Крайне аппетитный шотландец (ЛП) - Алам Донна - Страница 10

— Мы не будем спешить. — Сев на колени, он наклонился вперед и поцеловал меня, и я смогла попробовать свой вкус на его губах. Было странно, но не неприятно, он пробурчал, — Я сделаю тебе приятно. — Только приятно не отражало то, как он сдвинулся, скользя головкой своего члена по моей киске, и я судорожно вздохнула. — Очень приятно.

А затем он оказался там, внутри меня — совсем чуть-чуть — мы дышали почти синхронно.

— Вот, черт. Чтоб меня. — Удерживаясь на локтях, он толкнулся чуть дальше, закрыв глаза, словно от боли.

Я тоже зажмурилась, когда он скользнул еще глубже, закусив губу, чтобы не застонать. Было совсем не больно — не совсем — но у меня определенно были времена повеселее. И я никогда не заходила так далеко раньше.

Отодвинувшись назад, Рори толкнулся чуть сильнее, мои внутренние мышцы почувствовали толчок. Он повторил это еще раз; атака и отступление, но, когда он опустился на предплечья, изменение угла послало остаточные искры оргазма к моему клитору.

Он чертыхнулся, когда я дернулась, теперь мои пальцы были на его заднице, безмолвно призывая его повторить то движение. Просто повторить. Мои пальцы блуждали по его телу, а бедра покачивались, и, когда он приподнялся на руках, двигаясь глубже и быстрее, я уже не могла сказать, где заканчивался он и начиналась я.

Первый раз, когда вы кончаете благодаря кому-то еще, — особенный, но это ничто по сравнению с тем, когда вы заполнены кем-то. Он выглядел таким красивым. Надо мной. На его лице — смесь сосредоточенности и радости. Сладкой агонии. В тот момент я была переполнена до отказа, на глазах появились слезы. И знания того, что он хотел — он желал меня — смешанного с нашим совместным наслаждением, было достаточно, чтобы толкнуть меня через край.

Крепко зажмурившись, я делала крошечные, короткие вздохи.

— Я...я...я...— я едва могла дышать, когда он начал раскачиваться и тереться об меня, мои руки ухватились за его бедра, будто желая убедиться, что он не остановится.

Когда он довел меня до оргазма и исступления, его движения стали неуправляемыми и грубыми.

— Бл*дь — это. О, Святой Боже! — окончательно придя в себя, я интуитивно поняла, что означает понятие "отголоски". — Охренеть. Это было — приглядевшись ко мне, абсолютная радость на его лице превратилась в беспокойство. — Фин, я сделал тебе больно?

Протянув руку, чтобы дотронуться до его щеки, я покачала головой, используя другую руку, чтобы вытереть слезы. Не от расстройства, а лишь от шока. Эмоционального.

— Я собираюсь оставить прекрасный отзыв, если у тебя есть веб-сайт. — В моих словах были слышны слезы, хотя мы оба рассмеялись, вызывая повторную волну удовольствия, снова отключившую мой мозг.

Я никогда не представляла, как это будет, лишиться девственности. Не совсем. Я конечно же думала об этом. Даже раз или два была близка, но что-то всегда сдерживало меня. Возможно, если бы я знала, что это будет так, я бы не стала ждать так долго.

Позже, после того, как мы потусовались и обговорили планы на следующий день, Рори провел меня до конца моей улицы, по моей просьбе. Я не хотела провоцировать ненужный родительский допрос, подойдя к входной двери вместе с парнем.

Я запрыгнула в кровать той ночью с легким сердцем и дрожащими ногами.

Дождь нисколько не уменьшил летнюю влажность, и большую часть ночи я провела, прокручивая фрагменты вечера в голове. Его запах и то, как он ощущался. Звуки, которые он издавал, когда кончал. Проснувшись рано на следующий день, я быстро позавтракала, еще быстрее оделась и выскочила за дверь, потому что воздействие рук и рта Рори — восхитительные ощущения, которые они создали во мне — оставило меня желать большего.

