Пока мы будем летать (СИ) - "Paper Doll" - Страница 73

— Ты пригласила Мэри Кэмпбелл, я видела её среди музыкантов? — спрашиваю я, пытаясь свести наш разговор в другое русло.

— Да, сучка увела моего парня в школе, пусть видит, что и у меня в личной жизни порядок, — фыркает девушка. Похоже, её действительно забавляет то, что она делает.

— Мне кажется, она и так отплатила за это сполна. Я видела её в повязке, кажется, она всё ещё ничего не видит левым глазом.

— Прошу тебя, не вызывай во мне чувство жалости, потому что мне оно не знакомо.

Золотистые тени очень выгодно подчеркивают мои глаза карего цвета. Бежевая помада, что едва ли контрастирует с моей кожей, смотрится весьма уместно. Волосы, заколотые набок, блестят золотом. Мне нравится то, что я вижу в зеркале. В самые темные времена, я свечусь, ярче новогодних огней. Парадокс жизни.

Сзади меня восстает фигура в белом платье. Пышная юбка платья касается моей оголенной шеи, и мне становится неприятно от этого прикосновения. Поворачиваюсь и прежде всего встречаюсь взглядом с животом Брук, который тщательно спрятан под белой тканью.

— Уже пора, — говорит девушка, подпрыгивая невесомо на месте. Поднимаю голову и мягко ей улыбаюсь. Делаем ли мы всё правильно?

Мы с Брук мечтали отведать свадьбу друг друга, наверное, с первых дней нашей дружбы. Мы даже дали торжественную клятву, что будем подружками невесты друг у друга на свадьбах. Ещё будучи в средней школе, мы часто зависали у Брук дома и делали так званый «Альбом невесты». Здесь были все детали вроде места торжества, цветов, платья и многого-многого другого. Не хватало лишь места для имени избранника. Лишь со временем мы определились с тем, кого хотим видеть рядом с собой. В старшей школе мы говорили об этом лишь один раз. Я сказала, что мечтаю о том, как после школы мы с Патриком поженимся. Это было правдой. Я легко могла представить жизнь с ним. Это была бы жизнь, лишенная звездного сияния и ярких огней, сопровождающие любовь. Это была бы скорее платоническая связь, нежели духовная, о которой я мечтала в глубине души. Брук же всегда отшучивалась, вроде «Вот было бы смешно, если бы моим мужем был Тим». И я не понимала, почему это было бы смешно и почему мы вообще говорим о Тиме, когда у них обоих всегда были отношения с другими людьми?

Тим сидит в первом ряду среди гостей. Чуть ли не в последнем ряду замечаю Патрика со своей женой и ребенком. Я иду по дорожке, усыпанной белыми лепестками роз. Смотрю прямо, где стоит мужчина моей мечты. Не могу сдержать улыбкиу, когда вижу его в этом костюме. Не в любимых черных джинсах, и не в футболке, и не в кедах. Нет, он стоит в дорогом костюме, в котором выглядит, как мужчина, красоту которого я смогла познать изнутри. Он улыбается в ответ, что совсем не уместно, и я прячу глаза.

Когда дохожу к своему месту, мои коленки начинают трястись. Музыка становится громче, в конце дорожки я замечаю Брук, которую под руку ведет к импровизированному алтарю её отец. Все спохватились с места, чтобы уважить девушку. Она собирает любопытные взгляды каждого и, кажется, гордится тем, что собрала здесь так много народу. Но не смотрит на неё лишь один человек.

Флинн смотрит на меня в упор. Я мгновенно краснею, не в силе отвести взгляда от него. Внизу живота меня снова пронзает сильная боль, как напоминание о моей ошибке. Только теперь у меня появились сомнения, что именно я должна считать ошибкой?

Я хотела жить. И я поистине жила. Проживала каждую счастливую секунду и умирала в моменты горести. Жизнь красной нитью проходит через мою душу и сейчас, когда внутри себя я убила другую жизнь. Но я ведь ещё не мертва. И мои шансы ещё не исчерпаны. Наверное. Мне всего двадцать один, а чувствую себя на все восемьдесят. Кажется, будто я отжила своё, прошло моё время. Но время не прошло, я его отдала другим людям. Отдала это время Эйприл, Тому, Тиму, Брук. Отдала его сожалениям и страхам. Отдала его глупому чувству вины, которое я и теперь испытываю. Но виновата я лишь перед самой собой.

