Мы уже там? (ЛП) - Левитан Дэвид - Страница 21

Братья решают продолжить туристический маршрут и осмотреть Дуомо и его окрестности. Строгое внутреннее убранство собора совершенно не соответствует красочному внешнему виду, пусть и несколько омраченному выхлопными газами и другой современной грязью. Элайджа медлит у лавки со свечками, а Дэнни обходит баптистерий и наслаждается окнами.

Элайджа сам не верит тому, насколько усталым себя чувствует. Теперь, без Джулии, утомление наваливается в полную силу. Девушка дарила ему заряд бодрости, а теперь его окутывает кокон усталости, как будто он наконец расплачивается за все часы без сна.

– Может, вернемся в отель? Поспим немного? – предлагает он.

– Хорошая идея, – соглашается Дэнни. Он тоже чувствует всю глубину своей усталости. Это не та усталость, что дома: не рабочая, а более атмосферная.

Минут десять они идут молча, потом Дэнни спрашивает:

– И во сколько вы с ней договорились встретиться?

– Где-то в четыре. Ты же не против?

– Нет, конечно. Не рассчитывал же я, в самом деле, что мы будем ужинать вдвоем.

– В смысле?

– Без смысла. Я просто пошутил. Неудачно.

– Точно?

– Совершенно. У меня есть что почитать. И вообще, еще поспать надо успеть.

Элайджа видит, что брат блефует, но не знает, что сказать, кроме как:

– Ладно.

– Главное, не забудь, что завтра мы едем в Рим.

– Ладно.

– По-моему, она очень милая.

– Она правда очень милая.

– Знаю, я это и сказал.

В отеле Элайджа первым делом берет принадлежности для умывания и скрывается в ванной. Дэнни вдруг осознает, что они забыли про обед. Но он совершенно не в том настроении. Сон будет гораздо более к столу. Вода включается и выключается. Элайджа выходит из ванной и убирает все обратно в сумку.

– А твоя девушка как же? – спрашивает Дэнни.

– А?

– Ну, как ее, Кэл.

– Она не моя девушка.

– Ты разве не собирался ей писать?

– Собирался, – вяло соглашается Элайджа. И чувствует себя виноватым. Строго говоря, он сказал правду, но его намерения расходятся с действительностью. Он планировал писать Кэл каждый день. Планировал жить каждый день как одно длинное письмо к ней – превратить всю поездку в рассказанную ей историю. Однако история пошла так, что он больше не может ей делиться. Если он сейчас напишет письмо, оно попадет в Провиденс уже после его возвращения. Конец истории обгонит начало.

Осознание, что меньше чем через неделю он будет дома, наполняет Элайджу страхом. Он отложил бы возвращения на месяц, если бы смог больше времени провести с Джулией. Вот бы придумать такое будущее, где Джулия приедет с ним в Провиденс и они втроем – Джулия, он и Кэл – будут резвиться и болтать до конца лета. Но он понимает, что этого не может быть. По целой куче не выразимых словами причин.

Дэнни уже похрапывает. Элайджа рассматривает брата и ощущает укол вины. Он не собирался так резко бросать брата. Ему становится стыдно. С другой стороны, либо так, либо не увидеться с Джулией. А это невозможно. Он надеется, что с братом все будет в порядке, и гадает, случалось ли в жизни того что-нибудь, что помогло бы ему понять. Элайджа видит в изножье кровати Дэнни два пирожных. «Похоже, Америка следует за ним повсюду», – думает он и осторожно переставляет их на тумбочку, чтобы на них никто не наступил. Потом пытается заснуть. Закрывает глаза и видит потолки. Тающие лица, черное резное дерево. Святых, надписи, убийства. Золото, ангелов, гротескных пап римских. «Есть хорошие ангелы и плохие. Деревья становятся облаками».

Джулия плывет по нему, скользит по глади в половинке ракушки. Он борется с демонами, чтобы добраться до нее. Звонят свадебные колокола, дети бросают в воздух крестики.

Всего час спустя он просыпается. Дэнни продолжает крепко спать. Элайджа тихо обувается и выходит из комнаты. Потом возвращается, пишет записку: благодарит Дэнни за понимание во всем – и снова уходит. У него еще несколько часов, но он просто не может ждать. Он найдет скамейку поближе к пансиону Джулии. И будет ждать ее.

