Тропинка в небо
(Повесть) - Зуев Владимир Матвеевич - Страница 21

— Ну и что же Ил? — нетерпеливо перебила Манюшка. — Вы нам про «горбатого», пожалуйста.

— Минуточку, минуточку. Я к нему и веду… Накануне войны, укрепляя оборону страны и понимая, что наиболее вероятный противник — германский фашизм, наше политическое и военное руководство не могло не обратить внимания на то, что немцы выпускают большое количество танков — в официальных документах они называли их сельскохозяйственными тракторами. По всей вероятности танки становились главной ударной силой германской армии. Нужно было позаботиться о средствах борьбы с ними. И вот в 1936 году Чкалов испытывает штурмовик Поликарпова ВИТ-1 — воздушный истребитель танков. ВИТ-1 и появившийся вслед за ним ВИТ-2 были хорошими машинами — быстроходными, сильно-вооруженными, но их слабо защитили броней. А увеличить защиту означало потерять скорость и маневренность. Так зашли в тупик. — Подполковник любовно похлопал ладонью по фюзеляжу. — Ил-2— выход из тупика. Во-первых, на него поставили новую марку брони, и, поскольку она была более прочной, — вес бронезащиты снизился. Во-вторых, кислород в системах заменили инертным газом. Что это дало? А вот что. Если раньше пуля или осколок пробивали броню, то кислород загорался, ну, и самолет. А теперь — нет. В третьих, в бензобаках сделали каучуковые прокладки. Раньше, если пуля или осколок пробивали бензобак, горючее вытекало. А теперь дырка затягивалась каучуком. В результате в тысяча девятьсот сороковом году мы имели исключительно надежную и живучую машину. Во время войны «илы» возвращались с боевых вылетов со смертельными, казалось бы, повреждениями крыльев, оперения, хвостового отсека. Я сам сел однажды после боя — фюзеляж как решето, тяги управления перебиты, внутри кабины — чад, дымок и за машиной тянется… Видать, такой развалюшный вид был у моего самолета — когда вывалился из кабины, возле него уже толпились человек десять аэродромного люда. Даже генерал прикатил. Спрашивает: «Как же это тебе сесть удалось?» — «Да так вот, — отвечаю, — летел на честном слове, а сел на одном крыле».

— А почему в нем два места? — спросил Славичевский. — Ведь лишний человек — это лишний вес, да и… лишний солдат.

Подполковник кивнул, как будто и этого вопроса он ждал.

— Вначале выпускали одноместные самолеты. Они были уязвимы сзади, и их часто сбивали. Сделали двухместный вариант: посадили сзади стрелка — и машине не стало равных. На борту «ила» имелись бомбы, пулеметы, пушки, реактивные снаряды. Он успешно бомбил различные цели, истреблял танки, на равных дрался с истребителями. Когда на Орловско-Курской дуге у немцев появились новейшие тяжелые танки, «илы» оснастили более мощными пушками и противотанковыми бомбами ПТАБ, которые запросто пробивали и прожигали бронированную шкуру «тигров» и «пантер». Гитлеровцы пытались противопоставить Илу-2 «Хейнкель-129». Но соперничества не получилось. В одном из первых вылетов этого штурмовика он был пленен нашим «илом», и всем стало ясно, какой самолет чего стоит… Техника не стоит на месте, — закончил замполит. — «Горбатый» воевал, а конструктор совершенствовал его. Так появились Ил-8 и Ил-10. Дали нам, летчикам, на выбор, и мы выбрали Ил-10, более скоростной и маневренный, хотя он уступает восьмому в броневой защите. Ну, а потом появились и другие отличные машины. Про них как-нибудь попозже, — подполковник лукаво улыбнулся, — когда чуток подрастете… Так что Ил-второй уходит со сцены. Служил он честно и с великолепными результатами, дай бог и другим послужить так же.

Ребята поглядывали на «горбатого» с уважением. Руки сами тянулись к крылатой легенде — потрогать.

Как только подполковник отвернулся на минутку, Манюшка мигом очутилась в кабине. Она вцепилась в ручку управления и, забыв обо всем, медленно повела взглядом по приборной доске — слева направо — и «дала газ». И вот уже понеслась под колесами бетонная дорожка, и распахнулись голубые просторы. В уши ударил разнобой эфирных голосов, среди которых — чужие, испуганные: «Ахтунг, ахтунг, Доманова!» У нее восторженно и тревожно заколотилось сердце, стеснилось дыхание, как будто она прыгнула с кручи и, подхваченная тугими струями воздуха, летит, летит, летит.

