Супермен должен умереть (СИ) - Мусаниф Сергей Сергеевич - Страница 17

Одинокий танк посреди пустынной Тверской растерянно водил дулом по сторонам.

А через пятнадцать минут посреди такой же пустынной Моховой приземлился вертолет с Безопасником.

По всем статьям, это был полный провал для силовых структур в целом и управления Н в частности.

Неведомая долбанная хрень появилась в самом центре Москвы, пережила три огневых контакта, каждый из которых проводился при использовании все более тяжелого вооружения, продефилировала по одной из главных улиц города, четко выразила свои политические взгляды и нанесла несколько тонн ущерба, как финансового, так и репутационного.

Человеческих жертв для происшествия такого масштаба оказалось немного. Все могло быть куда хуже.

Трое гражданских, среди них водитель «камаза», доставившего неведомую долбанную хрень к месту событий. Пятеро полицейских, один эник. Восемь убитых, и это при том, что голем не стремился убивать. Стоило ему свернуть с дороги и ввалиться в толпу, как число жертв выросло бы на порядок.

В штаб-квартире по этому поводу царило уныние, перемежаемое систематическими выволочками личного состава. Все орали на всех вниз по командной вертикали, но так как мы со Стеклорезом находились на самом дне, до нас долетали лишь отголоски эпических скандалов. И если у начальства земля буквально горела под ногами, мы ощущали только слабое тепло.

Безопаснику, говорят, сам президент звонил и что-то неприятное в трубку высказывал. Вроде и мелочь, а все равно приятно.

Капитан Харитонов завалился в наш кабинет часов в десять утра. Был он бледен, хмур, небрит, и поспать этой ночью ему явно не довелось. В отличие от нас, заполнивших стандартную форму отчетов и отправившихся давить подушки со спокойной совестью людей, от которых тут ничего не зависит. Лично я так устал, что даже не помню, как ложился в кровать.

— Ладно, — сказал Харитонов, закуривая. — Я уже получил по голове за то, что подверг неоправданно высокому риску ценные кадры, находящиеся на стажировке, так что эту часть мы опустим. Ваши соображения о произошедшем, молодые люди? Наблюдения, мысли, выводы?

— Супермен-дистанционник, создатель кукол класса «танк», — мрачно сказал Стеклорез, демонстрируя неплохое владение профессиональным жаргоном. — Радиус действия скилла неизвестен. Мотивы неизвестны. Происхождение неизвестно.

— Скилл ограничен, — сказал я. — Он не может управлять камнями по отдельности. Фигуры не обретали способность действовать, пока полностью не обретали форму.

— Именно поэтому мы и называем таких некстов «кукольниками», — кивнул Харитонов. Похоже, я опять выдал очередную сентенцию в духе капитана Очевидности.

— Мотивы, скорее всего, политические. Не зря же он здание Думы покорежил и сразу же распался на куски.

— Похоже на то, — согласился Харитонов. — Но прошло уже шестнадцать часов, а заявления он так и не сделал.

— Еще сделает, — сказал я. — Вы же наверняка заметили, что после появления он стоял на месте и ждал, и начал действовать только после того, как к месту событий прибыли телевизионщики. Ему мало было одного ютуба, ему требовался максимальный охват аудитории. Картинка в телевизоре, и он ее получил.

Это я с утра доступные записи с камер наблюдения посмотрел и пару видеоблогов проверил.

— Да, — согласился Харитонов. — Мы заметили. Это была демонстрация силы, при этом он не старался нанести максимальный ущерб. Что еще?

— У голема нет глаз, — сказал я. — Камер в него не встроишь, а если б они и были, то после обстрела вряд ли бы продолжали функционировать. Значит, погонщик мог контролировать действия голема только визуально, а значит, он был где-то там. Если посмотреть все записи с камер…

— Там были толпы народа, — сказал Харитонов. — Но ты прав, это шанс, и этим уже занимаются. Правда, времени это займет…

— Самосвал можно отследить, — сказал Стеклорез. — Если он на самом деле муниципальных служб, там джи-пи-эс маячок должен быть. Посмотреть карту передвижений, хоть примерно понять, откуда это взялось.

