Подарок судьбы и граф в придачу (СИ) - Ветреная Инга - Страница 12

Леди Глория застыла в изумлении, по-видимому, мой ответ она рассматривала не как простое непослушание, а как факт покушения на вековые устои.

— Я только напрасно теряю время, — наконец, произнесла она недовольным тоном. — Вы тратите свои силы, а заодно и средства мужа на глупости, а придумать что-нибудь действительно заслуживающее внимания Вы не в состоянии.

Я подумала, что в чем-то тетушка была права, и на следующий день предложила детям сшить для Ажана игрушки в виде зверушек. Они с энтузиазмом принялись за дело, Вилсон нарисовал детали игрушек, Герта сделала выкройки, мы вместе с ней подбирали подходящие по цвету и фактуре ткани. Даже Артур принимал участие, набивая игрушки похожим на шерсть материалом для придания им объема. Результат наших усилий привел в восторг не только детей, включая Ажана, но и взрослых. Тетушка, посетив детскую, как обычно, села в кресло рядом с кроваткой Ажана. Но в этот раз она с интересом наблюдала, как Ажан, сидя в манеже, сосредоточенно трепал новые необычные игрушки.

— Леди Глория, Вам нравятся игрушки, которые сделали дети для Ажана? — спросила я ее.

— Вполне сносно, — ответила тетушка, — меня только удивляет, почему Вам не пришло в голову сделать что-нибудь подобное?

— Вообще, это я предложила детям сделать такие игрушки, — сказала я с улыбкой.

— Значит, Вы не так уж и безнадежны, — вынесла мне вердикт графиня.

Через пару дней после возвращения из города, Людвиг по просьбе отца пригласил к себе в кабинет Ренке. И теперь они с Мортиным наблюдали, как начальник стражи взволнованно ходил по кабинету из угла в угол и не мог успокоиться.

— Миледи удалось исчезнуть, и я не верю, что это произошло случайно, мне показалось, что она собиралась сбежать, — говорил Ренке.

— Но она сказала, что заблудилась, — напомнил Людвиг.

— Мне трудно в это поверить. Зачем ей надо было убегать от меня? — спросил Ренке.

— Но ты сказал, что она побежала за мальчиком, — опять возразил Людвиг.

— Да, но когда я побежал за ней, она исчезла, они оба исчезли, — горячился Ренке. — Потом мальчишка мелькал то там, то здесь, мне пришлось гоняться именно за ним, потому что графини нигде не было видно, — он остановился и уже спокойнее произнес: — Девочка почему-то тоже бросилась бежать, но в другую сторону.

— Вы не находите это странным? — вступил в разговор Мортин.

— Да, — нехотя согласился начальник стражи, — мне показалось, что они это сделали специально.

— Ренке, ты ведь говорил, что графиня сама вернулась, то есть, ее нашел мальчишка, — Людвиг смотрел на него, потом перевел взгляд на отца и задал вопрос, уже обращаясь непосредственно к нему: — Если она собиралась сбежать, то зачем вернулась?

Мортин ничего не ответил.

— А вы не разговаривали с детьми? — задал он вопрос обоим.

Ренке, наконец, присел на стул и устало произнес:

— Спрашивал, конечно, да только без толку. Говорят, что просто побежали, не сговариваясь. Мальчишка сказал, что тоже графиню искал, как и я.

— Только в отличие от тебя, опытного воина, он ее почему-то нашел, — многозначительно произнес Мортин, а затем продолжил: — Я разговаривал с Агнесс и Мэри. Так вот, Мэри не сразу, но призналась, что на ярмарке она видела горничную графини, Лизи. Та узнала графиню, а вот графиня ее — нет.

— Может, она сделала вид, что не узнала? — предположил Ренке.

— Мэри уверена, что нет. Она ведь сначала не призналась миледи, что узнала Лизи. Но графиня рассердилась, когда поняла, что ее пытаются обмануть.

— Я вспомнил этот момент! — вдруг воскликнул Людвиг и повернулся к Ренке: — Помнишь, как графиня, нахмурившись, не двигалась с места, пока Мэри не подошла к ней?

— Помню, — нехотя ответил тот, — я еще подумал, что она остановилась, потому что ей что-то или кто-то угрожает.

Людвиг и Ренке надолго замолчали.

— Я думаю, она встречалась с Лизи, — произнес Мортин, нарушив тишину.

— Но вы говорили, что горничная пропала, — недоуменно посмотрел на обоих мужчин Людвиг.

