Пока мы будем летать (СИ) - "Paper Doll" - Страница 67

Люди не меняются. В конце концов, сегодня полдня я названивала Стюарту с вопросами касательно каждого приема пищи Эйприл. Меня не заботят её глубокие чувства к матери, но меня заботит всё остальное. Если бы не я, Эйприл давно умерла бы от истощения или причинила себе какой-либо другой вред. Она не умеет быть сильной. Господи, вся в мать. Как только увидит перед собой трудности, она либо перекладывает их на чужие плечи, либо сбегает от них. Слежу в оба глаза, чтобы Эйприл не сбежала. Похоже, что я не удалась ни в отца, ни в мать. В обоих случаях меня бы здесь уже точно не было бы.

Тело начинает неметь от того, что я долго сижу на месте, поэтому я переворачиваюсь на другую сторону. Не самое лучшее времяпровождение после смены в кафе. Сегодня пришел класс учеников из младшей школы. Тридцать маленьких людей, визжащих и бегающих буквально под ногами. Их учительница похожа едва ли не на выпускницу старших классов, она никак не могла справиться с этой оравой. Пока я не крикнула во всё горло, никто не мог успокоиться. Но после этого шум и гам немного утих. Одна девочка заплакала, из-за чего мне пришлось предложить ей бесплатный маффин. А один мальчик назвал меня сукой. Куда смотрят родители этих детей? Сегодня мне пришлось пересмотреть своё убеждение в том, что дети милые.

Вернувшись домой, я упала в приятные объятия одеяла и подушки и спала ровно до того момента, пока мне не позвонил Флинн. Встреча с Брук вчера не состоялась. Девушка сослалась на плохое самочувствие. Дело совсем плохо. Я даже подумала в ту секунду, что должна бы позвонить подруге. Если что-то случилось, то ей нужно выговориться. Она просто без этого жить не может. Или плечо Гертруды оказалось более крепким моего?

Но это напрочь вылетело из моей головы, когда мы начали говорить с Флинном о другом. Я рассказала ему о своем безумной дне, рассмешив его, наверное, до слез. Об инциденте с Эйприл решила пока что не рассказывать, чтобы не нагружать его проблемами, которых ему и самому хватает. Вместо этого я ещё и пересказала Флинну наш вчерашний разговор с Тимом, который даже растрогал меня. Похоже, парня это больше заставило ревновать, что вовсе глупо с его стороны. Я попросила рассказать Флинна о том, как прошел его день. И похоже, что он оказался не скучнее моего.

После того, как мы закончили разговор, а Флинн в который раз добавил, что не может дождаться встречи со мной, я предалась миру грез, но в этот раз картинка выглядела не столь ярко, как прежде. Все планы рухнули в одночасье. Я не смогу теперь оставить Эйприл здесь одну, а уговорить её поехать со мной в Лондон мне будет и вовсе не под силу. Я не смогу уволиться из «Розового поросёнка», хотя теперь денег у меня достаточно для того, чтобы просто жить. Ещё никогда мне так часто не приходили уведомления о поступлении денег. И вдохновения у меня совсем нет. Последнее, что я нарисовала, это портрет парня, глаза которого были точь в точь как у Тома. Да и губы, и нос… Мне пришлось всё перерисовать, оставив лишь глаза. Эту картину я оставила себе, как и портрет отца, который не осмелилась отправить на продажу. Вообще пока что всё идет совсем не так, как я планировала. Это не очень радует.

Окончательно расстроившись собственным угнетающим мыслям, я решила немного почитать. Моим маленьким воображаемым убежищем стал «Грозовой перевал» Эмилии Бронте, в шквал которого я в который раз погрузилась. Не могу перестать перечитывать эту книгу снова и снова с тех пор, как нам задали прочитать её ещё в школе.

Громкий хлопок дверью. Эйприл вернулась с работы. Выходить из комнаты я не решилась, топор войны ещё не зарыт, поэтому я лишь тихонько стояла под дверью, прислушиваясь к каждому звуку. Скрип половиц, включенный телевизор (похоже, меня очень быстро рассекретили). Мне едва ли удалось услышать, как открылись и закрылись дверцы холодильника, но я самодовольно улыбнулась, когда услышала писк микроволновки.

Не могу перестать волноваться за неё, как бы я не пыталась. Хэлен разобьет ей сердце, если она решит всё же поехать к ней. Но пока я строго запрещаю ей делать это, тем больше она ненавидит меня. И это вроде как закономерные процессы. Я снова не знаю, что мне делать.

