Счастье для начинающих - Сэнтер Кэтрин - Страница 28

– Ну, вроде как с первого взгляда.

– В кого? – спросила я.

– А разве сама не можешь догадаться?

Если уж на то пошло, я могла. Я в точности знала, в кого именно может влюбиться любая и, возможно, все девушки в этом походе. Но я цеплялась за надежду, что ошибаюсь.

– В Беккета!

– Бэ-э! Нет!

– И не в Мейсона или кого-то из его дружков.

– И не в Мейсона или кого-то из его дружков.

– Хью? – с надеждой спросила я.

– Мне кажется, он голубой, – театральным шепотом откликнулась Уинди, хотя от остальной группы нас отделяло такое расстояние, что ее все равно никто бы не услышал.

– Ну… – протянула я, жалея, что нет никакого способа оборвать этот разговор. – Никто больше на ум не приходит.

– Серьезно? Не приходит?

Я сделала вид, будто думаю.

– Нет.

Она замедлила шаг, давая мне себя нагнать, так что мы пошли вровень, потом подалась ко мне и шепнула:

– В Джейка.

– Кто это? – спросила я, сама сознавая, насколько все очевидно.

– Ты же знаешь Джейка! Он у нас санитар. Он тебе коленку лечил! И твои волдыри!

– А, этот! – сказала я. – Я думала, его зовут Джек.

– Правда, он чудо? – спросила она, снова позволяя мне отстать.

– Не знаю. Наверное.

– Он тут самый симпатичный! – с вызовом бросила она.

– Как скажешь.

– Ты кого-нибудь симпатичнее тут знаешь?

Я помотала головой.

– Как по мне, они все второклассники.

– Можно, расскажу тебе о том мгновении, когда мы встретились?

– Гм. О’кей.

– Я в тот первый день в охотничьем домике поднималась по лестнице и уронила дорожную сумку. Она покатилась вниз, а когда я побежала за ней, там стоял он. Он ее поймал. И отнес наверх мне. И когда он отдавал мне ее, я подумала: «За этого парня я выйду замуж».

Господи всемогущий…

– Знаешь такое чувство? – продолжала она. – Когда видишь кого-то и просто понимаешь, что его любишь?

– Сомневаюсь, что это так работает, – сказала я, пытаясь быть голосом рассудка. – Думаю, любовь вырастает, когда действительно хорошо кого-то знаешь, а на это требуется время.

– Не для меня, – откликнулась Уинди.

– Думаю, то, о чем ты говоришь, не любовь, а увлечение.

– А ты знаешь, что он умеет жонглировать? И танцевать свинг? И изображать шотландский акцент?

– Он тебе все на лестнице рассказал?

– Нет. В автобусе.

– Ах, ну да.

– И я многое вытянула из него, пока играли в «Правду или действие». Он все цеплялся за правду. Но мы вынудили его на «действия».

– Какого рода действия?

– Рисковые. – Она обернулась и снова сморщила носик. – Вроде как в повальное преследование вылилось.

Преследование? Они кого-то преследовали?

– И что произошло?

– Я поклялась хранить тайну, – сказала она. – Извини. Что происходит на крыше, остается на крыше.

«Что?! – хотелось закричать мне. – Что произошло на крыше?»

С минуту Уинди шла, несомненно наслаждаясь мягким шлепаньем ботинок по тропе.

– И все равно, – сказала я, – сомнительно, что ты можешь любить Джека, если знаешь его всего два дня.

– Джейка.

– Без разницы. Нужно нечто большее, чем игра в «Правда или действие», чтобы вспыхнула настоящая любовь. Безотносительно того, что произошло на крыше.

Обернувшись, Уинди наградила меня самой поразительной, благословенно счастливой улыбкой, какую я когда-либо видела.

– Ты только потому так думаешь, – сказала она, – что тебя там не было.

По мере того как неделя близилась к концу, мы понемногу осваивались. Мы привыкли к весу наших рюкзаков, к обезвоженной еде и сосновым шишкам. Мы приспособились к высоте и научились лучше дышать. Мы пересекли нашу первую ледяную реку и видели лося на другой стороне долины. У парней отросли бороды, а у девушек – волосы на ногах. По вечерам после ужина у нас бывали занятия: по изучению созвездий, по навыкам чтения карты и чтения следов, например, как отличить следы черного медведя от следов гризли. Мы поднялись на наш первый перевал, который назывался «Разворот», – вероятно, потому что путешественники обычно поднимались, видели, что лежит впереди, и поворачивали вспять.