========== 13. ==========

Дэнни с облегчением понимает, что еще светло. Дневной сон может чертовски дезориентировать. Он рад, что выбрался из него раньше, чем закончился день. Его совсем не удивляет, что Элайджа уже ушел, а вот его записка удивляет. Дэнни в семнадцать точно бы до такого не додумался. Он хорошо помнит, что в этом возрасте просто молча ушел бы.

Какая-то часть его до сих пор не может поверить, что Элайджа скоро поступит в колледж, скоро станет частью другого мира. Дэнни все еще кажется, что брату двенадцать, что тот все еще любимчик родителей и точно знает, как нужно жить. А теперь он где-то бродит со студенткой. Или, точнее, с девчонкой, которая успела бросить университет. Дэнни в семнадцать мог о таком только мечтать. И, быть может, продолжает мечтать и сейчас, пусть и с другой стороны.

Он берет оставшийся у него с университетских пор экземпляр «Комнаты с видом» (увы, так и не прочел), противится зову телевизору и выходит в скверик через дорогу от отеля. Большая часть скамеек уже занята («У них что у всех, работы нет?» – удивляется он). Наконец удается найти местечко в тени. Он с хрустом открывает книгу и садится читать.

Через час он совершенно поглощен и совершенно удручен. Дэнни кладет книгу на колено и оглядывается: не бродят ли по парку персонажи Форстера? Он пытается вернуться в то время, когда путешествие за границу еще что-то значило. Он ищет глазами путешественников, рисующих с натуры или пишущих путевые дневники, как каждый день рисовали и писали герои Форстера. Вместо этого он видит повсюду мобильные телефоны и сумки для покупок, видеокамеры и изредка – книги в твердых обложках. «Путешествие перестало быть постоянным поиском», – думает он. В мыслях о поиске есть что-то неуловимо благородное. Вся жизнь должна быть постоянным поиском. Но Дэнни кажется, что его жизнь совсем не такая. Или, по крайней мере, что он ищет не то, что нужно.

Сгущаются сумерки, и люди разлетаются, как птицы. Дэнни сидит и наблюдает. Он не знает, чем заняться. Наконец он идет в сторону статуи Давида, а там – как пойдет.

========== 14. ==========

В детстве они играли в статуи. А еще в обегайки, в «подбрось пенни» и в салки с пультом. И еще в кучу других, давно позабытых игр, которые придумывали днем и бросали на закате.

Дэнни вспоминает, как их мама в первый раз застала их за игрой в статуи. Им не удалось бы сильнее удивить ее, даже если бы они истекали кровью. Но они просто абсолютно неподвижно, безмолвно и в обычной одежде застыли в классических позах. Фрисби вместо диска, дощечка из конструктора вместо копья. Они не смотрели друг на друга, потому что иначе это переросло бы в битву взглядов и оба расхохотались бы. Нет, братья смотрели в пространство, пока у кого-то не опускалась рука или не начинала дрожать нога.

Игра никогда не длилась дольше минуты. Они не могли сыграть в нее очень уж много раз. Но Дэнни все равно помнит. И при виде флорентийских статуй вспоминает, как пытался сам превратиться в каменное изваяние. Как, когда Элайджа был маленьким, он в тайне всегда надеялся, что младший братишка выиграет. Как он специально ронял фрисби, чтобы доставить Элайдже такое удовольствие. Как в комнату входила мать и не могла поверить своим глазам.

Он пытается подражать одной из статуй в музее. Пытается снова сыграть в игру. Но это не то же самое. Теперь он может часами не отводить взгляда. Может не шевелить ни единой мышцей. Но это ничего не значит, если он играет один. Какая же это тогда игра?

========== 15. ==========

Наконец наступает время ужина. Дэнни понимает, что надо было отдать забронированный столик Элайдже с Джулией. У него нет никакого настроения одному есть в роскошном ресторане. Однако признать поражение и сдаться на милость доставки еды в номер он тоже не готов. Так что он берет туристский разговорник и идет в ближайший трактир. Он ужинает в компании Форстера.