Европа и Россия в огне Первой мировой войны
(К 100-летию начала войны) - Агеев А. И. - Страница 16

Куда же устремлялись взоры отечественных геополитиков и военных стратегов накануне войны?

Прежде всего на восток! Российская научная геополитическая мысль не была всецело сконцентрирована на европейских делах. Восточный вектор политической активности России, по мнению отечественных геополитиков, накануне войны также играл важное значение для укрепления ее обороноспособности. В этом отношении показательны слова И.И. Дусинского, отмечавшего в 1910 г., что «славянство — щит России на Западе. Но кроме Запада у нас есть Север, Юг и Восток, являющиеся исключительно сферой нашей политики национальной» (99). «Для нашей национальной политики, — продолжал он, — азиатские части восточного вопроса представляются еще более существенными, чем дела европейские» (100). Отсюда важнейшей геополитической задачей считалось обезопасить Россию от «исторической неизбежности натиска Китая»:

1) с помощью интенсивного промышленного освоения всего Зауралья (создания культурно-экономических колонизационных баз на Урале, Алтае, в горном Туркестане с Семиречьем и на «Кругобайкалье»), выравнивания по плотности населения центра и периферии (Д.И. Менделеев, В.П. Семенов-Тянь-Шанский, П.Н. Савицкий);

2) с помощью интенсивной колонизации в глубь Азии (101).

О естественно-исторической обусловленности русской колонизации на Восток с целью обретения «удобной и прочной границы» писал еще славянофил И.С. Аксаков в 80-е гг. XIX в. Он считал, что продвижение России в сторону Средней Азии «законно, естественно и неизбежно» (102). Еще дальше эту идею развил генерал А.Е. Снесарев, указав на необходимость укрепления наших государственных позиций в Афганистане в противовес британской Индии (103).

Геополитики двух разных школ — П.Н. Савицкий и А.Е. Вандам рассматривали Русское государство как геополитического преемника Монгольской державы. Это подразумевало включение в состав Российской империи остатков территории бывшей Золотой Орды.

Наследие «монголосферы» касалось прежде всего исторического «степного» мира, центральной области «старого материка» — Монголии и Восточного Туркестана, а также среднеазиатского, сопряженного геополитически с «иранской сферой» (104).

Географическая принадлежность Внешней Монголии к пространству России определялась близостью почвенно-ботанической и климатической. Она подчеркивалась ярким географическим контрастом с Китаем, где не было ничего сходного с монгольскими явлениями (105). Так же дело обстояло и с Синьцзяном (Восточный Туркестан).

П.Н. Савицкий и А.Е. Снесарев утверждали, что Синьцзян и Монголия составляли «монгольское ядро континента», обладание которым являлось геостратегической и геоэкономической необходимостью. Геополитическое значение этой территории было связано с созданием самодостаточной экономической системы. Отсюда делался вывод, что только ориентацией в сторону Востока может быть осуществлено «великопромышленное развитие России».

В ряде насущных стратегических задач России в начале XX в. отечественными геополитиками (Д.И. Менделеевым, С.О. Макаровым, И.И. Дусинским, П.Н. Савицким) выделялась и проблема охраны северных «территориальных вод» и земель. В частности, Новой Земли от поползновений норвежцев, Шпицбергена не столько от Норвегии и Швеции, сколько от попыток проникнуть сюда «развязных янки, желающих соединить доктрину Монро с колониальной политикой во всем Тихом океане» (106) (имелись в виду стремления американцев захватить в свои руки угледобычу на Шпицбергене). Так, И. И. Дусинский пророчески предвидел еще в 1910 г. перерастание панамериканской доктрины Монро в планетарную стратегию.

Таким образом, определение и проведение удобных и надежных восточной, юго-восточной и северной границ, по мнению отечественных политгеографов и военных стратегов, являлось важнейшей задачей для Российской империи начала XX в.

