Вызов извне: НФ /ФС
(Две новеллы-буриме) - Вейнбаум Стенли - Страница 8

Кэмпбелл был не в силах оценить, сколько времени заняли его озадаченные размышления и воспоминания. Все в его состоянии было настолько нереальным, что обычные измерения и цифры обессмыслились. Казалось, прошла целая вечность — но, возможно, лишь минуты и часы — когда все внезапно изменилось. Происшедшее было таким же странным и необъяснимым, как и прежняя темнота. Появилось некое ощущение, скорее умственное, чем физическое, и вдруг Кэмпбелл осознал, что больше не контролирует свои мысли.

Они текли беспорядочным и хаотическим потоком, возникали и исчезали случайные и неуместные воспоминания. Все, что он знал — все его прошлое, память, опыт, знания, мечты, идеи, идеалы — вспыхнуло внезапно и одновременно, изливаясь с головокружительной скоростью и щедростью. Вскоре он уже не мог следить за отдельными мыслями. Парад содержимого его разума превратился в лавину, водопад, вихрь. Это ошеломляло, вселяло такой же ужас, как гипнотический полет через пространство во власти хрустального куба. И наконец сознание покинуло его и пришло новое забвение.

Снова безмерная пустота — и затем медленный прилив ощущений. На сей раз они были физическими, а не ментальными. Сапфировый свет и низкий рокот отдаленных звуков. Были и тактильные впечатления — он сознавал, что лежит на чем-то, растянувшись во весь рост, хотя в его позе чувствовалась какая-то неуловимая странность. Давление опорной поверхности никак не сочеталось с очертаниями его тела — или человеческого тела вообще. Он попытался пошевелить руками, но руки не откликнулись на эту попытку. Вместо движений рук он ощутил слабые и бесплодные нервные подергивания во всей той области, что занимало, казалось, его тело.

Он силился шире открыть глаза, но обнаружил, что не может управлять их механизмом. Кэмпбелл видел рассеянный, туманный сапфировый свет, однако ему никак не удавалось сфокусировать зрение на чем-то определенном. Но постепенно в его сознание начали нерешительно просачиваться странные зрительные образы. Качество и пределы видения отличались от привычных, и тем не менее он мог примерно соотнести ощущение с тем, что было известно ему как зрение. Когда это новое ощущение обрело некоторое постоянство, Кэмпбелл понял, что все еще, должно быть, пребывает во власти мучительного кошмара.

Он находился, казалось, в обширном квадратном помещении с потолком средней высоты и длинными стенами. Со всех сторон — а он, по-видимому, мог глядеть во все четыре стороны сразу — в стенах были прорезаны высокие и узкие щели, одновременно служившие, судя по всему, дверями и окнами. В комнате стояли странные низкие столы или пьедесталы, но не имелось мебели обыкновенного вида и пропорций. Сквозь щели струились потоки сапфирового света, а за ними смутно виднелись стены и крыши фантастических зданий, похожих на гроздья кубов. На стенах, в вертикальных панелях между прорезями, были начертаны незнакомые и отчего-то беспокоившие его знаки. Прошло некоторое время, прежде чем Кэмпбелл понял, почему эти знаки так тревожили его — на стенах многократно повторялись иероглифы с диска в хрустальном кубе.

Однако главная составная часть кошмара этим не ограничилась. Ужас возвестил о себе появлением живого существа, которое вскоре вошло в комнату через одну из прорезей и стало медленно приближаться к Кэмпбеллу, неся причудливый металлический ящичек с зеркальными и напоминавшими стеклянные стенками. В этом существе не было ничего человеческого — ничего земного, пусть даже пришедшего из земных мифов и снов. Это был гигантский бледно-серый червь или многоножка, в диаметре размером с человека и вдвое длиннее, с похожей на диск и, очевидно, безглазой головой, окаймленной ресничками; в центре ее зияло пурпурное ротовое отверстие. Существо скользило на задних парах ног, держа переднюю часть тела вертикально — передние ноги или, по крайней мере, две пары из них служили руками. Вдоль всей спины тянулся прихотливый лиловый гребень; чудовищное туловище заканчивалось веерообразным хвостом из какой-то серой кожистой мембраны. Шею окружало кольцо гибких красных шипов — они изгибались и сокращались в размеренном и правильном ритме, производя щелчки и резкие звенящие звуки.

