Искупление (СИ) - "LoudSilence" - Страница 20

— Если бы я не смогла тебя разглядеть в первые миллисекунды, — забираюсь на простыни, пряча палочку под подушку, — это не укрывается от его недовольного, но все еще смеющегося взгляда.

— Ты бы уже был мертв, — чеканю, смотря в упор. В эти глаза, полные непонятных мне ощущений. Я бы нашла в них боль, Фред, но я уже не верю ничему.

Что привело тебя в мою комнату, негодное ты существо?

— И в моей комнате сегодня не вечер встречи.

— Я рад тому, что у тебя хотя бы прорезался прежний голос и… Оу, — он подходит ближе, усаживаясь в моих ногах, и тянется к обстриженным локонам, пытаясь намотать один из них на палец. — Ты немного изменилась, не так ли?

— Прекрати это шоу, — я наконец осознаю, что пора перейти на шепот, и отстраняю его руку от своего лица.

Ладонь Фреда теплая. Слишком много тактильных ощущений за пару часов.

Слишком много Фреда.

— Зачем пришел?

— Хотел поговорить с тобой о погоде: ночь ясная, сегодня без осадков…

— Фредерик, — обрываю его с негодованием в тихом голосе.

— Раньше ты называла меня Фредом. Когда укутывала одеялом, веря, что я уснул, — сантиметры между нами стремительно уменьшались по мере того, как он навязчиво наклонялся вперед.

— Когда отвечала на пьяные поцелуи, — слишком близко, остановись.

— Когда целовала сама…

— Ты должен помнить, что тот вечер, как я думала, станет моим последним, — я упираюсь носом в его щеку, будто бы под действием хмеля, а позже прикусываю свой язык до железного привкуса и шепчу ему прямо на ухо: — Надеюсь, видом моего костлявого окровавленного тела тебе не пришлось любоваться.

Я чувствую блаженство. Чувствую власть над ним и его вздрогнувшим от моего тона телом.

Фред медленно и несильно отстраняется, заглядывая в мои глаза с укором:

— Я думал, ты умрешь прямо на моих руках. Дважды.

— А сейчас ты думаешь, что сможешь меня растрогать?

Пожалуйста, очнись!

Уходи, голос из моей головы, прочь!

— Тебе идет даже притворяться сукой, Герм, как ты можешь? — он действительно заворожен.

Гермиона, приди в себя, я люблю тебя!

— А как можешь ты? — я пытаюсь держать себя в руках, но даже надуманная черствость помогает плохо. — Как можешь ты на протяжении стольких лет обращаться со мной, как с последней тварью, а потом играть на моих же чувствах? — я сверлю его глазами.

— Я как раз хотел поведать Гермионе Грейнджер полную историю моих осечек и ужасных ошибок, — он забирается на мою постель слишком по-хозяйски, всем видом показывая, что готов к долгому разговору.

Только вот я не готова.

Не готова к тебе, Фред.

Моя миссия этого не позволит.

Мне не позволит давняя любовь, будь она проклята.

И ты снова читаешь мои мысли, как телепат с пожизненным стажем.

— Но делать этого не буду, пока ты не решишься сама. Я понимаю, — все вы все понимаете, — что сейчас не лучшее время для разбора полетов. Хотя говорить я все же буду. Но о другом.

— Я не настроена на любые разговоры с тобой, Фредерик, — я не могу скинуть его на пол, поэтому просто отворачиваюсь к стенке. Этот негодник подвигается вплотную — спина к спине. Дышит рвано. Жаждет обсуждения.

— Никто не просит тебя отвечать. Просто слушай и бери на вооружение, хорошо?

А я не хочу. Не буду обращать никакого внимания, пусть хоть об стену расшибется. Лучшая тактика в худшей ситуации.

— Вы сговорились поиграть сегодня в психологическую поддержку? — как бы я себя ни сдерживала, но подсознание останавливает свои истерические метания под убаюкивающий голос веснушчатого засранца.

— У нас это семейное, помнишь?

С несколько секунд мы молчим — он знает про мою тактику. Он знает обо мне все и ровно ничего.

— В одной из потасовок, что случилась во время нашего с Джорджем и Ли… странствования… мне пришлось убить человека. Без помощи магии.

Я вздрагиваю от неожиданности подобного откровения, и он это чувствует каждым миллиметром наших соприкасающихся тел. Фред аккуратно переворачивается на другой бок и перекидывает свою руку через мою талию в поисках сжатых кулачков. Он находит их и с трепетом разжимает, вкладывая в свою огромную ладонь.