Но не мы. Мы готовились и закалялись.

А еще я нашла решение проблемы с отсутствием книги. У Беккета в рюкзаке оказалось официальное руководство «ГТВ», и он мне его одолжил. За два дня я прочла его от корки до корки. А потом еще раз. Потом еще, на сей раз делая заметки. Там был целый раздел о Сертификатах и о том, как их заработать. Читая список, я чувствовала, что немного мошенничаю, но Беккет утверждал, что любой волен его читать, – просто никто больше не попросил. Книжонку я нашла утешительной. Из нее следовало, что заработать Сертификат не так уж и невозможно. В руководстве подчеркивалось, что получают его необязательно самые крутые (или самые быстрые ходоки), а иногда и те, кто больше всех приложил усилий. Вот это я могу. По части усилий я дока. Даже если плоды этих усилий сомнительны.

Мы вошли в суточный ритм: проснуться в шесть, одеться, приготовить завтрак, собраться, чтобы распланировать день, снять лагерь и выйти в девять. Никакого ланча, мы просто жевали сухие пайки на ходу. Шли до двух-трех часов пополудни и снова ставили лагерь. Лагерь всегда разбивали поближе к воде. Без нее одной мы не могли обойтись. Потом ужин в пять и в семь на боковую, и никому даже в голову не приходило полуночничать. К семи мы с ног валились от усталости. Девять вечера – «полночь походника».

Мой порез и волдыри благополучно зажили – благодаря властному врачеванию Джейка. Беккет продолжал использовать меня в качестве мальчика для битья, показывая на моем примере, чего не надо делать. Я думала, у меня разовьется к этому иммунитет, но нет. То и дело кто-то делал что-то не так, но их Беккет не трогал. Только меня. Спина у меня слишком прямая. В моих солнечных очках нет защиты от ультрафиолета. Мои личные вещи неправильно упакованы.

Если не считать меня, группа сдружилась. Каким-то образом за короткое время большинство приобрели прозвища. По-видимому, каждый парень в группе в той или иной степени запал на Уинди, и она превратилась в «Сердцеедку». Были даже «очки Сердцеедки». Если она садилась рядом с тобой, ты получал двадцать очков. Если она с тобой разговаривала, пятьдесят. Если сумеешь увидеть украдкой какую-нибудь ценную часть тела, сто. Все про это знали. Парни даже выкрикивали счет! Если Уинди спотыкалась и налетала на одного из них, он орал: «Телесный контакт! Тысяча очков». Уинди считала это забавным, но как будто не обращала особого внимания. Наверное, когда ты всю свою жизнь была изумительной, к подобному привыкаешь.

Но прозвищами обзавелись и менее выдающиеся члены группы. Прозвища возникали легко и быстро. Сестры сделались «Сестрой Первой» и «Сестрой Второй», а вскоре это мутировало в «Уно и Доси». Девушка, у которой на шортах сзади красовалась нашивка «Вперед, Аллигаторы», заработала себе прозвище Камбуз, а лучшую во всей группе повариху прозвали Поварешкой и Печенькой. Что касается парней, Мэйсон, так и не научившийся сдерживать шаг и идти вместе со всеми, превратился во Флэша в честь героя комиксов, а крупные парни – в «Овчарку», «Йети» и «Вегаса». Даже Хью, который ни с кем, кроме меня, не разговаривал, стал «Хьюи Льюисом» – надо полагать, в честь певца.

По сути, у всех были прозвища. У всех до единого. Кроме меня. Я была просто Хелен – или часто вообще Эллен.

Хорошее прозвище должно указывать на что-то, что вы из себя представляете. Намекать на нечто сокровенное. Или, возможно, быть просто забавным. Но оно все равно значимо. Оно показывает, что вы известная величина, что вы личность и что это признают окружающие. Но ко мне это, по-видимому, не относилось. У меня была противоположность прозвища. Они мое имя не могли правильно произнести. Сама мысль об этом выводила меня из себя. Меня ястребы могли бы унести, и никто бы не заметил.

Из-за такого я действительно могла расстраиваться и злиться. После того как я заметила ситуацию с прозвищами, у нас было три дня без особых событий, и я могла бы пережевывать это на каждом шагу по тропе. Но я все думала о теории Уинди: «То, о чем ты думаешь, определяет то, о чем ты думаешь», – иными словами, чем больше на чем-то сосредотачиваешься, тем больше вероятность, что твой мозг на этом сосредоточится.