Избранница стража мглы - Чернованова Валерия М. - Страница 32

Что он там говорил про размеры…

В горле неожиданно пересохло. Сейчас бы глоточек вина. А лучше сразу с головой в бочку с хмельным напитком. Чтобы не было так страшно. Или эта предательская дрожь, что раз за разом накатывает на меня, вызвана не страхом, а возбуждением?

В памяти воскресли ощущения, что дарил мне муж в ночь после нашей свадьбы: невероятно острое желание, плавившее тело; тихая боль, постепенно сменившаяся ни с чем не сравнимым наслаждением, прогнавшим и страхи и смущение.

Можно было обманывать сколько угодно стража, но не саму себя: мне снова хотелось почувствовать все, что испытала тогда. Его близость, ритмичные движения внутри меня, каждое из которых возносило к вершине блаженства, сводило с ума.

От предательских мыслей низ живота будто завязали тугим узлом. Я шумно сглотнула, когда соблазнитель не спеша спустился в бассейн, всколыхнув мерцавшую в бликах свечей водную гладь, напоминавшую расплавленное золото, и спросила совершенно незнакомым, каким-то охрипшим голосом:

— И именно сейчас вам приспичило искупаться?

— У меня был тяжелый день, очень хочется расслабиться. — Закинув руки на мозаичные бортики бассейна, чародей блаженно прикрыл глаза, делая вид, что явился сюда с единственной целью — смыть с себя усталость.

— Ну тогда расслабляйтесь сколько влезет. Не буду вам мешать.

Попытка бегства с треском провалилась.

Стремительно преодолев разделявшее нас короткое расстояние, Моран удержал меня. Схватив за запястье, привлек к себе, требовательно и одновременно нежно.

От соприкосновения наших тел быстрее забилось сердце.

— Ты даже не представляешь, какое действие оказываешь на меня, — горячий шепот скользнул по губам за мгновение до того, как он начал их целовать. — Моя маленькая, строптивая девочка. Весь день мечтал об этом моменте…

Меня обдало жаром, стоило почувствовать напряженную плоть, упирающуюся мне в бедро. В ногах появилась предательская слабость. Нестерпимо захотелось ответить на поцелуй стража, покорно обвить его шею руками, раствориться в нем, отдаваясь во власть чувственных ласк.

Вот только это было бы равносильно признанию поражения и безоговорочной капитуляции. Если уступлю сейчас, боюсь, больше никогда не смогу ему воспротивиться.

— Буквально сегодня вы утверждали, что я еще очень слаба и должна поменьше напрягаться и двигаться, — стараясь не зацикливаться на сильных мужских ладонях, неторопливо оглаживающих мне спину и бедра, напомнила о нашей утренней размолвке. Я снова просилась на прогулку, а он снова меня не пускал.

— А тебе и не надо двигаться. — Пощекотав языком чувствительную мочку уха, Моран чуть прикусил кожу, как бы дразня, и нахальным шепотом добавил: — Просто расслабься и получай удовольствие.

Наверное, стоило возмутиться этой беспредельной наглости, вот только возмущаться и одновременно таять в руках обольстителя как-то не получалось.

— Даже не подумаю! — вспомнила про его разглагольствования о полной надо мной власти. — Отказать вам, увы, не имею права. Но это не мешает мне мысленно вас ругать. Как и обещала.

— И как успехи? — тихим голосом, распалявшим не хуже ласк, полюбопытствовал страж, продолжая исследовать губами все самые чувствительные точки у меня на шее. Одновременно подушечками пальцев лениво ласкал грудь, которая сейчас отяжелела и ныла, и каждое новое прикосновение отзывалось внизу живота волнующим напряжением. — Сколько раз уже успела меня проклясть?

Его — ни разу. А вот себя… Даже не берусь сосчитать. Сейчас я ругала себя. За слабость и те чувства, что вызывал у меня этот мужчина. Мой муж и самая большая загадка в моей жизни.

— Вы… ты… — Слова растворились в тихом вздохе, вызванном не то возмущением, не то волнением, когда Моран, гипнотизируя своим колдовским взглядом, легко подхватил меня и усадил на край бассейна. Властно притянул к себе, отвергая любые дальнейшие возражения.

