Самоидентификация Аксима (СИ) - "Бриллиантовая Рафаэлка" - Страница 13

— Мужчина, новый мужчина, он должен быть первым, — послышались голоса, и Аксима оторвали от Ани, взгромоздили на гору маточного тела как раз над сношающим его соплеменником. Но подвернувшаяся самка-солдат грубо оттолкнула андроида, прошипев:

— В другой раззз…

Матка-троглодитка бурно кончила, поток слизи вырвал самца из её чрева, отбросив на пару метров на перрон. Рабочие самки тут же бросились нашаривать в слизи что-то, и выловили пакет, похожий на тот, что видел Аксим в первом зале. Оказывается, это были не искусственные инкубаторы, а естественные. Выброшенную плаценту тут же подхватили и по цепочке унесли куда-то вдаль, видимо, к инкубаторам. Возбуждение толпы достигло апогея.

Длинные руки Ани поймали голову Аксима и уткнули в пупок, длинные груди легли на затылок, Аксим хватал их руками, мял, дёргал, давил. Потом его голову толкнули ниже, самка троглодита раздвинула костлявые колени, обнажив огромную, зияющую бездну влагалища, куда отправилось лицо Аксима. Губы сомкнулись с губами. Уткнувшись носом в толстый клитор с мелкими колючими волосками, он обнаружил, что язык обладает способностью выдвигаться, и устремил его вдаль, в мрачные глубины схватившего его чудовища. Язык трепыхался, бешено крутился внутри скользкой трубы, губы целовали и сосали половые губы троглодитки, а руки, испачканные в липком молоке и слизи, жали груди, не то её, не то чьи-то ещё, делая их ещё длиннее и желанней.

Аксинью положили на платформу и утащили куда-то в недра туннеля. Затем все сбились в кучу и уснули, зажав Аксима в своих телесах.

На утро Аня куда-то делась, самки разбрелись, и весь следующий день он провёл в этом же зале один. Днём самок было не так много, они лишь изредка прибегали к Аксиму, припадая к его всё ещё стоящему члену губами, животом, задницей. Ближе к обеду юная, едва преодолевшая период согласия, но уже не по годам огромная самка-солдатиха заключила его в свои объятия, прижала крепкой рукой к острой груди и утащила куда-то в тёмный угол. Уселась на задницу, раздвинув колени, и приказала:

— Я Таня. Мужчина, лиши меня девственности.

Рука Аксима раздвинула половые губы, за которыми оказалась твёрдая, как мембрана барабана, девственная плева. Аксим увеличил размеры своего удовлетворяющего устройства, сделав его максимальными, но тело троглодитихи было сухим, а никакой смазки поблизости не было. Аксим посмотрел в слепые глаза Тани — лицо с нежными, приятными чертами лица, никогда не видевшее солнечного света, тонкие полураскрытые губы, уши — изящные, слегка заострённые, волосы — пусть полупрозрачные, но ещё густые, не то, что у более взрослых. Бедная, несчастная девушка, подумал Аксим. Он понял, что ему не получится сделать Тане больно, наоборот, ему захотелось подарить максимум любви, которым он может поделиться с этим странным существом. Он поцеловал Таню в губы, обняв всё её странное, нелепое естество, нащупал полные горошины возбудившихся сосков, принялся крутить их, переключаясь на низ живота. Самочка быстро потекла, слизи набралась полная ладонь, и Аксим попробовал разбить членом толстую преграду, но Таня ойкнула, отпрянула, и он снова стал её ласкать, теребить, гладить бока, внутреннюю поверхность бёдер.

Вдруг чья-та сильная рука оттащила его от Тани. Это была Аня — собственнический инстинкт всё же проснулся в ней, она огрызнулась на юную солдатиху, та встала на четвереньки, почти по-кошачьи выгнув спину и зашипев, потом махнула костлявой рукой, ударив по лицу Ани. Они набросились друг на друга, слепившись в клубок, пытаясь укусить друг друга на ноги и плечи, но внезапно их руки упали на лобки друг друга и они принялись яростно дрочить, пытаясь петтингом уничтожить агрессию, которая внезапно овладела ими. Нейросети Аксима подсказали, выстроив, наконец, соответствие, на что похоже общество подземных жителей — на карликовых шимпанзе, бонобо, тех самых, что используют секс как способ уладить конфликты внутри стаи.

Они смотрели на Аксима, вскрикивая, кусая губы и постанывая, наслаждаясь тем, что мужчина может смотреть, как они это делают. Перед самым оргазмом, Аня оттолкнула Таню, подтащил Аксима к себе, нависла над ним и прошептала:

— Рукой… войди рукой.

