Княжеский отбор для ведьмы-дебютантки (СИ) - Иконникова Ольга - Страница 14

Вера появляется в гостиной через четверть часа — усталая, но, кажется, довольная. Княгиня тактично оставляет нас одних. У девушек свои разговоры.

Княжна целует меня.

— Прости за ожидание, Наташа! Я надеялась, что сумею управиться до твоего приезда. Но случай тяжелый оказался. Младшая дочка нашей кухарки вечор в лесном озере искупалась. А вода там холодная. Понятное дело — простудилась. Всю ночь жар не спадал.

Я осторожно спрашиваю:

— Значит, ты всё-таки применяешь свой дар?

Наверно, в моих словах ей чудится укор, потому что она начинает оправдываться:

— Он у меня совсем слабенький, Наташа! Но если он может быть на пользу людям — то почему бы и нет? Я всего лишь стараюсь держать это в тайне.

— Боишься, что тебя могут обвинить в колдовстве?

Она качает головой:

— Нет, не в этом дело. Сейчас при дворе осталось не так много людей с магическими способностями. А женщин среди них и того меньше! А чтобы каждое следующее поколение было не слабее предыдущего, нужно, чтобы такие способности были не только у отца, но и у матери. Наши с тобой отцы женились по любви. Ни моя матушка, ни Евгения Николаевна никакого дара не имели. И оба брака вызвали неудовольствие императора Александра. Сейчас в Петербурге изо всех сил стараются каждому сильному магу подобрать достойную пару. Время от времени для таких персон проводят отборы невест.

— Что-о-о? — изумляюсь я.

Я про такие отборы читала в фэнтезийных романах. И поверить в то, что они происходят на самом деле, очень трудно. Хотя нет, была у них и историческая основа — кажется, во времена допетровской России так отбирали невест для царей

— тогда претендентки съезжались в Москву со всей страны.

— Да, так оно и есть, — подтверждает Вера. — И если именно тебя отобрал какой-нибудь сиятельный вельможа, то твоего согласия никто не спросит. Скажут о долге перед Отечеством и поведут под венец.

— Но можно же отказаться от участия в самом отборе? — наивно вопрошаю я. — Если я не хочу замуж, я просто не поеду в Петербург.

Княжна обнимает меня, кладет голову на мое плечо.

— Какой же ты еще ребенок, Наташенька! Как же ты сможешь отказаться, если сам государь-император велит?

Я забываюсь и реагирую чересчур эмоционально:

— Но это же неправильно, нечестно!

Я едва не заявляю о женских правах, но вовремя прикусываю язык. Тогда про это еще не слыхали.

— Боюсь, тебе скоро придется заставить себя думать по-другому, если ты не хочешь разгневать его императорское величество.

Я выдыхаю:

— Что ты имеешь в виду?

Тут уже удивляется она:

— А разве ты не получила приглашение? К нам его доставили сегодня утром, и я была уверена, что гонец из Петербурга заглянет и к вам. Нет? Ну, что же, значит, тебя пока эта участь миновала.

Она достает из маленького ящичка изящного трельяжа небольшой плотный лист и протягивает его мне.

— Вот, можешь прочитать.

С одной стороны листа — императорский вензель. С другой — написанный размашистым почерком текст.

«Уважаемая Вера Александровна!

С глубочайшим почтением спешим пригласить вас на особый прием, который состоится ровно через месяц в доме князя Константина Николаевича Елагина.

Вы должны отправиться в столицу в течение пяти дней со дня получения сего письма. Дальнейшие указания Вы получите от Настасьи Павловны Дубровиной, в доме которой Вам надлежит остановиться.

Мы искренне надеемся, что Вы найдете возможность выполнить сии распоряжения и осчастливите столицу своим присутствием».

— Как ты видишь, приглашение без подписи, но поскольку доставлено оно было курьером секретной императорской службы, сомневаться в его подлинности не приходится, — в голосе княжны звучит затаенная грусть.

Я представляю себя на ее месте. Что почувствовала бы я, получив такое письмо? Письмо, в котором мне отдают приказ, не интересуясь моими чувствами и желаниями.

— Что ты намерена делать? — шепотом спрашиваю я. — Поедешь в Петербург?