В этой связи вступление России в Первую мировую войну расценивалось как ненужный и крайне нежелательный шаг, противоречащий экономическим и геополитическим, державным интересам России. А.Е. Снесарев полагал, что Россия должна сохранить позицию «третьего радующегося», жить «международным балансом», то есть не примыкать ни к одной из противоборствующих стран, заниматься внутренними реформами, укреплять свою экономическую, военную мощь и обороноспособность. На похожих позициях стояли и другие военные ученые — участники Первой мировой, оказавшиеся в эмиграции: бывший профессор Академии Генерального штаба А.К. Байов и бывший полковник русского Генерального штаба И.Ф. Патронов.

Война — это не только вооруженное противоборство, это и борьба идей, военных стратегий, геополитических школ и их прогнозов. Досадным недоразумением в преддверии Первой мировой войны являлась недооценка научных выводов отечественных геополитиков, в то время как, по верному замечанию историка Н. Яковлева, «живя на вулкане революции, российские буржуа с тоской взирали за кордон, находя тамошние страны, не имевшие непосредственно такой перспективы, невыразимо прекрасными. Отсюда разговоры, скажем, о высоком развитии военно-теоретической мысли на Западе — Шлиффене, Мольтке, Фоше, и стенания по поводу бедности талантами русской земли, где, дескать, не произрастают военные теоретики» (107). Однако историческая практика показала цену этим «столпам», допустившим ряд фатальных стратегических ошибок. В то же время отечественные военные стратеги и геополитики, многие из которых незаслуженно забыты сегодня, сумели проанализировать опыт современной войны и дать взвешенный научный прогноз о затяжном характере грядущей Первой мировой войны[31].

Приоритетной геополитической задачей, которая выдвигалась Российской империей, вступавшей в Первую мировую войну, являлась защита своей сферы влияния на Балканах (конкретнее, в царском Высочайшем манифесте от 20 июля 1914 г. говорилось о защите Сербии).

Балканский полуостров как ключевое стратегическое звено Черноморско-Средиземноморского бассейна представлял для Российской империи важнейшее геоэкономическое значение, обеспечивая выход к мировым торговым путям. В геостратегическом плане Балканы являются плацдармом для ведения наступательных военных действий в восточном направлении, в том числе для кампаний против России вроде «Drang nach Osten»[32]. В геополитическом плане балканская зона включена в сферу, в которой исторически сосредоточены важнейшие стратегические и национальные интересы России. Сюда входят Малая Азия, Кавказ, Закавказье и Средняя Азия. Неслучайно в проектах западных держав по установлению мирового господства важнейшим направлением военной политики являлось и по сей день является создание на Балканском полуострове военно-стратегического плацдарма для установления контроля в Юго-Восточной Европе и последующего закрепления в Черноморском и Прикаспийском бассейнах.

Безусловно, вторжение на Балканы враждебной страны в преддверии Первой мировой войны представляло угрозу для национальной безопасности Российской империи. Поэтому в Высочайшем манифесте о вступлении в войну говорилось об оборонительных целях нашей страны: «Ныне предстоит уже не заступаться только за несправедливо обиженную родственную нам страну, но оградить честь, достоинство, целость России и положение ее среди Великих держав» (108).

Российская символическая карта мира. 1915 г.

Русская геополитическая школа признавала стратегическую целесообразность укрепления России на Балканах. Однако к идее Балканского союза наши ученые-геостратеги относились настороженно[33]. По мнению генерала А.Е. Вандама, она была взята на вооружение англичанами: Балканский союз был брошен на слабеющую Турцию, не могущую более представлять собой надежный заслон для русских и немцев на пути к Средиземному морю (109). Усиливая Сербию, Черногорию и Грецию после размежевания отнятых у Турции земель, Англия «двойным барьером заградила первый Балканский путь» (110). А после второй Балканской войны Британия, дав возможность Турции вернуть некоторые потерянные земли, еще более усилила оборону Проливов.