Это действительно семейное, Уизли.

— Я до сих пор помню, что его называли Джефом. Странное сокращение. Может быть, от Джеффри? Джефферсон? В общем… Трое напали на наш след и забавы ради решили поквитаться с молодыми противниками Темного Лорда. Этот ублюдок достался Джорджу. Все шло хорошо, как думал я. Мы ведь достаточно опытные, отлично усваивали все уроки в Отряде Дамблдора, да и… — Фред на секунду замолкает. Он пытается справиться с болезненными воспоминаниями, углубляясь в те детали, которые приносили меньше боли.

Хотя любое воспоминание о войне — живая боль.

— Когда я закончил с одним из них, я отвесил какую-то стандартную шутку в сторону Дреда. Он не ответил. Как сейчас помню, я обернулся в его сторону и замер истуканом. Братишка был уже почти без сознания, пока один из нападавших на последнем издыхании скулил: «Давай, Джеф, кончай с ним». Тот подонок душил его. Интересный метод для волшебника. Он получал удовольствие, сомкнув собственные руки на шее у Джорджа.

Я настолько впечатлилась его словами, что не смогла сдержать неожиданный порыв повернуться в сторону Фреда и уткнуться в тяжело вздымающуюся мужскую грудь.

Это вынужденная поддержка. Я тоже оказалась на его месте в некоторой степени.

— Я опешил. Раньше такого не было. Я был зол и испуган. Не знаю, как мне хватило мозгов, но я кинулся на Джефа голыми руками, впечатывая кулаки в его мерзкую физиономию, пока она не заплыла кровью. И добил камнем. Думаю, ты понимаешь, что я имею в виду.

Я киваю и перекладываю свою руку на его напряженную спину, едва заметно похлопывая в успокаивающем жесте.

— Мы не убийцы, Герм. Мы защитники. Я уже говорил, что мы докажем твою невиновность. И ты должна знать, что я повторяю «мы», «мы», «мы» не из приличия. Вместе мы справимся. Вместе мы правда сможем. Я готов умолять тебя на коленях: не закрывайся, — он сильнее прижимает меня к себе за талию и шепчет куда-то в область лба: — Ты не можешь прятать свою боль от нас. И я уверен, что ты бы поступила так же, как и я сейчас, случись тогда непоправимое с Джорджи. Я не смог бы вынести этого один. Я бы точно умер.

Я знаю, Фред, знаю.

Мне хочется плакать. Я шмыгаю носом, но он ничего не говорит. Только держит меня в своем кольце нежности, когда я выдыхаю:

— От тебя сегодня пахнет корицей. С шоколадом было лучше.

— Как скажешь, Герм. Как скажешь.

Я начинаю верить Фреду. Не сразу. Не точно. Не так уверенно, как надо бы. Но что-то во мне все же щелкает. И от этого страшнее всего.

***

Когда на следующий день Артур Уизли ненавязчиво сообщил, что в зале суда мне придется второй раз наблюдать картины той ночи, я не поверила. Первой и последней мыслью было лишь: «Они точно над тобой издеваются, разве не видишь?». Все тело сковало необъяснимое ощущение кандалов, дыхание перехватило, сжав ребра тисками, что-то определенно важное — с точки зрения сраной физиологии, до которой мне уже не было дела, — ухнуло в низ живота и спровоцировало легкие приступы рвоты.

Молли в ту минуту сидела за своим любимым занятием — вязанием, — даже не догадываясь, что изящная траектория спиц в ее руках — кровавый путь моих зашитых запястий. Я до последнего не смотрела в ее сторону. Я знала правду своего головокружения. Я помнила все до мельчайших подробностей, но при этом упускала что-то важное.

Я чувствовала сталь в ладонях и запах свежей артериальной крови. И звук замолчавшего сердца того ублюдка, что посмел напасть на наш дом.

Тишина моей маленькой победы.

Напомнив себе ту злосчастную схватку, я неосторожно дернула взгляд в сторону кресла матери Уизли, пожалев о том, что не поставила возле него табличку с громким «табу». Почти никто сразу не понял, почему я убежала в ванную комнату, закрывшись на щеколду и наложив оглушающее заклинание на помещение. Я терпеливо ждала, пока они дойдут до этого сами и исправятся. Я эгоистично считала минуты, зная, что на вторую они успеют сделать все так, как надо. И после настало время вернуться, уверенно скрывая раскрасневшиеся от слез и тошнотворных позывов щеки. И еще через секунду пришло время убедиться, что злосчастный предмет моих внутренних терзаний и ее насмешек был надежно спрятан.