Молодость — короткое время. И я бежала, клянусь, сколько было сил, бежала. Только куда? Или для чего? Чтобы жить, любить, страдать? Наверное, сейчас это и не имеет значения. Ведь это был скорее всего побег. Люди могут убегать от множества вещей, только чаще всего пытаются убежать от себя, пусть и сами того не понимают. Но теперь я хочу вернуться обратно. Но возвращение обратно никогда не может быть возможным. Ведь убегая вслед за молодостью, ты оставляешь позади пепел прошлого. Руины жизни, которую уже нельзя изменить.

Эйприл

Летние ночи теплее жарких дней. Воздух кажется чище в это время суток. Я могу чувствовать, как он проникает в моё тело. С каждым вдохом и выдохом приятная прохлада проходится под кожей. Я дышу, и, наверное, замечательно, что я чувствую это.

Мои глаза закрыты. Шампанское немного вскружило мне голову, но алкоголь медленно выветривается, что я ощущаю, когда все звуки наконец стихают, и я погружаюсь в тишину, будто под воду. Ухожу с головой.

Сижу на лавке подальше от шума и гама, присущих любому празднику. Это точно было событие года для небольшого города вроде Айронбриджа. Всё прошло на высшем уровне, как раз в стиле Брук. Много цветов, изысканных вкусностей, которые мне пришлось, честно говоря, пробовать впервые, и танцы, которые и сейчас не заканчиваются. Но я отгородила себя от этого лишь из-за усталости, что навалилась на меня совсем некстати.

Весь вечер я пыталась следить за Харпер. Меня посетило чувство беспокойства за неё, когда она лишь вышла на ту чёртову дорожку, ведущую к арке. Я видела, как он смотрел на неё. Он не мог оторвать от неё глаз, даже когда все взгляды были прикованы к его невесте. Он не мог перестать глядеть на неё, а она пряталась под его пытливым взглядом, не в силах найти себе места. Во время провозглашения речи моя сестра то и дело, что не знала, куда деваться. И почему-то у меня получилось представить себя на её месте.

Стюарт всё время держал меня за руку, а я всё равно не могла справиться с беспокойством, особенно когда Харпер стояла на маленькой сцене с микрофоном в трясущихся руках и со слезами на глазах желала счастья молодой семье. Кажется, каждое слово резало ей горло. Закончив с этой безумной речью, она буквально выбежала из палатки. Я выбежала вслед за ней, но не нашла её.

В конце концов, Стюарт пригласил меня на танец. Затем я выпила несколько бокалов шампанского. Потом я вышла на улицу подышать воздухом. Кажется, я уже больше часа занята именно этим.

Мне нравятся местные пейзажи. Ветер совсем слегка покачивает волны реки, которая кажется прозрачной, когда замечаю в ней отражающиеся с неба звезды. Напрягаю слух и до меня доносится шуршание листьев на деревьях, которые будто что-то шепчут друг другу. Только к этому звуку добавляются другие, и это знакомые мне голоса.

— Убирайся отсюда, Тим! Не порть лучший день моей жизни! — Брук срывает глотку в крике. Опускаюсь вниз по спинке лавки, чтобы оставаться незамеченной. Почему-то мне становится страшно, но уместно ли будет подниматься с места?

— Ты звонила мне и плакала, клялась, что беременна от меня! Так когда этот ребенок стал принадлежать этому… — похоже, парень хотел использовать не весьма приличное слово, но осекся. Как я могла понять по его мычанию, девушка закрыла ему рот ладонью.

— С тех самых пор, как ты оказался не самым подходящим вариантом для меня, — Брук шипит, как змея, и я могу лишь представить озлобленное выражение её лица в эту секунду. Зажимаю обеими руками рот, так сильно я поражена происходящим за моей спиной.

— Не самым подходящим? Господи, Брук, да признай же ты, наконец, что любишь меня! Ты всё время любила только меня! — я представляю, как он хватает её за запястье, от чего она вскрикивает, но они так близко друг к другу, что им не избежать зрительного контакта.

Брук молчит. Это самый красноречивый ответ.

— Дело не в любви, — подол её платья шуршит. Она отходит от него на расстояние. — Относительно меня дело никогда не касалось любви! Моя жизнь почти разрушена, Тим! Меня выгнали из театра! И у меня даже нет каких-то рекомендаций, которые помогли бы мне устроиться на новую работу. Скорее, наоборот, моё имя теперь синоним слова «бесперспективность». Этот чёртов критик написал рецензию на спектакль, назвав мою игру провалом, а меня — бездарностью, — голос девушки дрожит. Я никогда не слышала в голосе Брук хоть одну нотку отчаяния. Теперь её слова составляют симфонию. — Теперь ещё и этот чёртов ребенок! — у неё надламывается голос, и девушка начинает рыдать, послав к чёрту привычную сдержанность и суровость.