен к супругу, но тут не отходил далеко от сына. Он сам приносил ребенка на кормление папе, а потом сам докармливал, поскольку тот все равно оставался голодным. В цирке все умилялись такой родительской преданности, но цирк как раз переезжал на новое место и все были заняты своими делами.

Стоило шапито начать разворачиваться на новом месте, как случилась трагедия. При разгрузке стропы у груза сорвались, и нашего папу придавило упавшей будкой. Врачи, местные и вызванные из города, ничего не смогли сделать, и наш папа умер от внутреннего кровотечения. После этого наш отец собрал свой реквизит и своего сына и ушел из труппы. Не то, чтобы родственники папы жалели потерять бестолкового зятя и достаточно слабого фокусника, им было жалко терять внука, но отец был непреклонен и уехал на другую планету, вначале жил на случайные заработки, а потом прибился там к другому шапито.

Так мы начали свою жизнь. Пока один был на виду, второй был спрятан в ящике. Отец даже оформил документы на одного ребенка, назвав его Бибом.

Наш отец был никудышным иллюзионистом, но великолепным карманником и карточным шулером. Вообще-то, на это мы и жили время от времени, когда его выгоняли из разных трупп. Дело в том, что у нашего отца была нездоровая тяга к бутылке, и, как вишенка на торте, он был клептоманом. Еще ладно, если бы он тянул что-нибудь ценное, но его, как ворону, привлекали блестяшки и, как правило, именно на них он и палился, как сопливый малолетка.

Переехав на другую планету, отец остановился в большом мегаполисе и до тех пор, пока нам не исполнилось три года, почти честно работал на различных работах. Он нанял нянечку, которая присматривала за детьми, и все свободное время проводил с нами. Он натаскивал нас, как щенков, под свои нужды и требования. А кроме этого, он собирал деньги на новый реквизит. Он придумал оригинальный номер с телепортацией живого человека, как вы понимаете, этим человеком был его собственный сын.

Но цирковая тусовка на каждой планете – это достаточно замкнутая система, и в ней, как на коммунальной кухне, все знали все и обо всех. Для того, чтобы прослыть «настоящим иллюзионистом», отец должен был скрывать второго ребенка в первую очередь от своих же. Поэтому он приучал нас с братом, что пока один сын «гуляет», второй должен тихо прятаться в ящике и не издавать лишних звуков. В цирке достаточно ручных питомцев, да и просто любопытных коллег, жадных до чужих секретов. Если бы в цирке узнали, что детей двое, то его, скорее всего, высмеяли бы, как шарлатана, но все видели только одного малыша, и документы были только на одного ребенка. Это сбивало все настройки и заставляло настороженно относиться к профессионалу подобного уровня.

Отец прибился к шапито, когда нам исполнилось три года, и мы вполне осознанно выполняли все его требования и были приучены к послушанию просто на уровне инстинктов. Кроме этого, отец основательно подготовился для будущей работы, помимо нового оборудования для номера и костюмов, он купил собственный трейлер, и поэтому никому в труппе не был в тягость. Костюмы были красивыми, номер был зрелищно поставлен, и поэтому мы без труда попали в достаточно сильную труппу. Там, кроме людей – гимнастов, воздушных акробатов, жонглеров и эквилибристов, были животные, и поэтому цирк возил с собой не только купол, но и небольшой зверинец, и, кроме этого, несколько небольших аттракционов для детей.

Поэтому первые впечатления о цирке и труппе у нас были самые радостные. Пожалуй, самые лучшие и сильные за все время. Солнечная погода, улыбчивые, добрые люди, которые приняли нас, как родственников. Ну, вернее они приняли ОДНОГО мальчика. Его носили на руках, дарили конфеты, баловали и, конечно, пытались накормить. Ребенок был худеньким и похожим скорее на омежку. Отец нас и одевал соответственно, в бантики и трусики с рюшиками. Мы все равно пахли для всех карамелью, и поэтому никого не смущала порой излишняя худоба ребенка. Ну, омежка же!! Придет время – округлится, где надо. Да и зрители к маленьким омежкам более доброжелательны, чем к маленьким альфочкам. Тем более, если эти альфочки не милые крепыши, а худые, как палочки, с запавшими от недоедания глазами.