— Самосвал числится в угоне со вчерашнего утра, трекер отключен.

— Бардак, — сказал я.

— Бардак, — согласился Харитонов.

— Сканеры что говорят?

— Что он ушел из города, — сказал Харитонов. — А послать их прочесывать область мы не можем, у нас людей на это не хватит.

— Должен сказать, что до того, как меня призвали сюда на стажировку, я был о нашей конторе лучшего мнения, — сказал я. — Как говорится, если любишь колбасу, тебе не стоит смотреть, как и из чего ее делают и вот это вот все. Там еще что-то про законы было, кстати.

— Госдума отложился осеннюю сессию на две недели, — сообщил Харитонов. — Или до урегулирования текущего кризиса.

— Боятся народного гнева народные избранники, — заметил я.

— Сумасшедших во все времена хватало, — сказал Харитонов. — Только сейчас у них возможностей больше.

— Вы тоже считаете, что сейчас у сумасшедших больше возможностей, чем раньше? — спросил я, устраиваясь на кушетке в кабинете штатного мозгоправа.

— Хотите поговорить об этом? — мозгоправ была женщиной, возможно, мне следует использовать феминитив? Мозгоправка? Звучит, честно говоря, не очень, но это общая проблема большей части феминитивов.

Доктора… докторшу… докторку звали Светланой, ей было лет тридцать, и эники, очевидно, успели достать ее до глубины души.

— Если честно, я вообще не особенно не хочу с вами разговаривать.

— Можете сформулировать, почему?

— У вас профессиональная деформация и вы попытаетесь найти во мне психа.

— И это вас беспокоит?

— Да.

— Почему?

— Потому что все мы в той или иной степени безумны, но я бы предпочел не узнавать эту самую степень моего личного безумия.

Она нахмурила свое миловидное личико.

— То есть, вы считаете себя не совсем нормальным?

— А что вообще можно считать нормой в нашем безумном мире? — спросил я. — Вы же знаете, что было вчера в центре? Ожившая груда камня бегала по улице, расшвыривала машины и крушила здания. Восемь человек погибли.

— Вы там были? — спросила она.

— Ползал на задворках вместе с коллегой.

— И как вы себя чувствуете после этого?

— Устал. Колени болят.

— А эмоционально?

— Тогда просто устал.

— Как вы спали этой ночью?

— Сном младенца.

— Принимали что-нибудь?

— Препараты? Нет.

— Алкоголь?

— Тоже нет.

— Я читала ваше личное дело, — сказала она. — Там написано, что вы очень спокойно воспринимаете все, что с вами происходит. Что вы избежали шока после инициации, а это удается очень немногим. Что отказались от психологической помощи после операции Безопасника, в результате которой был ликвидирован Факел, — любопытно, что женщину-целителя она не упомянула. — Вы всегда были такой спокойный?

— Я думал, вы будете спрашивать про отца, — сказал я. — Какие у меня с ним отношения, не ревновал ли я мать, не было ли в семье домашнего насилия.

— А оно было?

— Нет.

— И какие у вас отношения с отцом?

— Нормальные.

— А как насчет Эдипова комплекса?

— Все мимо.

— Поймите, — сказала она, делая отметку в планшете. — Это наша первая встреча из очень многих. Мы просто знакомимся, притираемся друг к другу, и, что бы вы ни думали, моей главной задачей вовсе не является разблокировка ваших скиллов, которая сделает вас очередной машиной для убийства. Я просто хочу вам помочь.

— Вы думаете, мне нужна помощь?

— Всем нужна, — сказала она.

— Можно подумать, очередной машине для убийства вы сказали бы что-то другое.

— Что вы имеете в виду?

— Что вы, любители ковыряться в чужих мозгах, не говорите всей правды. И поскольку вы на госслужбе, и это практически военная организация, приказ вышестоящего начальства для вас может быть важнее, чем здоровье и душевное благополучие пациента, — сказал я. — Вы знаете, что я здесь не по доброй воле, и играете роль хорошего полицейского, доброго и сочувствующего. Но я ни на минуту не поверю, что вы на моей стороне.