Избранница стража мглы - Чернованова Валерия М. - Страница 12

И больше уже не хочется сопротивляться. Зарываюсь пальцами в мягкие волосы, когда страж, задрав край моей сорочки, оставляет дорожку из поцелуев на внутренней стороне бедра. Снова и снова, намеренно не касаясь самого сокровенного и тем сильнее распаляя меня, изнывающую от страсти, уже готовую принять его в себя.

Покориться.

— Возьми меня, — шепчу словно в бреду. — Возьми, — умоляю.

Вскрикиваю от невозможного, невероятного наслаждения, когда кончик языка, дразня, касается самой чувствительной, пульсирующей желанием точки. Еще и еще, умело подталкивая к наивысшему пику блаженства. Кричу, повторяя его имя, а он все не перестает меня ласкать, доводя до умопомрачения…

…И тут я просыпаюсь с его именем на губах.

— Александрин! Ну сколько можно? Ты вообще думаешь нам открывать?! — бушевали за дверью сестры.

Я шумно вздохнула, тщетно пытаясь прогнать отголоски желания, разливавшегося по телу. Сорочка была влажной, тонкий шелк прилип к коже, остужая разгоряченную плоть. Кружевной подол был задран, ну прямо как в моем непристойном сне. Кажется, сама того не сознавая, я ласкала себя, бесстыдно рисуя в мечтах образ искусителя-стража.

Даже обида на Морана не отрезвляла.

Единая, да что же со мной творится?!

— Александрин! — Голос Лоиз взметнулся на октаву выше, перейдя в оглушительный визг.

Страдальчески застонав, пошла открывать своим истязательницам, так жестоко прервавшим мой сон. Который я боялась и в то же время жаждала досмотреть до конца. Губы пылали от поцелуев, по телу пробегала дрожь, стоило вспомнить прикосновения сильных рук. Словно ночное видение являлось не плодом моей фантазии, а безумной реальностью.

Огляделась настороженно, не без оснований опасаясь обнаружить в своей опочивальне его бесстыжее чародейство. Ведь как-то же он вчера сюда проник.

— Чего это ты такая красная? — с порога приступила к досмотру Лоиз.

А Соланж участливо поинтересовалась:

— Заболела? Может, у тебя жар? — прижала ладонь к моему покрытому испариной лбу.

— Обидно будет, если сляжешь с простудой. Я слышала, как месье де Лален обсуждал с маркизом предстоящую охоту и пикник в лесу. Уверена, будет весело! — расцвела счастливой улыбкой Лоиз.

Соланж глубокомысленно констатировала:

— Нет, вроде бы температуры нет.

Странно. А такое ощущение, будто внутри меня заточили пламя, которое сжигает медленно, но верно, грозя превратить тело в жалкую кучку пепла.

Может, я действительно больна? И имя этой болезни — любовная лихорадка.

Оказывается, близняшки явились затем, чтобы развлечь меня до прихода портнихи, а заодно порасспрашивать о вчерашней прогулке с его обольстительной светлостью. Вероятно, установку получили от маменьки. Вместе с приказом выяснить, почему за ужином мы с маркизом и парой слов не перекинулись.

А о чем нам с ним говорить?

Каяться и объясняться Моран не спешил. А мне, понятное дело, просить прощения было не за что. Ведь не я же вела себя по-хамски.

Вот мы и сидели по разные стороны длинного стола, принципиально не глядя друг на друга. Вернее, это я делала вид, что в упор не замечаю своего суженого, что не мешало тому бесцеремонно меня разглядывать.

Стоило подумать о страже, как перед внутренним взором возникла все та же сладострастная картина, захватившая в плен мое сознание.

Ну прямо наваждение какое-то.

После ужина по настоянию Мари я выпила отвар вербены, чтобы ночью не маяться бессонницей. А лучше бы не сомкнула глаз, чем сгорала от неудовлетворенного желания и выкрикивала во сне имя стража.

Так и не добившись от меня вразумительного ответа, страшно недовольные моей несговорчивостью, сестры ушли, наконец оставив меня в покое. Увы, наслаждалась одиночеством я недолго. Только и успела, что окунуться в бассейн и спешно облачиться в домашнее платье (навязчивое ощущение, что за мной наблюдают, никак не желало оставлять в покое), как явилась портниха — дородная дама средних лет в сером саржевом платье и крахмальном чепце с пышной оборкой.