Хотя вопрос кажется излишним. Вера сама пять минут назад сказала, что просьба императора — закон для его подданных. Ужасное испытание для девушки, всегда старавшейся держаться подальше от двора.

Но княжна отчего-то вовсе не расстроена.

— Нет, Наташа, не поеду!

— Но как же? — не понимаю я. — А гнев его величества?

На ее губах появляется светлая улыбка:

— Есть власть и посильнее императорской, Наташа!

Для меня понятие «императорская власть», честно говоря, значит не очень много — мы в постсоветской России воспринимаем монархию как что-то давно забытое и почти не нужное. Но я всё-таки замираю от слов княжны и спрашиваю шепотом:

— Сильнее императорской???

Но я сама догадываюсь раньше, чем она успевает ответить:

— Ты собралась в монастырь?

Она кивает.

Я — отнюдь не атеистка, но такое решение, принятое молодой девушкой из богатой семьи, кажется мне странным. Я понимаю — она не хочет ехать в Петербург и становиться игрушкой для мужа-самодура. Но можно же придумать что-то другое…

Вера, должно быть, замечает мои сомнения.

— Нет, Наташа, ты не подумай — приглашение императора здесь ни при чём. Решению мною было принято давно.

Она говорит так спокойно и уверенно, что я понимаю — это не прихоть, не минутный порыв.

— А как же твой дар? Ты сама только что сказала, что хочешь помогать людям?

Она снова кивает:

— При монастыре есть небольшая больничка — там я смогу принести больше пользы. Я и дома старалась лечить с молитвой.

Она светится от счастья, и я понимаю, что ей не нужны ни мои отговоры, ни мои советы. Поэтому просто обнимаю ее и желаю успеха на новой стезе.

Поговорить с князем Бельским после этого я не решаюсь, а, возвратившись домой, прошу горничную позвать Захара Кузьмича. Но та разводит руками:

— А нет его, Наталья Кирилловна, — вместе с управляющим уехал на ярмарку на несколько дней. Прослышали, что нынче там овес особенно дешев будет, вот и собрались спешно.

Я взмахом руки отпускаю Дашутку, но она не торопится уйти. Мнется у порога.

— Ты что-то сказать хочешь? — догадываюсь я.

Она подходит поближе, понижает голос:

— Вы только, Наталья Кирилловна, меня барыне не выдавайте! Если она узнает, что я видела да вам сказала…

Я фыркаю:

— Что за тайны? Да говори уже! Не скажу я Татьяне Андреевне!

Она совсем переходит на шепот:

— Сегодня гонец приезжал из Петербурга! От самого императора!

Я чувствую странный холодок на спине. Гонец от императора! Значит, он всё-таки был и в Закревке! Недаром княжна говорила, что меня тоже пригласят на отбор!

Но на всякий случай я спрашиваю:

— С чего ты взяла, что от императора?

Дашутка от волнения чуть повышает голос:

— Так он сам так велел доложить — дескать, императорская фельдъегерская служба. А сам он в форме был. И на конверте, что он Татьяне Андреевне вручил, вензель его величества.

Я благодарю ее за информацию и остаюсь одна. Мне о многом нужно подумать. Теперь я гораздо лучше понимаю княжну.

Что я должна делать, когда тетушка скажет мне, что пришло предписания явиться на отбор? Отказаться? Закатить истерику? Интересно, что бывает с теми девицами, что осмеливаются нарушить приказ императора? Не удивлюсь, если их лишают титулов и состояний.

Не скажу, что я уже привыкла быть графиней, но даже по прочитанным в школе книгам я хорошо понимаю, насколько тяжело жилось простым женщинам в девятнадцатом веке. Если у нас отберут Закревку, тетушка выдаст меня замуж за первого встречного. Если, конечно, найдется такой, который согласится взять бесприданницу.

Может быть, можно написать в Петербург, что я еще не оправилась от болезни? Это даже доктор может подтвердить. Зачем столичному князю больная невеста?

Да, так и следует поступить! Нужно только уговорить тетушку, чтобы именно она написала это письмо — так будет убедительнее. Но не побоится ли она попасть в немилость к императору?