То была высшая точка, вершина невероятного кошмара — апогей капризной фантазии. Но даже не это бредовое видение заставило Джорджа Кэмпбелла в третий раз потерять сознание. Потребовалось еще одно — завершающий, невыносимый мазок на картине. Когда безымянный червь приблизился со своей блестящей ношей, лежащий человек уловил на зеркальной грани отражение того, что считал своим телом. И то, что отразил полированный металл, стало ужасающим подтверждением его беспорядочных и чуждых ощущений. Вместо человеческого тела он увидел отвратительную бледно-серую тушу одной из огромных многоножек.

Кэмпбелл вынырнул из последнего провала бесчувствия, полностью осознавая свое положение. Его разум был заключен в тело жуткого уроженца чужой планеты, в то время как где-то, на другом конце вселенной, его собственным телом управлял разум монстра.

Он подавил неизъяснимый ужас. Если судить с космической точки зрения, почему подобная метаморфоза непременно должна ужасать? Жизнь и сознание были единственной реальностью во Вселенной. Форма не имела значения. Его нынешнее тело было омерзительным только по земным меркам. Страх и отвращение утонули в волнении титанического приключения.

Чем было его прежнее тело, как не плащом, который в конце концов он все равно сбросил бы после смерти? Он не испытывал сентиментальных иллюзий в отношении жизни, из которой был изгнан. Что она дала ему, кроме тяжелого труда, бедности, постоянных разочарований и угнетения? Если новая жизнь не предлагала лучшего, то, во всяком случае, обещала не меньше. Однако интуиция подсказывала ему, что впереди его ждет большее — гораздо большее.

С честностью, возможной только тогда, когда жизнь обнажена до самых голых основ, он понял, что с удовольствием вспоминает лишь физические наслаждения своего прежнего существования. Но он уже давно исчерпал все физические возможности, заключенные в земном теле. На Земле для него не осталось новых острых ощущений. Однако обладание этим новым, чужеродным телом обещало странные, экзотические радости.

В нем поднялась волна беззаконного ликования. Он был человеком без мира, свободным от всех условностей и запретов Земли или этой незнакомой планеты, свободным от всех искусственных ограничений гражданином Вселенной. Он был богом! С мрачным весельем он думал о своем теле, вращающемся в земном обществе, занятом земными делами, в то время как инопланетное чудовище глядело на людей из окон, бывших некогда глазами Джорджа Кэмпбелла. О, они бежали бы в ужасе, если бы знали!

Пусть монстр ходит по Земле, убивая и разрушая, если ему так угодно. Земля и ее расы утратили для Джорджа Кэмпбелла всякое значение. Там он был одним из миллиардов ничтожеств, прикрепленных к отведенному ему месту нагромождением условностей, законов и обычаев, обреченных жить и умирать в своей грязной нише. Но одним слепым прыжком он воспарил над обыденностью. Это была не смерть, а перерождение — рождение полноценной психики и вновь обретенной свободы, в сравнении с которой физический плен на Иекубе казался пустячным.

Он вздрогнул. Иекуб! Так называлась эта планета, но откуда он это знал? Но он знал, как знал и имя того, чье тело занимал — Тоте. Память, глубоко спрятанная в разуме Тоте, шевелилась в нем — тени знания, которым чужак обладал. Глубоко выгравированные в физических тканях мозга, эти внедренные познания что-то смутно нашептывали Джорджу Кэмпбеллу; и его человеческое сознание уловило и перевело этот шепот, указав ему путь не только к безопасности и свободе, но и к власти, которой жаждала его душа, обнаженная теперь вплоть до уровня примитивных инстинктов. Не как раб он будет жить на Йекубе, но как царь! Да, он будет царить, как древние варвары, взошедшие на троны могущественных империй!