Счастье для начинающих - Сэнтер Кэтрин - Страница 50

Нам полагалось рассмотреть наших товарищей по походу без предубеждения и принять во внимание то, как они изменились за время пребывания в лесу.

– Вы уже не те идиоты, которыми пришли сюда в первый день, – сказал Беккет. – Не забывайте об этом.

Считалось, что оценивать мы будем по следующим критериям: лидерские качества, сочувствие, упорство и достоинство. Только те, кто последовательно демонстрировал эти качества, могли рассчитывать вернуться домой с Сертификатом.

– Отнеситесь к делу серьезно, ребята, – предупредил Беккет. – Речь не о том, кто самый крупный или самый быстрый. Кто на всё обращал внимание? Кто лелеял каждое мгновение? Кто больше всего помогал другим? Кто ходил за водой, когда остальные отказывались?

– А за себя можно голосовать? – спросил Флэш.

Беккет едва заметно поднял бровь.

– Справедливости ради стоит отметить, что если ты из тех, кто голосует за себя, то, скорее всего, это будет единственный голос, какой ты получишь.

– Что, если мы не можем решить? – спросила Доси.

– Это не так трудно, – откликнулся Беккет. – В сущности, это совсем не трудно. Я, например, знаю, кому достанутся оба мои голоса. У нас только один очевидный победитель.

Детишки склонили головы над своими бюллетенями. Именно тогда Беккет встретился со мной взглядом. А потом наставил на меня палец и спустил курок.

В наше последнее утро все шло как обычно: мы проснулись, приготовили кофе, уложили рюкзаки и собрали лагерь – а после попрощались с лесом. На рассвете Беккет заставил нас целую минуту хранить молчание, воздавая должное Матери-Природе. Потом велел нам взяться за руки, а сам прочел прощальную молитву.

– Всезнающая мать, – начал он, склонив голову. – Прости, что люди все портят. Прости, что мы засоряем твою землю и лишаем воздуха рыбу твоих океанов посредством пластиковых пакетов из супермаркетов. Нам дарована на этой земле непостижимая красота, но мы ее не видим. Мы расхаживаем по ней слепые, злые и неблагодарные. Мне бы хотелось, чтобы наше тупое человечество стало лучше, но я не питаю особой надежды, что однажды это случится. Самое большее, что я могу сегодня, – сказать спасибо за этот мир, полный чудес. Мы попытаемся быть более благодарными. И менее нелепыми.

В первый день или в первую неделю я, наверное, закатила бы глаза, мол – что, парень серьезно? Но сейчас, когда он закончил, я захлопала. Остальные ко мне присоединились и стали выкрикивать что-то вроде:

– Давай, Босс!

– Говори как есть!

– Тихо вы! – рявкнул Беккет, но улыбнулся.

Вот и все. Мы в самый последний раз взвалили на плечи рюкзаки и застегнули ремни. Мы в самый последний раз заняли привычные уже места в цепочке. Все было совершенно как обычно, вот только у каждого мгновения был горьковато-сладкий привкус – последний раз. Последний шанс Флэшу обогнать Вегаса. Это был последний шанс Беккету крикнуть: «Выдвигаемся, ребята!» Последний шанс для Сестер плестись в хвосте и сплетничать.

Все утро детишки говорили про «следующий год» и строили планы, как вернутся и всё повторят, – от этого мне становилось грустнее всего. Ведь я знала, что ничего подобного не случится. Год – целая вечность, и они никогда не вернутся. Жизнь вмешается и возьмет свое. Возможно, в следующие пару лет один или два из них вернутся, но это никогда не будет та самая группа, в том самом месте, в тех самых обстоятельствах. Этот момент времени уже утрачен.

Я уж точно сюда не вернусь, но не потому что я не захочу. Только потому, что такова жизнь. Она движется слишком быстро, – и чем старше становишься, тем быстрее, как бы тебе ни хотелось ее замедлить.

Джейк дольше всех медлил надевать рюкзак. После молитвы, пока все обнимались, плакали и обменивались телефонами, Джейк стоял в сторонке на краю поляны, впитывая солнечные лучи того рассвета. Даже когда колонна уже выступила, он все оборачивался посмотреть последний раз.

Потом мы зашли под тень деревьев, туда, где тропы еще не коснулись лучи. Через час мы достигли конца маршрута. Нас ждал старенький бело-зеленый автобус «ГТВ» с открытыми дверьми. Оставалось только сесть внутрь.