Отец специально держал нас впроголодь и кормил только по утрам и немного днем, для того, чтобы кишечник к вечеру был пустой и мы могли прятаться в реквизите так, чтобы даже «свои» не могли понять, куда именно девается ребенок и как он переносится из одного ящика в другой. Со временем отец стал совершенствовать номер, добавляя ему сложностей. «Пустой» ящик протыкался шпагами насквозь, а потом открывался и показывалось, что шпаги на самом деле занимают все пространство внутри и красиво блестят под светом софитов. Пока один из нас улыбался зрителям, раскинув руки, второй висел, раскорячившись в черном трико под крышкой ящика, извиваясь между воткнутых шпаг.

Но все равно, это были самые счастливые воспоминания о детстве. Все считали нас стеснительными, потому что мы никогда не ели при посторонних. Если нас угощали, мы прятали любую еду в карман и бежали в трейлер, чтобы там съесть. Но мы никогда не ели поодиночке. Даже леденец мы лизали по очереди, если не было возможности его разгрызть и поделить. На пьянство отца все вначале закрывали глаза, а когда посетители стали жаловаться на то, что у них вытащили кошельки или часы, насторожились. И стали присматривать за отцом более внимательно. Его поймали за руку свои же, и для начала поговорили с легким мордобоем. И отец немного угомонился.

Но время шло. Мы росли, если не в ширину, то в длину, и скоро помещаться в реквизите стало тяжело. Отец ранил шпагой вначале меня, а потом и брата. Он проткнул нам ноги, мне правую, а брату левую. Вот это и заметили СВОИ. Они заметили, что ребенок прихрамывает, причем то на одну, то на другую ногу. Но когда он был травмирован, никто не видел. Они, даже поймав одного из нас, обнаружили сквозную рану, которая начала нагнаиваться. Каково же было их удивление, когда поймав ребенка в очередной раз, с врачом, чтобы оказать ему помощь, обнаружили рану на другой ноге…

Отец бросил ребенка в трейлер и, переругавшись со всеми, рванул с места, подальше от растерянных людей. Но устроиться в другую труппу у него не получилось. «Голубиная почта» работала безотказно. Все знали, что он запойный алкоголик, и вдобавок ко всему, карманник. Никто не хотел неприятностей. Рано или поздно все бы закончилось вызовом полиции в шапито и громкими разборками, а этого, естественно, никто не хотел. Мы колесили по планете достаточно долго, от одного цирка до другого. Для того, чтобы заправить трейлер и наскрести денег на пропитание, отец показывал карточные фокусы, как уличный фокусник, а иногда подворовывал все, что «плохо лежало».

Нам было по пять лет, когда отцу удалось прибиться к передвижному луна-парку. Ему разрешили ездить со всеми и выделили место для выступлений, с единственным условием, что он с ребенком постоянно будет на глазах и не будет лазить по карманам. Отец торжественно поклялся здоровьем единственного сына, что с прошлым покончено и он выучил горький урок. Так и получилось. Он в то время не лазил по карманам. Он научил нас, что и как надо делать. При этом, каждый вечер он честно проводил на самом открытом пятачке вместе с сыном, показывая незамысловатые, но зрелищные фокусы. А в это время второй сын обчищал карманы людей, внимательно следящих за фокусами отца и брата.

Придраться к отцу было невозможно, да в луна-парке работали один или несколько удачливых карманников, но только вот отец был чист, как стеклышко. Он не сходил с положенного пятачка от начала вечера и до поздней ночи. У отца в то время приключился бурный роман с одним достаточно стервозным омежкой, бурный секс заканчивался не менее шумными разборками, но все крутилось, в основном, вокруг нежелания отца пускать зазнобу в свой трейлер. Они с упоением трахались, а потом отец выставлял милого друга на улицу и не соглашался на совместное жилье.