Сказание о Распрях (СИ) - Герт Илларион Михайлович - Страница 23

— Ищешь кого, путник? — Явно с издёвкой в голосе спросила пери, ибо это была она. — Али сам забыл домой дорогу?

Но Годомир был настолько утомлён, что поддался на уловку:

— Девочку ищу; заблудилась она. Напели мне, что направлялась в эту сторону.

— Нет, нет, о нет! — Замотала головой длинноволосая фея. — Тебя, простак, надули какие-то глупые ведмеди. — Иди туда. — Она указала на дальний север.

И поднялся юноша, но невесть откуда наплыл такой густой туман, что парень заблудился окончательно и провалился под землю.

— Ха-ха-ха-ха! — Расхохоталась пери и, приняв облик зловредной гарпии, улетела. — Доверчивый мальчишка! Пери всегда дают неверные советы!

Годомир же бродил по подземелью час, другой, третий, пока не наткнулся на следующую картину: одного паука (видимо, сенокосца) окружили несколько сколопендр и теснили до беспамятства, но паук, отступая, отчаянно сопротивлялся, и две-три сколопендры, отравленные ядом, уже лежали бездыханными. Однако вскоре храброму сенокосцу пришлось совсем туго, ибо осталось у него лишь две из восьми его конечностей; а те, что были обломаны, оторваны, вытанцовывали нечто сами по себе так бодро, так неистово плясали, что юноша глядел во все глаза. И надоело Годомиру созерцать избиение паука, и, приблизившись, отогнал он сколопендр прочь. Но и паук, насмерть напуганный, спрятался за щель, собрав остатки своих сил. Видя же, что человек не собирается его выковыривать оттуда, сенокосец выглянул наружу.

Годомир слегка наклонился:

— Да не бойся ты, дружок; вылезай, не трону.

— Что-о? — Паук оказался созданием гордым. — А я и не страшусь; вот ещё!

Путник улыбнулся и пошёл было прочь, но паук, не будучи неблагодарным существом, бросил ему вдогонку:

— Спасибо тебе! Авось тоже однажды сгожусь…

Годомир же вскоре вышел на поверхность самостоятельно и вздохнул было полной грудью свежий воздух, а не затхлый подземельный, как вовремя заприметил на другом конце поля озверевших варгов, отчаянно рычащих на что-то либо на кого-то, и притаился в высоких камышах.

«Чёртовы волки! Что им неймётся в такую рань?», с досадой размышлял про себя путник.

А варги были огромны — чуть ли не с быка был ростом их вожак, и пасть его была огромна и преисполнена острых, как самый острый клинок, клыков. Резцы же были длиннее прочих зубов и выдавались из пасти, из которой лилась слюна. И шерсть их была груба, а стеклянные глаза смотрели безо всякого сожаления. И пожалел Годомир, что не взял с собой Дымка, оставив его в новофеевской избе, хотя вряд ли бы выручил юношу один несчастный и не самый крупный щенок против целой стаи беспощадных и кровожадных варгов; рычащих так, что содрогалась вся долина и с ближащих скал сыпались мелкие камни, ибо вышел уже парень к какому-то заливу. А волки всё скалились и скалились, ибо отродья они одного злого духа, и нет в них ни капли добра, ни капли совести.

А рычали варги на какую-то пещеру, и медленно приближающийся к ним Годомир начал улавливать доносящиеся оттуда какие-то всхлипывания.

Но учуял варгский вожак юношу, и вся стая развернулась, двинувшись к нему клином, острием которого и был их вожак. Но поднявшийся ветер обнажил грудь от лёгкой рубахи, да и стебель одного растения, которым подпоясывался путник, уже дал трещину. И блеснул на солнце медальон с лучистой его копией, и рявкнул тут главный варг от неожиданности:

— Проклятье! Разве у царя потомство не погибло?

И, разворачивая морду к своим, прорычал:

— За мной! А с ним мы ещё встретимся…

И обомлевший Годомир глядел, как вся стая промчалась вихрем мимо него, не задев и пяди его тела.

Тогда приблизился юноша к пещере и крикнул в пустоту:

— Девочка, ты там?

И ответом был знакомый уже слуху писк:

— Нет сил, не могу подняться.

И снова схватился Годомир правой рукой за затылок:

— Как же тебя вытащить оттуда? Сам я не пролезу.

Тут послышался какой-то шорох, и путник выхватил из чресл своих остро отточенный кинжал.

— Кто здесь? — Благим матом заорал он.