От мрамора веяло холодом, в то время как от тела мужа исходил жар. Да я и сама уже пылала, словно зажженная свечка, и плавилась в его руках. Крепко удерживая за талию, заставляя прижиматься к нему теснее, страж накрыл ладонью болезненно ноющее полушарие. Принялся неторопливо перекатывать между пальцами — горячими, немного шероховатыми — нежную бусину соска. Другому тоже уделил внимание, неспешно ласкал губами и языком, водил им, дразня, по влажной коже и при этом увлеченно следил за моей реакцией. Стоило представить, что точно так же он коснется меня там, и все внутри затрепетало от желания. Шумно вздохнув, сильнее обхватила его ногами, требовательно потерлась о твердый, словно высеченный из камня живот стража.

— Нетерпеливая моя, — тихонько рассмеялся мужчина, внимательно следя за каждым моим движением, выражением моего лица, и вдруг отстранился, то ли желая меня помучить, то ли распалить еще больше. Обвел большим и указательным пальцами едва различимую линию шрама, скользнул рукой к самому низу живота, при этом намеренно избегая того, что сейчас особенно требовало его внимания. — Все еще не хочешь меня? Может, мне перестать? — наконец дотронулся до напряженного узелка, заставив содрогнуться от сладостного, невероятно острого ощущения.

Я закусила губу, силясь сдержать стоны и ответ, который его светлость так жаждал от меня услышать.

— А если так? — прошептал хрипло, не сводя с меня потемневшего от желания взгляда, ни на секунду не переставая меня ласкать.

— Ох, да!.. — не способная больше сдерживаться, я вскрикнула. Выгнулась дугой, запрокинув голову, ногтями царапая покрытый капельками воды холодный мрамор, безвольно подаваясь навстречу своему искусителю.

— Что — да? — усиливая напор, севшим от страсти голосом требовательно спросил мужчина. — Мне остановиться? Или продолжать?

— Только попробуй! В смысле остановиться… Ах… — почувствовав, что еще немного и достигну долгожданного пика, я вскрикнула… и вдруг все прекратилось. Всхлипнув от досады и разочарования, жалобно взмолилась: — Моран, пожалуйста…

В отличие от меня, этот изверг и не думал проявлять покладистость. Выйдя из воды, молча подхватил свой трофей, то бишь меня, на руки. Сама я до постели точно бы не дошла, ноги подкашивались от слабости и испытанного наслаждения, отголосками звучавшего в каждой клеточке моего тела. Страж направился в спальню, оставляя за собой дорожку из мокрых следов. Бережно уложил меня на кровать, на прохладные простыни, тут же напитавшиеся влагой, и опустился рядом.

Словно зачарованная, я вглядывалась в лицо мужа, постепенно растворяясь в омуте темных глаз. Ловила в них свое отражение, впитывала в себя тепло дыхания и страсть, которую моему соблазнителю с каждым мгновением все сложнее было сдерживать.

Заведя мне руки за голову, нежно массируя запястья подушечками больших пальцев, мужчина накрыл меня своим телом. Эта невинная, легкая ласка снова заставила затрепетать. И я сама обхватила ногами его талию, взволнованно задержала дыхание, прикрыла глаза, наслаждаясь тем, как он осторожно заполняет меня собой. Наши тела сливаются в едином ритме, становятся одним целым.

Страж двигался томительно медленно, словно боялся причинить мне боль, или намеренно растягивал удовольствие, эти волшебные мгновения единения.

Сейчас для него существовала только я. Я одна. Пусть и на короткое, быстротечное время. А он уже давно стал центром моей вселенной. Моей голубой мечтой, такой реальной и в то же время такой несбыточной.

Тишину комнаты заполнили сладострастные стоны и довольный мужской рык. Дыхание мужа сбилось, стало тяжелым. Он больше не следил за моими эмоциями. Утратив прежнюю сдержанность, всецело отдался во власть чувственной игры. Двигался все быстрее, кусая в поцелуе мне губы и что-то неразборчиво шепча.

И это было наивысшее наслаждение — видеть его таким. Сбросившим маску. Настоящим.

Живым.

Жадный поцелуй, от которого перехватило дыхание, и меня накрыло волной блаженства. По телу стража прошла судорога. Я ощутила, как он горячими толчками изливается в меня. Постепенно черты лица, искаженные страстью, разгладились, веки умиротворенно закрылись. Откинувшись на спину, муж привлек меня к себе. Я положила голову ему на грудь и замерла. Долго прислушивалась к биению его сердца, сначала громкому и такому быстрому, потом — мерному, едва различимому, пока, сморенная усталостью, наконец не уснула прямо на влажных простынях.