Аксим сжал руку в кулак и протиснул её сквозь створки ее влагалища. Смазки было достаточно, а размеры такие, что его рука свободно ходила внутрь и наружу, вниз и назад.

— Да-а-ааааа! — закричала троглодитиха, руку Аксима сжало в пульсирующие тиски, и спазм сотряс всё её странное тело.

Вечером матку Аксинью снова привезли, и Аксим оказался на перроне.

— Мужчина, новый мужчина, — говорили самки. — Пусть только он будет с ней.

Мужчины покорно встали кругом, не спеша к заветному лону. У них и так хватит работы помимо этого — после успешного оплодотворения самки возбуждённый улей будет требовать удовлетворения. Аксинья раздвинула ноги, Аксима вдавило в жерло, жаждущее семени.

Андроид почувствовал некую неловкость — он уже понял, что от него ожидают успешное отцовство, которое он не в силах дать. Он чувствовал вину. Словно коварный жук в муравейнике, замаскировавшихся под одного из них, Аксим пользовался их благами, выполняя свою функцию, но не мог даровать им новую жизнь. Он забился бессмысленным отбойным молотком, неистовым дятлом в дупле разврата, Аксинья трепетала под ним, сдавливая могучими коленями его плечи, наконец, кончила, выплеснув на пол станции пустую влагу. Руки рабочих самок шарили по платформе, искали, но ничего не нашли.

— Не получилоссь… не в этот раз…

Снова ночь, снова день, снова секс с Аней и Светой, вернувшейся с каких-то дальних работ. На этот раз они потребовали трахать себя в зад — это Аксиму не сильно нравилось. Но зато нравилось им, и этого было достаточно роботу, запрограммированному нести удовольствие. Снова вечер, снова секс с Аксиньей, снова чувство вины перед неудовлетворённой толпой.

На пятый вечер по залу разнёсся шёпот:

— Бракованный… плохой мужчина… утилизовать… биореактор.

Ночью четыре руки подхватили его. Он принялся брыкаться и сопротивляться, но вскоре понял, что это Аня и Света.

— Тссс… — сказали они.

Они долго несли его по коридорам, вдоль плантаций крыс, вдоль свалок из отходов, вонючих стоков и тёмных закутков их странного мира, затем карабкались по длинным лестницам наверх, пока наконец он не увидел круглую дыру в потолке, из которой бил яростный, уже позабытый свет.

Солнечный свет.

— Иди… Ты ссвободен.

Он полез наверх, в не менее пугающий и жестокий, но более привычный для него мир. Голый, уставший, истерзанный. Следом в дыру полетела его одежда, заботливо прихваченная самками.

На миг он оглянулся вниз, в глубину тьмы, где прятались от смертоносных солнечных лучей две его странные подруги, и сказал:

— Спасибо. И… прощайте.

Не смотря на то, что по карте пещер и канализаций спасительный люк выходил в центр Чайна-Тауна, вокруг Аксима был только лес.

Ни зданий, ни улиц, ни людей. Лес, лес и еще раз лес.

А когда под ногами у Аксима захлюпало, он понял, что заблудился.

Совершенно понятно, что если держать солнце справа… и ещё на четыре градуса… но — тщетно. Аксим пригнулся, пропуская над головой ветку, буйно поросшую мхом. Зеленые бороды спускались до самой земли, а во вмятинах от его ступней мгновенно собиралась вода.

Он заблудился. Странное ощущение.

Сперва Аксим провёл стандартный тест системы. Зеленые и желтые метки успокоительно мигали перед его внутренним взором, но… «Вот именно что — но!» Компас неумолимо указывал прямо на низкое солнце. А вот именно этого быть никак не могло. «Хорошо же…» Отключив компас, чтобы не отвлекаться на лишние данные Аксим пересчитал свой маршрут по солнцу, потом — исходя из данных гироскопа… потом — по моху на деревьях. Мох был со всех сторон.

Пошёл мелкий дождь.

В радиодиапазоне сперва были слышны щелчки, потом грубый мужской голос отчетливо сказал: «Бусяки моченые». И замолчал. Аксим попытался нащупать в эфире ещё что-то, но обрывок пойманной морзянки не помог ему сориентироваться на местности, а попытка расшифровать сообщение только завесила компьютер в попытке понять причём тут — там. WiFi, который робот попытался поймать уже совсем от отчаянья, неожиданно показал уверенные две палочки. Аксим приободрился, там более что какие-то десять шагов в сторону — и палочек стало меньше…