И как только я поняла, что Эйприл ушла наверх, спрятавшись в своей комнате, словно в норе, мне пришла в голову безумная мысль написать Хэлен письмо. Я не могла для самой себя понять, зачем мне это нужно, но чувствовала острую необходимость сделать это.

И вот к чему я пришла — прошло полтора часа, а я не решилась написать и строчки. Эйприл уже полтора часа перебирает струны арфы, на что я и списываю свою неспособность подобрать верные слова. Получается у неё это не так уж и плохо, но мне это давит на голову. Ни на чем не могу сконцентрироваться.

Наверху музыка затихает, но в голове продолжает играть. Когда и там становится тихо, вспоминаю о том, что хотела позвонить Брук. Телефон на столе, не могу достать его, вытянув лишь руку, для этого нужно подниматься с дивана, форму которого уже приняло моё тело. Вот чёрт!

Но дружба превыше всего. Я поднимаюсь. Ноги подкашиваются, будто я пьяная, а голова кружится. Не стоило так резко вставать с места. Отговариваю себя от того, чтобы не упасть обратно на диван. Срабатывает аргумент, что кровать, на которую я смогу приземлиться в спальне, гораздо удобнее.

Набираю номер Брук, но когда она принимает вызов после первого гудка, понимаю, что не готова к этому разговору и вообще не имею понятия, с чего стоит начать этот разговор.

— Привет, Брук! Такая занятая неделька выдалась, — мой голос звучит не совсем уверенно и, скорее всего, виновато. Бью себя ладонью по лбу, как же глупо всё это звучит. Брук, похоже, даже не слышит меня, потому что, ответом мне служит всхлипывание девушки. Сердце пропускает быстрые удары, я задерживаю дыхание. Надеюсь, что причина её слез не я. — Брук, что случилось? — без всякой игры мой голос звучит обеспокоенно, как надо.

Брук не может перестать плакать, вопя прямо в трубку. Я не могу разобрать ни слова. Мне приходится выждать, пока девушка не готова говорить спокойно, без истерики.

— Я беременна, — в этот раз я отчетливо слышу произнесенные подругой слова, но теперь не верю собственным ушам. Боюсь, что не ослышалась, но Брук повторяет это ещё раз, убеждая меня в верности услышанного.

— Ты уверена? — всё, что могу произнести я.

— Харпер, у нас с тобой месячные начались даже в один день, а теперь у меня уже около двух месяцев задержка! Сначала я думала, что это из-за нервов, но когда неделю назад опять не было месячных я записалась на прием к врачу. Сегодня мне объявили, что у меня будет ребенок, — в голосе Брук замечаю обвинительные нотки, будто бы в этом есть моя вина. Но беспокоить меня начинает совсем другое. В этом месяце у меня тоже не было месячных, чего раньше не случалось.

— Как ты думаешь, от кого этот ребенок? — с трудом выговариваю слова. Чувствую, как ещё не произнесенное вслух имя клеймом выбивается по всем участкам тела, которых касались его губы.

— По моим подсчетам это случилось, когда я встречалась с Флинном. Очевидно, что он отец, — голос девушки сломан, она снова начинает плакать. А я задыхаюсь. Словно погружена под воду и не могу выбраться. Слёзы прыскают из глаз, но я не подаю виду, утешая Брук. Это моя вина, а не её.

Бог снова не на моей стороне.

Меня не обманули, сказав, что молодость — это лучшее время жизни. По правде говоря, любое время жизни можно назвать лучшим, когда ты и правда его проживаешь. Когда ты молод, то бежишь. В бесконечной погоне за тем, без чего, как кажется, жить не можешь, но теряешь нечто большее — лучшие годы своей жизни.

Я не гналась за жизнью. Скорее просто плыла вниз по течению. Никаких стремлений, никаких амбиций. Я посвятила свою жизнь рутине, похоронив молодость в толстом слое повседневной пыли. Это казалось нормальным ждать, пока вечер сменит утро, когда за одним праздником настанет другой. Ветер перемен нагрянул в мою жизнь совсем нежданно. Именно так и случается. Ждешь чего-то дни напролет, а оно не происходит. Но чудо это будто только и ждет, пока твоя бдительность угаснет, чтобы выпрыгнуть вдруг и громко закричать «Сюрприз!», испугав до смерти. Да, эта любовь пугала меня до ужаса, едва ли прикоснулась своими золотыми руками к моему ущербному, не познавшему теплого чувства ранее, сердцу.