Сделав неуклюжий поклон, мадам Катель принялась снимать с меня мерки, безжалостно колоть кожу иголками, вертеть, словно куклу, из стороны в сторону. И при этом негромко причитала, что в ближайшие ночи ей придется не смыкать глаз, и все ради того, чтобы смастерить для невесты мессира маркиза приличный костюм для охоты. Всем красавицам Гавойи на зависть.

До всех красавиц мне дела не было, а вот утереть нос одной блондинке-прелюбодейке очень хотелось. Поэтому послушно терпела все манипуляции, которые производила надо мной не в меру разговорчивая швея.

После ухода мадам Катель я ненадолго осталась одна. Радуясь короткой передышке, занялась изучением спальни, пока не нагрянули маменька с близняшками или того хуже — Моран.

Знаю, глупо, но шестое чувство побуждало как следует изучить доставшиеся мне покои на предмет отсутствия или же наличия в спальне потайной дверцы. Мне так будет спокойнее.

К своему облегчению, никакого тайного хода я не обнаружила. Значит, присутствие ночью жениха в комнате просто почудилось. Приснилась чушь, вот непонятно что себе и нафантазировала. Со всяким может случиться.

За что бы ни бралась, я всегда проявляла усердие. Сестры частенько называли меня дотошной занудой и считали эту черту моего характера большим недостатком.

Вот и сейчас, оставаясь верной самой себе, я облазила спальню вдоль и поперек, заглянула в каждую щель, отодвинула большие тяжелые сундуки красного дерева, обитые медными полосами, громоздившиеся по углам комнаты. Даже, поднапрягшись, с горем пополам сдвинула с места такой хрупкий и изящный с виду секретер, на деле оказавшийся тяжеленным.

Конечно, сомнительно, что за ним мог прятаться потайной лаз. Если бы его вельможество ночами двигал у меня под носом мебель, я бы наверняка это услышала и заметила. Но бросать начатое было не в моих правилах.

Пальцы нащупали шелк обоев с выпуклым цветочным узором. Вроде бы ничего… Ой!

Испуганно отдернув руку, заглянула в просвет между мебелью и стеной, в которой нащупала небольшое углубление. Пришлось двигать секретер дальше, дабы получить доступ к неожиданно обнаруженному тайнику. Если не изучу его, и дня не проживу, непременно скончаюсь от любопытства.

Понимая, что совершаю не самый благовидный поступок, я достала из углубления резной ларец, инкрустированный перламутром. Как сказал вчера на балу де Лален, покои эти раньше принадлежали моей кузине. А значит, и ларец должен был принадлежать Серен.

Внутри на подушечке из белоснежного атласа лежали несколько золотых колечек, эмалевая брошь, увесистый мешочек, полный алидоров,[1] и свернутый лист бумаги, перевязанный алой тесьмой. И прежде чем почувствовала укол совести, я развернула свиток.

Пальцы дрогнули, стоило скользнуть по нему взглядом. Послание состояло всего из трех слов, написанных крупным, размашистым почерком: «Скоро ты умрешь». Внизу чернели инициалы, оставленные все той же уверенной рукой: «А. Г.».

И ничего больше.

Я растерянно опустилась на край кровати, не сводя глаз с желтоватой, немного помятой бумаги. Что это? Угроза? Адресованная кому? По-видимому, Серен. Раз письмо это обнаружилось в ее спальне.

Как жаль, что оказалось оно пророческим.

Зябко поежилась. А может, тот, кто его написал, как раз и распорядился судьбой кузины?

Дрожащими руками сунула роковое послание обратно в ларец и поспешила вернуть его на место, отчаянно желая стереть из памяти три страшных слова.

Следующие два дня, а особенно ночи, стали для меня настоящим испытанием. Я не могла думать ни о чем, кроме будущего супруга, он всецело завладел не только моими мыслями, но и, кажется, сердцем. И что самое постыдное — тело мое тоже жаждало оказаться в его власти.

К счастью или нет, но его светлость больше не пытался меня соблазнять. Более того, на прогулки не приглашал, а когда мы встречались за обеденным столом, был хоть и учтив, но весьма сдержан. Я бы даже сказала холоден.