Дети капитана Гранта (адаптированный пересказ) - Верн Жюль Габриэль - Страница 8

Утром майор стал уговаривать Гленарвана прислушаться к голосу разума.

– Если Роберт до сих пор не объявился, вряд ли он вообще находится поблизости, – осторожно заметил Мак-Наббс. – Эдуард, как ни печально, нам придется двигаться дальше без него. У нас на исходе припасы, а здесь запас пополнить невозможно. Мы все умрем с голоду.

– Давайте немного подождем, – упавшим голосом сказал Гленарван. – Может быть, он найдется.

– Хорошо, давайте отложим выступление на час.

Прошел час. Гленарван опять стал просить своих товарищей задержаться – просить таким тоном, каким приговоренный к смерти молит о продлении жизни. Так повторялось несколько раз. В полдень Мак-Наббс решительно поднялся на ноги и распорядился выступать в путь.

– Ты прав, – прошептал Гленарван, – пора…

Распределив между собой поклажу, отряд тронулся вперед. Один Гленарван стоял на месте, пристально вглядываясь в какую-то черную точку высоко в небе.

– Что это? – спросил он.

Друзья обернулись. Черная точка увеличивалась.

– Это кондор, – сказал Паганель.

– Да, кондор, – отозвался Гленарван. – Он летит сюда, снижается… Подождем.

Мак-Наббс внимательно посмотрел на своего двоюродного брата, догадываясь, на что тот надеется. Огромная птица начала описывать круги, видимо, высмотрев в долине свою жертву.

– Если Роберт еще жив… – прошептал Гленарван. – Эта птица… Стреляйте!

Но было уже поздно: кондор камнем пошел вниз и исчез за высокими выступами скалы. Спустя несколько мгновений птица появилась снова. Она летела медленно, потому что несла в когтях безжизненное тело – тело Роберта Гранта.

Майор, самый меткий стрелок из присутствующих, вскинул карабин, но не успел нажать на курок. Раздался далекий выстрел. Белый дымок поднялся между двумя базальтовыми скалами. Сраженный пулей, кондор стал медленно, словно на парашюте, опускаться на широко распростертых крыльях вниз. Не выпуская добычи, он мягко упал землю у берега ручья.

– Бежим! – крикнул Гленарван.

Не задаваясь вопросом, откуда раздался выстрел, он кинулся к тому месту, где лежал кондор. Остальные помчались следом. Гленарван добежал первым и опустился на колени около мальчика.

– Он дышит! Он жив! – услышали друзья его радостный крик.

Подоспевший Паганель стащил с Роберта одежду и побрызгал мальчику водой в лицо. Роберт открыл глаза, огляделся и улыбнулся.

– Благодарю вас, сэр… – прошептал он.

Роберта едва не задушили в объятиях. Все наперебой рассказывали, как пытались разыскать мальчика, и поздравляли его со счастливым избавлением, не удосуживаясь, правда, уточнить, откуда пришла неожиданная помощь.

Майору первому пришло в голову осмотреться по сторонам. Шагах в пятидесяти он увидел неподвижно стоявшего у подножия горы высокого человека, у ног которого лежало длинное ружье. Судя по одежде, это был индеец, уроженец Патагонии. Длинные волосы незнакомца были перевязаны кожаным ремешком, смуглое лицо раскрашено: переносица красной краской, веки – черной, лоб – белой. На нем был прошитый жилами страуса плащ из шкуры гуанако, пушистой шерстью наружу. Под плащом виднелась нижняя одежда из лисьего меха, туго стянутая в поясе. Обувь патагонца была сшита из бычьей кожи и перевязана ремешками на щиколотках.

– Я не знал, не представлял себе, как мы пойдем дальше без тебя, – твердил, обнимая Роберта, Гленарван. – Я все скалы кругом облазил, все звал тебя. все надеялся, что ты отзовешься…

Майор прервал излияния Гленарвана и указал ему на спасителя Роберта. Гленарван поспешно поднялся на ноги, подбежал к патагонцу и крепко пожал ему руку. Майор последовал примеру брата. Индеец слегка наклонил голову и произнес несколько слов.

Мак-Наббс и Гленарван ничего не ответили и только растерянно переглянулись. Тогда патагонец, сказал пару фраз на другом языке. На этот раз его снова не поняли, хотя Гленарвану показалось, что индеец говорил по-испански.

Позвали Паганеля. Ученый обрадовался случаю блеснуть своим знанием испанского и с энтузиазмом принялся рассказывать патагонцу о приключениях отряда.