Щеки ее располыхались, глаза смотрели завороженно и излучали зеленый свет. Спецы, кивая на нее, понимающе улыбались и подталкивали друг друга.

Подполковник тронул Манюшку за плечо и, когда она обернулась, улыбнулся ей тепло и чуть насмешливо:

— Поздравляю с возвращением из боевого полета! — Постучал пальцем по циферблату часов. — Но у нас еще много дел. Следуйте все за мной!

Ребят привели в клуб, где одну комнату занимал музей части. Здесь по стенам были развешаны различные документы: схема боевого пути полка, фотографии и биографии героев, в которых рассказывалось об их подвигах, их личные вещи. На длинном столе стояли модели самолетов, на которых летали пилоты с первых дней существования части.

Манюшке больше всего запомнился рассказ замполита о лейтенанте Алексее Давжинце. В 1942 году он был сбит в Крыму и, раненый, попал в плен. Ранение — в ногу — было легкое, но поскольку в концлагере пленных не лечили, то выздоровление затянулось. Едва подсохла рана, стали гонять на работы — сначала внутри лагеря, а потом и за проволоку. Первое время — на строительство склада горючесмазочных материалов, позже «специализировали» на аэродромных подсобных работах. Таскал разные грузы, подкрашивал металлические части самолетов, приборы, чистил колеса.

И присматривался. Мелькнула однажды шальная мысль и больше не оставляла отчаянную голову. Мысленно сто раз прорепетировал задуманное — каждый шаг, каждое движение. И вот настал звездный час летчика Алексея Давжинца. Оглушив часового, он прыгнул в кабину «хейнкеля» и включил двигатель. Немцы спохватились, когда он оторвался от взлетной полосы. Открыли стрельбу, в небо поднялось звено самолетов. Но было уже поздно.

Невредимым перелетел Давжинец через линию фронта и тут едва не был сбит нашими истребителями. Большой летный опыт лейтенанта, сноровка и отчаяние — чудом вырваться из плена и быть сбитым своими! — помогли ему оторваться от «негостеприимных» товарищей и посадить угнанный самолет на кочковатом пастбище.

Видимо, не одну Манюшку зацепила за сердце эта история. Посыпались вопросы:

— Какую награду получил Давжинец за этот подвиг?

— Для него высшей наградой было то, что удалось добиться права воевать в небе рядом со своими товарищами, — уклончиво ответил подполковник.

Почуяв что-то неладное, ребята стали задавать окольные вопросы. Замполит доверительно сказал:

— Давайте, хлопцы, не будем ворошить это. В войну ведь всякое бывает. Человек попал все-таки в плен… при каких обстоятельствах — не ясно.

— Но вы же сами говорили: был ранен.

— Ну, так об этом я знаю с его же слов. В полку-то поверили ему, а вот официально он доказать сразу не смог… Да разве в наградах дело, а, хлопцы? Разве мы фашисту рыло чистили за награды… Ну, все, ваше время истекло, пора на обед. Приглашаю в столовую.

Молча шли по раскисшим под полуденным солнцем дорожкам. Только у входа в столовую Манюшка со вздохом восхищения воскликнула:

— Какие люди!

— Могучее, лихое племя. Богатыри — не мы! — откликнулся Вася.

А Захаров непонимающе пожал плечами.

— Почему, собственно, он должен доказывать, что не верблюд? Это вы доказывайте, что верблюд, раз не верите ему на слово!

В спецшколе было и такое, что вызывало у Манюшки протест и возмущение. Ну, хотя бы те же спецовские «традиции», или пострижение в двоечники, или наказание голодом. На через несколько месяцев она, как и другие ратники, перестала удивляться и возмущаться: своеобразная атмосфера «спецухи» переродила ее сознание. Вслед за остальными она начала хулить свою альмаматер, сочинять про нее не очень лестные и не очень пристойные анекдоты — и при всем при том готова была, не задумываясь, ринуться в драку за ее честь и доброе имя. И, зло высмеивая вслух «жестокости» Бирона, она, как и большинство спецшкольников, втайне гордилась спартанскими условиями воспитания и порядками. В школе существовал, если можно так сказать, спецовский шовинизм: что там гражданские школьники, что они видят, эти маменькины сынки! Вот побывали бы в нашей шкуре, узнали бы, что такое настоящее мужское воспитание. И Манюшка тоже им заразилась.