Европа и Россия в огне Первой мировой войны
(К 100-летию начала войны) - Агеев А. И. - Страница 23

Начальник Генштаба Австро-Венгрии Конрад фон Гетцендорф откровенно писал, что вопрос о предоставлении сербам гавани на Адриатике имеет для империи второстепенный характер. Главной же является югославянская проблема, принявшая актуальное значение после сербских военных успехов. «Корнем всех зол австро-венгерской монархии, — утверждал он, — были ее взаимоотношения с Сербией и стоящей за ней Россией… Все остальное имело второстепенное значение» (193). В Габсбургской монархии начались антисербские мобилизационные приготовления, поддержанные Германией (194). При этом германский кайзер заявлял своим дипломатам: «Если последуют ответные русские мероприятия и представления, которые заставят императора Франца Иосифа начать войну, то право будет на его стороне. И я готов считать это casus foederis и в полной мере выполнить вытекающие отсюда обязательства» (195). В то же время для руководителей Центральных держав чрезвычайно важно было создать впечатление, что провоцирующей стороной в австро-сербском конфликте из-за Адриатики являются Сербия и Россия. Вильгельм II так инструктировал руководителей своей дипломатии: «Поведение Австро-Венгрии не должно выглядеть как провокация войны с Россией. Австро-Венгрия должна выдвинуть предложения о будущей Албании и предоставить России возможность отклонить их, толкнув сербов на все. И тогда русские будут выглядеть провокаторами, которые не хотят оставить Вену в покое. Это даст нашему правительству хороший повод для мобилизации» (196). А тем временем австро-венгерские войска сосредотачивались и на границе с Россией. Последняя же в ответ задержала демобилизацию 350 тыс. военнослужащих срочной службы. Из Берлина сразу же запросили Петербург: что означает этот шаг? Если Россия собирается произвести «пробу сил» (Kraftprobe), тогда ей придется меряться с силами и с Германией, которая своего союзника не оставит (197). Таким образом, в Берлине и в Вене намеревались использовать попытку Сербии решить адриатическую проблему как предлог к войне.

Сазонов же, соглашаясь с неизбежностью создания независимого албанского государства и зная о сербских намерениях получить выход в Адриатику, не хотел осложнять отношения с другими державами и «обострять конфликт до опасности общеевропейской войны из-за этого вопроса».

Франц Иосиф I, император Австрийской империи.

В ноябре 1912 г. на протяжении мобилизационного кризиса глава российской дипломатии шесть раз предпринимал попытки убедить сербское правительство в необходимости самых осторожных действий, чтобы не выглядеть перед лицом Европы возбудителем конфликта (198). Обращает на себя внимание твердость и последовательность его позиции: «Мы категорически предупреждаем Сербию, чтобы она не рассчитывала увлечь нас за собой. На вооруженное столкновение с державами Тройственного союза из-за вопроса о сербском порте мы не пойдем». «Сербы не должны ставить нас перед необходимостью публично отрекаться от солидарности с ними, поддерживая то, что мы считаем излишним». «Если вы и дальше будете требовать Дураццо, останетесь без Белграда. Внимание! В Вене совсем потеряли голову». По убеждению российского министра, Белград должен официально заявить о стремлении Сербии «установить свободное общение с морем в целях своего экономического и государственного развития», но ни в коем случае не посягать на албанские земли (199). 10 декабря Сазонов, заручившись поддержкой руководителей Франции и Великобритании, предложил передать решение вопроса об адриатическом порте мирной конференции, созываемой в Лондоне. При этом он заверил сербов в неизменной поддержке России. Это был единственный выход, чтобы предотвратить войну. Сербское правительство, с нараставшей тревогой ежедневно ожидавшее ультиматума из Вены, 14 декабря было вынуждено отступить…