Представьте мое удивление, когда я добралась до его дома, открыла калитку и увидела через окно девушку в его объятьях. Не друга или сестру. Я достаточно долго стояла там, чтобы в этом убедиться. Они улыбались, а вот я — нет, особенно, когда Рори протянул руку, чтобы намотать локон ее волос на свой палец. Она захихикала, и он уставился на ее пышную грудь перед тем, как притянуть ее к себе для долгого поцелуя. Остальное, как говорится, история. К тому времени, как я отправилась в Тайланд, я больше не могла выносить и мысли о нем, мои воспоминания потускнели, как дешевые рождественские украшения, когда с них стираются блестки.

Но я обожглась. Мне было больно. И сдуру, я пообещала сама себе, что не позволю такому повториться.

Это было доведенным до крайности ребячеством.

Оставив свои воспоминания, я ставлю фотографию на место и чувствую, что Айви входит в комнату позади меня, судя по звуку ее ложки, звякающей о тарелку с овсянкой. Я говорю тарелка с овсянкой, но более вероятно, это блюдо, содержащее всевозможные виды заменителей сахара и пищевых добавок и возможно около двух процентов каши. Отлично, сахар не является продуктом животного происхождения. Сомневаюсь, что она выживет.

— Думаю, нам с тобой пора немного поболтать, — говорит она, хрумкая эту гадость.

Это не совсем средство от похмелья.

Великолепно.

Глава шестая.

Фин.

Фу-у.

Время для небольшого разговора, и мой кофе остыл. Посмотрев на лицо Айви, я понимаю, что разговор будет более серьезным. Всю неделю она была тихой, и я думала, что это из-за большого количества работы, но теперь я задаюсь вопросом, может, она была погружена в раздумья.

Похоже, что разговор коснется последствий моих действий.

— Что случилось? — упрямо отвечаю я, прижимая остывающую чашку к своей груди. — Это по поводу лесоруба? — также известного под именем Рори; часть моего прошлого, о котором она не имеет понятия. Как ни странно, этот момент в начале недели, был одним из тех, которые заставляли меня вновь почувствовать себя почти человеком. Таких моментов не много, и происходят они довольно редко в настоящее время.

— Почему ты спрашиваешь?

— Не знаю. Может я вела себя неправильно.

— Как неправильно?

— Не как вдова, полагаю. — Проследовав за ней в комнату, я сворачиваюсь калачиком на краю дивана, пока Айви хмурится, а ее ложка на мгновение застывает в воздухе, прежде чем отправляется в ее рот. Затем, театрально закатив глаза, она скользит в кресло напротив и при этом бубнит что-то, что очень похоже на "неледихамичем".

— Что это было? — я почти не спрашиваю, завороженная розовыми и зелеными кусочками, балансирующими на ее ложке, и крошками — это зефир? — которые вот-вот станут перетертым месивом.

— Я сказала, — она прожевывает — никто не ждет, что ты станешь Леди Хэвишем (Леди Хэвишем — одна из главных персонажей романа Ч. Диккенса "Большие надежды". Прим. пер.).

— Я уверена, что она была брошена перед алтарем, а не овдовела, — отвечаю я, делая ненужный акцент на слове.

— Дело не в обстоятельствах, а в реакции. Ты не можешь законсервировать себя в двадцать шесть лет.

— Двадцать пять.

— Дурочка, у тебя день рождения на носу. И хотя Бог знает, мужчины должны быть за версту от твоего радара сейчас, честно, я была бы счастлива, если бы ты просто заглядывала в магазины время от времени.

— Я выхожу в люди. Во вторник я ходила на почту.

— Во вторник две недели назад. И это был последний раз, когда ты покинула дом. Почему бы тебе не начать снова бегать?

— Слишком холодно.

Она фыркает, прищурив глаза.

— Я не говорю, что это не естественно, твое поведение, потому что горе — это странная и ужасная вещь. Но, знаешь, ведь в какой-то момент ты должна начать двигаться дальше?

Я молчу, потому что не знаю. Как можно двигаться дальше, когда такое чувство, будто ты застрял? Живешь в каком-то странном забвении, живешь уже не своей жизнью, а жизнью какой-то престарелой тетушки? Возможно, мне следует запереться в доме в пожелтевшем от времени, старом подвенечном платье, потому что я чувствую себя достаточно древней. Каким образом можно двигаться дальше, если ты просто не знаешь даже с чего начать? Или кем ты должен быть?