Теперь настала очередь индейца с недоумением смотреть на своего собеседника. Он не понимал речь Паганеля, и в конце концов ученый был вынужден сдаться и замолчать.

– Все это произношение, – сетовал он. – Никак оно мне не дается.

– Вы уверены, что говорите с ним на правильном испанском? – задал вопрос майор, которому в голову начали закрадываться сомнения.

– Конечно. Ведь я учил этот язык по лучшему образцу национальной литературы, по подлиннику, который нашел на «Дункане»!

– Позвольте мне взглянуть на эту книгу, Паганель, – попросил Мак-Наббс.

– Пожалуйста, – пожал плечами ученый. – Она у меня в кармане. Вот. Это «Луизиада», героическая поэма, которая…

– «Луизиада»? – переспросил ошеломленный Гленарван.

– Да, «Луизиада» великого Камоэнса!

– Камоэнса? – воскликнул Гленарван. – Ну, конечно! Теперь все понятно. Паганель, дорогой мой, Камоэнс португалец! Вы целых шесть недель изучаете португальский язык, который в пампах Аргентины и Чили нам совершенно ни к чему!..

Весь отряд дружно расхохотался. Поистине рассеянность Паганеля превзошла все ожидания. Патагонец, ничего не понимая, стоял с невозмутимым видом и ждал, пока путешественники успокоятся.

– Короче говоря, мы остались без переводчика, – подвел итог майор, когда его товарищи умолкли.

– Ничего страшного, – отозвался неунывающий Паганель, – португальский и испанский языки очень похожи. Я буду внимательно слушать нашего патагонца и уверен, очень скоро заговорю по-испански не хуже, чем сейчас по-португальски.

У Паганеля был настоящий талант к иностранным языкам, потому что буквально через несколько минут ему удалось обменяться с туземцем несколькими фразами по-испански. Географ узнал, что патагонца зовут Талькав. Он оказался профессиональным проводником по пампе и согласился вывести путешественников из долины, в которую они попали вследствие природного катаклизма.

Отряд был готов выступить немедленно, но Роберт еще чувствовал себя неважно. Мюльреди предложил понести мальчика на руках, но Талькав объяснил, что в этом нет необходимости. Индеец нарвал на берегу реки несколько пучков дикого сельдерея и растер ими тело больного. После десяти минут целительного массажа мальчик совершенно ожил.

Затем Талькав сказал, что будет лучше вначале как следует экипировать отряд, т. е. купить лошадей и съестные припасы, которые можно раздобыть в индейском поселении, «тольдерии». Гленарван и Паганель, который выполнял свои обязанности переводчика все лучше и лучше, направились вслед за патагонцем вверх по течению реки.

Тольдерия раскинулась в глубине долины, сжатой отрогами Анд. Здесь, в шалашах из ветвей, жило человек тридцать туземцев-кочевников, которые пасли огромные стада коров, быков, лошадей и овец. В обмен на семь низкорослых лошадок аргентинской породы с полной сбруей, сто фунтов сушеного мяса, несколько мер риса и несколько бурдюков для воды индейцы взяли у Гленарвана двадцать унций золота.

Паганель не упустил случая расспросить кочевников о судьбе трех европейцев, потерпевших два года назад крушение у берегов Патагонии. Но то ли ученый не все испанские слова подбирал правильно, то ли племя не интересовалось ничем, кроме своих стад, только индейцы долго и уверенно качали головами, поясняя, что ни о каких европейцах в последние годы не слышали.

Когда пришло время возвращаться к отряду, Талькав громко свистнул. Из соседней рощицы на зов выбежала великолепная лошадь аргентинской породы. Красавица носила имя «Таука», что на патагонском языке значит «птица». Талькав легко вскочил в седло. Гленарван и Паганель последовали его примеру. Пять оставшихся лошадей они повели за собой на привязи.

Паганель обратил внимание, что снаряжение Талькава состояло из двух охотничьих приспособлений – бола и лассо. Бола представляло собой три шара, соединенных кожаным ремнем. Индейцы бросают их с расстояния в сто шагов в зверя или врага. Снаряд опутывает ноги жертвы, и та падает на землю. Лассо оказалось ремнем метров девять длиной, туго сплетенным из двух кожаных полос. Оно заканчивалось затяжной петлей, скользившей по железному кольцу. Петлю бросают правой рукой, а левой держат ремень, конец которого крепко прикреплен к седлу. Длинный, перекинутый через плечо карабин дополнял вооружение индейца.