Если смотреть со стороны, кажется, что три недели – это не так уж долго. Но мы плохо умеем «смотреть со стороны», и после того, как три недели мы шли пешим шагом, час на автобусе со скоростью сорока миль обернулся американскими горками. Мы охали и ахали на каждом спуске или подъеме и на каждом повороте. Кое-кто взаправду вскидывал над головой руки. Было упоительно, ужасающе и глупо.

В автобусе я села позади Сестер, которые всю поездку щебетали о том, кого номинировали на Сертификат и за кого, по их мнению, голосовали остальные. Рядом со мной сидела Уинди, которая закатила глаза, услышав, как Доси заявила:

– По-моему, Хью должен получить посмертный Сертификат.

– Ты вообще смысл слова «посмертный» знаешь, да? – спросила Уинди.

– О, – откликнулась Доси, никогда не смущавшаяся, что оказалась не права. – Это когда получаешь награду за то, чего не делал?

– Ты говоришь про «почетный», – поправила я.

– О’кей, – кивнула Доси. – Тогда такой для Хью.

По поводу остальных двух Сертификатов Уно и Доси разошлись во мнениях. Джейк был абсолютным победителем, но Уно хотела отдать второй Йети, который поцеловал ее во время вечеринки по случаю летнего солнцестояния.

– Во-первых, – сказала Доси, – когда он тебя поцеловал, то изменил своей девушке. А во‐вторых, поцелуи – это не походный навык.

– Но это был отличный поцелуй, – возразила Уно.

– Нет, – заявила Доси. – Он должен достаться девушке. – Она оглядела автобус в поисках кандидаток, потом повернулась к нам с Уинди. – Я выбираю Гоп-Стоп. Потому что она больше всех старалась. – Тут ее взгляд перескочил на Уинди. – И Сердцеедку, потому что она самая красивая.

Наплевать, что у Доси нелады с математикой, а критерии идиотские. Мне тоже хотелось, чтобы Сертификат получила Уинди. И она совершенно точно была самой красивой. А еще самой милой. И самой мудрой.

– А вы кого выбираете? – спросила Уно, облокачиваясь локтями о спинку сиденья.

– Я выбираю Джейка, – сказала я, – потому что он потрясающий санитар и потому что все время проходил в той дурацкой шляпе.

– Поддерживаю, – подняла руку Уинди.

– И я выбираю Уинди. За то, что упорно трудилась, верила в людей, за то, что умеет слушать и умудряется быть одновременно красивой и очень, очень милой и за то, что сохраняла дух элегантности, завязывая на треке волосы в фантастический шиньон.

Уинди наклонилась ко мне, от всего сердца обняла и поцеловала в щеку.

– Спасибо, подруга.

Доси кивнула:

– И Хью, верно?

Я покачала головой:

– Сомневаюсь, что Хью полагается почетный Сертификат. Он же знал, что нельзя наступать на поваленные деревья.

Уно и Доси с восторгом повернулись друг к другу и скорчили гримасы – «Ух ты, хрясь!». Потом Доси согнула пальцы, изображая кошачьи когти, и замяукала.

– Мне нравится Хью, – сказала я, – надеюсь, он поправляется, но не думаю, что он должен получить Сертификат из жалости.

– Тогда кто? – спросила Доси.

Я заколебалась. Я не могла назвать себя саму. Хотя, может, тогда мы с Флэшем могли бы голосовать друг за друга.

А вот Уинди не колебалась ни секунды.

– Ты! – Она наставила на меня сложенные пистолетом пальцы.

– Она не может себя назначить!

– Я ее назначаю! – воскликнула Уинди. – Она спасла Хью! Она – ниндзя по части чтения карты! Она всегда делала заметки во время лекций Беккета.

– Спасибо, – сказала я Уинди.

– Ты лучшая, Гоп-Стоп, – откликнулась та.

По возвращении в охотничий домик я приняла самый долгий в моей жизни душ – но только после того, как стащила с себя одежду, которую носила неделями, и отправила ее в мусорный бак.

В штаб-квартире хорошо подготовились. Наверное, к ним довольно часто заявлялись целые автобусы очень грязных людей, потому что душевых было много, а горячая вода лилась бесконечно. Я чувствовала себя немного виновато, что растрачиваю воду, а потом решила, что, пропустив двадцать душей подряд, заработала себе право постоять под горячими струями лишние пару минут. Или тридцать.