Кризис в австро-сербских отношениях достиг кульминации 15 декабря. В этот день коронный совет в Вене, заседавший под председательством императора Франца Иосифа, отклонил предложение милитаристов в лице Конрада фон Гетцендорфа начать военный поход против Сербии «несмотря ни на что». «Я не хочу войны с Россией. Это было бы началом конца Австрии», — заявил престарелый монарх (200). Руководители Габсбургской монархии не решились на войну по совокупности причин, главная из которых заключалась в том, что официальный Берлин изменил свою первоначальную позицию и санкцию на войну не дал. Не имея ничего против локальной австро-сербской войны или вооруженного столкновения с каким-либо одним государством Антанты (в данном случае, Россией), германское руководство испытывало известные опасения перед перспективой одновременной войны с тремя державами Согласия. Австро-германский же блок, напротив, в случае возникновения войны не мог рассчитывать на действенную поддержку со стороны Италии. Поэтому после заключения 3 декабря перемирия между Османской империей и странами Балканского союза в Берлине отказались от подталкивания Австро-Венгрии к войне. Германское правительство надеялось использовать открывающуюся 17 декабря Лондонскую мирную конференцию для достижения своих целей мирными средствами или, как минимум, выиграть время, чтобы завершить программу реорганизации армии, срок окончания которой планировался на 1913 г.

Конференция послов шести великих держав (Германии, Австро-Венгрии, Италии, Великобритании, России и Франции) под председательством Грея проходила в Лондоне одновременно с переговорами между балканскими союзниками и Турцией.

Фактическая роль конференции заключалась в том, чтобы направлять и контролировать ход мирных переговоров в интересах великих держав. Грей преднамеренно отделил Балканские страны от великих держав, отказавшись от предложения Сазонова допустить представителей Балканского союза и Румынии на совещание послов (201).

Дипломатическая борьба здесь продолжалась почти полгода и отличалась необыкновенной ожесточенностью. Ведь Европа уже стояла на пороге мировой войны, и противоречия между державами были обострены до предела. В этих условиях российской дипломатии предстояло решить две группы задач. Во-первых, закрепить результаты военных побед Балканского союза. «Нам важно, — писал Сазонов, — добиться укрепления самостоятельности и независимости вызванных нами к жизни народов, которые являются естественными союзниками нашими в Европе». Вторая группа задач состояла в том, чтобы возможно больше ограничить вмешательство великих держав в разработку условий мирного договора, противодействовать стремлению Австро-Венгрии обеспечить себе исключительное влияние на Балканах. Сазонов считал необходимым, чтобы союзники сами договорились о разделе освобожденной территории, и полагал, что России надо уклониться от роли посредника в случае разногласий между ними (202).

В первый же день работы конференция послов приняла решение о создании автономной Албании под верховной властью османского султана, под контролем шести европейских держав и с учетом особых интересов Австро-Венгрии и Италии (203). Здесь же оговаривалось предоставление Сербии экономического выхода в Адриатику через албанскую территорию, что впоследствии оказалось пустым звуком (204). Появление этого нового субъекта международного права еще больше осложнило политическую ситуацию на Балканах. Определение границ Албании вызвало острые дискуссии. В Вене желали их максимального расширения, рассчитывая, что это государство станет противовесом Сербии. Такую позицию поддерживала и итальянская дипломатия, но по другим соображениям. Албания рассматривалась в Риме как неоспоримая сфера влияния Италии. Это наталкивалось на сопротивление официального Петербурга, желавшего максимально усилить своих потенциальных союзников — Сербию и Черногорию. После ожесточенных споров Лондонская конференция установила северную и северо-восточную границы Албании. Габсбургская монархия сначала 19 февраля 1913 г. «уступила» Сербии Дибру (205), а 21 марта Джяковицу, Призрен и Печ (206), отказавшись тем самым от своего же первоначального проекта, предложенного конференции послов 20 декабря 1912 г. Таким образом, обширные территории с преобладающим албанским населением отторгались от Албании. При этом не принимались во внимание ни этнический принцип, ни интересы самих албанцев, а только лишь желание предотвратить столкновение между Австро-Венгрией и Россией. Тем самым были заложены предпосылки разгоревшегося в конце XX в. и тлеющего до сих пор косовского конфликта (207).