— Так и было, — сказал Мортин, — после побе… падения графини и разговора с Лизи, мы с Ренке предложили ей в этот же день уехать в город, приказав ей не болтать и ждать возвращения Его Сиятельства, потому что только он вправе решать ее судьбу. Но через некоторое время она сбежала, — при этих словах Мортин выразительно посмотрел на Ренке.

— Ну да, — вскинулся Ренке, — она разозлила меня своей наглостью, я решил припугнуть и сказал, что упрячу ее в подземелье, когда вернется Его Сиятельство.

— У тебя хорошо получилось припугнуть, — усмехнулся Людвиг.

— А как вела себя графиня, когда вернулась? — Мортин снова задал вопрос, гладя на Ренке.

— Затрудняюсь сказать, — начал тот, — когда я подбежал, еле сдерживаясь от злости, она сказала, что пора ехать таким неестественно спокойным тоном, будто мы задержались из-за меня. Я ничего не мог понять по ее лицу, мне даже показалась, что она не видит меня.

Они немного помолчали

— Ну что ж, — промолвил Мортин, поднимаясь с кресла, — нам остается только ждать приезда Его Сиятельства и не допустить исчезновения графини, хотя, мне кажется, если бы она хотела, то сбежала бы — в городе у нее была такая возможность.

Ален

Ален покидал дворец без сожаления. Надоело мило улыбаться дамам, выслушивать «умные» речи представителей королевской свиты, отвечать на вопросы юнцов о войне. Уже месяц, как он вернулся в столицу вместе с дипломатами после подписания мирных договоров.

Полгода длилась война с королевством Аракас. Недавно взошедший на его престол король Дариэль был молод и горяч. Он решил расширить свои владения, захватив часть земель соседнего королевства Картар, это были спорные территории. С незапамятных времен они переходили то к Аракасу, то к Картару — в зависимости от хитрости и удачливости одного из королей. Как ни странно, война, развязанная Дариэлом, была выгодна Картару. Король Эдвар решил воспользоваться ситуацией и позволил захватить Дариэлю спорные территории, а потом приказал Алену не только вернуть их, но и захватить часть земель Аракаса, ту самую часть, где были рудники, в которых добывались кристаллы света. Поняв, какую ошибку совершил, Дариэль отчаянно сражался, но войска Картара превосходили его по численности и были лучше подготовлены к военным действиям. В течение шести месяцев Ален изматывал противника, сначала изгнав его с захваченной им территории, затем вытеснив с рудников. Дариэль видел, что армия противника намного сильнее и, продолжив наступать, сможет уничтожить его армию, а это уже означает потерю королевства. Для него стало полной неожиданностью, когда Ален прекратил наступление, и вскоре в Аракас прибыли гонцы от Эдвара с предложением заключить мир и подписать соглашение о новых границах. Дариэль был вынужден согласиться отдать часть земель, чтобы не потерять все. А Эдвар решил больше не искушать судьбу, ведь его королевство становилось одним из самых могущественных, и соседние государства могли увидеть в этом угрозу для себя.

Обычно раньше, после долгих месяцев, проведенных в походных условиях, жизнь во дворце в собственных покоях доставляла Алену удовольствие. Почести, награды, расположение короля, пристальное внимание противоположного пола — все это приносило если не радость, то чувство глубокого удовлетворения. Но только не в этот раз. По приезде во дворец, как обычно, его ждали письма из замка. Прочитав письмо от дворецкого, в котором сообщалось, что его молодая жена, оставив трехмесячного сына, но прихватив служанку, пыталась сбежать к виконту Плерингу, но по дороге упала с лошади и ударилась головой. Мортин писал, что графиня плохо себя чувствует, а доктор утверждает, что она потеряла память. Ален был взбешен. Он заметался по комнате, сжимая и разжимая кулаки от бессилия и мотая головой, будто стараясь сбросить с себя навалившуюся тяжесть. Его первой реакцией было найти этого жалкого Плеринга и свернуть ему шею, но самое обидное, что он не знал, кто это. Ален пытался вспомнить лица тех придворных хлыщей, с которыми флиртовала его жена, но кто из них Плеринг даже представить не мог. Спросить об этом напрямую равносильно было тому, чтобы признать себя рогоносцем. Ален застонал, ярость разрывала его изнутри. Он подумал о жене, вспомнил ее восторженный взгляд при знакомстве, на который он повелся, как последний болван, и полный ненависти, когда они виделись в последний раз. Ему хотелось крушить все, что встречалось на пути, чтобы избавиться от переполнявшей его злости. Он отшвырнул в сторону оказавшееся под рукой кресло и запустил графином с вином в дверь.