— Это же я! — Явно обиженным тоном проговорил кто-то. — Я Эрл «Танцующая лапка»!

Обернулся юноша и сначала не увидел ничего, а потом заметил у самых своих ног сенокосца; того самого.

— А ты что тут делаешь? — Фыркнул парень, складывая кинжал обратно в ножны. — Как? — Изумился он. — У тебя снова восемь лапок?

— Ну да. — Невозмутимо ответил паук. — А вообще, я очень хороший; на самом деле. И поборник я добра, правды и справедливости. Вот, например, я, в отличие от других моих собратьев, прекрасно чувствую себя в воде; мы там, где сыро, и безвредны мы для многих зверей и насекомых. Как и улитки с фригидрами, мы чистим водоёмы; фильтруем, процеживаем через себя воду. Наш верный другъ и помощникъ Эрл зело добръ и авсь, иже святъ…

Годомир же почти не слушал его речи, размышляя, как выручить девицу:

— Я заметил. Лучше придумай, как вытащить кое-кого из этой пещеры.

— Моя паутина выдержит и пуд. Обычно мы, сенокосцы, не плетём её, но в благодарность за оказанную тобой милость я пойду на этот шаг. Жди!

И за каких-то полчаса паук, забравшись в пещеру, сплёл тончайшую, но очень прочную нить; липкую, как пустынная колючка или тополиная серёжка. Одним концом сенокосец обмотал девочку так, что стала она похожа на кокон, а другой конец, выбравшись наружу, протянул Годомиру:

— Тяни. Я обволок её, точно мягкой тканью, но всё же тяни осторожней, ибо в пещере камни, а не трава.

И вытащил путник девочку, и размотал её от склизкой паутины, и брызнул на неё найденной ещё в Феевой земле живой водицей. И очнулась та, и громко чихнула, ибо светило солнце ярко; Эрл же от её чиха отлетел далеко в сторону.

— Фу! Это же паук; мама строго-настрого наказала их сторониться!

— Есть плохие пауки, а есть хорошие. — Всерьёз обиделся Эрл. — Мы, например, чистим воду от мути.

— Собирайся. — Укоризненно заявил девочке Годомир. — Мы идём домой. — Пойдёшь с нами? — Бросил он пауку.

— Ты помог и я помог; теперь в расчёте. Только дом мой здесь.

— Что ж; вдруг свидимся ещё, мой маленький друг.

И пошли было вдвоём обратно, но заметил путник у видневшегося вдали берега ладьи, плывущие мимо, и сидели в ладьях люди, и гребли в двадцать вёсел, по десять с каждого борта, и по краю каждого борта висели тяжёлые белые щиты с голубоватым крестом. И студёною, прохладною была морская гладь, ибо, пока бродил по свету Годомир, настала осень.

И всю дорогу назад, чрез леса и поля пилил девочку юноша, приговаривая:

— Что ж не сидится тебе дома в тепле? Куда вечно несут тебя ноги твои? Слушайся своих родителей, ибо я не всегда буду рядом.

И привёл он её в родную избу, и возрадовались отец и мать, и накрыли стол с угощениями. И вложил в руки девочки тихо мяукающего котёнка, который достался ему от амулетинского купца, и который на время поисков сидел в избе вместе с Дымком:

— Вот, держи своё новое чудо, и впредь не теряй; не води, куда не следует. И сама не теряйся; почитай отца и мать свою.

И решили на радостях поесть тыквенную кашу, но увидели в огороде, что рядом с тыквой по осени уродилась репа здоровенная, и захотели её изъять из недр почвы. И вот, тянут и дед, и бабка, что были в гостях, и лесоруб рукою ухватился, и жена его за ним, и Годомир с дочуркою их, и всё никак. Тогда прибежал Дымок и пристроился сзади в подол девочке, и котёнок в хвост ему уцепился крепко; тянули все вместе дружно, но всё без толку. Тогда прибежала одна белая мышь, что из благородных мышей благого Ксандра, и помогала тоже. Тянут-потянут — еле выдернули репу. И сварили кашу из тыквы и суп из репы. И наелись до отвала и улеглись беспробудно спать.

И попрощался утром ранним Годомир со слезами на глазах со всеми, и пошёл дальше на северо-запад, домой, вместе с верным псом своим, Дымком и со скарбом наперевес.

И вот, родные места, знакомые края открылись его взору; всё тот же хвойный лес с прекрасным запахом сосновой смолы, из которой сотворён янтарь, так почитаемый гномами. И скрипнула калитка, и дома Годомир, но слёгшим застал он Вековласа Седобрада.