Единороги будут! (СИ) - Смирнова Ирина "cobras" - Страница 17

— То есть тебе было бы приятнее, если бы она проиграла? — уточнила я.

— Мне было бы приятнее, если бы она, вообще, играть не полезла, раз такая умная… — буркнул гном и надулся еще больше.

Но утром, после ужина, прижимая к сердцу коробку с шахматами, он подсел к Джиди и промямлил:

— Научишь?..

Вскоре к этой парочке подсели Нибрас и Шакрасис, потом подошли Клим и Чхар… Прямо идиллия, которой я и воспользовалась, чтобы тихо утащить своих мужчин подальше и тихо обсудить один волнующий меня момент.

Дело в том, что Есь, как совершенно не страдающий от солнца, предпочитал спать по ночам, на единороге, а днем занимался какими-то своими делами, исчезая с рассветом и появляясь с закатом. На мой законный вопрос, какого лешего они втроем поперлись собирать ягоды среди ночи, Есь быстро протараторил, что это такие специальные ягоды, которые только по ночам собирать можно. Звучало очень подозрительно, хотя считать Есю вражеским лазутчиком было как-то слишком параноидально. Однако душа просила конкретики, только следить днем за передвижениями лесовичка было некому.

Озадаченные моей проблемой мужчины задумались, переглянулись и пообещали что-нибудь придумать. Вообще, я еще в своем мире отметила, что мы, женщины, часто ведем себя довольно глупо, пытаясь все делать самостоятельно и нервничая, когда нам никто не помогает. Да они, может быть, с радостью, только надо задания озвучивать правильно.

Помню, как-то раз вечером, ложась спать, попросила живущего тогда со мной мужчину: «Дорогой, пойдешь на работу — захвати с собой мусор». Утром я проснулась, — мужчины нет, мусор есть. А, главное, я слышала, как в ночи дверь хлопала… Такие вот дела. То есть он ходил вечером в магазин за пивом, а утром уехал навестить маму, потому как на работе взял отгул. А я осталась, как дура, с мешком мусора. С тех пор я ставила только цель, а пути решения предоставляла продумывать самостоятельно, в меру их логики.

В том, что Рикиши с Бхинатаром сделают все правильно, я была уверена полностью, но на всякий случай подстраховалась, предупредив, что остальной народ лучше не привлекать, во избежание излишнего ажиотажа. Популярности Обби, конечно, Еся не достиг, но все равно воспринимался как умилительная говорящая зверушка. А зверушки же не могут быть шпионами, особенно умилительные.

На следующую ночь Ярим почему-то опять был хмур и недоволен. На мои попытки его растормошить не реагировал, зато внимательно прислушивался к заливистому смеху Джиди и задорному ржанию Клима в образе единорога. Понаблюдав за гномом какое-то время, я пришла к очень неутешительным выводам.

— Ревнуешь?!

— Вот еще… было бы кого… — пропыхтел он и тут же чуть с ящера не свалился, вытягиваясь, чтобы лучше услышать, над чем там эти двое веселятся.

— Ну, мне казалось, что Джиди для тебя имеет значение.

— А я для нее — нет! Она никогда со мной так себя не ведет, как с этим… копытным!

— В смысле не целуется под плащом? — съехидничала я.

— Не смеется так! Со мной она все время серьезная, а с ним во-о-о-н… чтоб он рогом своим в дуб вписался!

— А-а-а… То есть Рикиши уже тоже пора к тебе ревновать, как ты считаешь? — продолжала я издеваться над несчастным гномом.

— Это еще почему? — удивился малолетний Отелло.

— Ну, с ним я тоже так не смеюсь, как с тобой. Так что…

Ярим задумался, развздыхался, потом буркнул:

— Странные вы, женщины…

Нормальные мы… Надо быть совсем невнимательным, чтобы слышать, как Джиди смеется, как колокольчик, и не видеть, как она при этом искоса поглядывает в нашу сторону. И, уверена, ее интересует, явно, не моя реакция, а сурового нахохленного рыжего гнома, обдумывающего, как он скрутит кому-то рог.

— Ярим, я надеюсь, тебе ума хватит не задирать Клима? — поинтересовалась я тихо после ужина, когда Джиди уселась с нашим кентавророгом играть в шахматы, а гном сначала пометался из угла в угол, а потом плюхнулся и стал злобно пыхтеть в отдалении на эту парочку.

После моего вопроса он стал злобно пыхтеть на меня, так что я села рядом и принялась объяснять ему тайны женской психологии.

— Понимаешь, Джиди считает, что ты ей уделяешь мало внимания.

— Это она тебе сказала? — взвился Ярим, смотря на меня недоумевающе и испуганно одновременно.

— Нет, ее поведение, — успокоила я гнома. — Раз она использует постороннего парня, чтобы привлечь твой интерес, значит, ей его не хватает, понимаешь?

— А чего просто не сказать? — удивился Ярим. — Я вроде и так вокруг нее все время ж…

— Ты — вокруг, но мало и не так, — развеселилась я, понимая, что для прямой мужской логики происходящее действительно выглядит странновато. — Ей комплиментов хочется, понимаешь? Ласковых слов, эмоций…

— Так это… я ей вчера травы какой-то разноцветной нарвал! Есь сказал, что ее все девушки любят.

Тихо давя в себе смех, я с серьезным лицом покивала:

— Молодец. Просто ты не злись, когда она так себя ведет, и делай выводы, — Джиди хочет комплиментов, ласковых слов, нежности и эмоций. А не потыкать тебе под нос, что кроме тебя у нее еще поклонники есть.

Ярим снова надулся и отвернулся:

— Вот и пусть ей этот траву дарит… Я себя дураком теперь чувствую! Кручусь вокруг нее как болван последний, а она, значит, с рогатым кокетничает. Не, мамуль, ты как хочешь, а я считаю, что это она у меня с жиру бесится, вот. Так что пусть и спит сегодня со своим… копытным!

Выдав все это, гном подошел к играющей в шахматы парочке, хмуро посмотрел сначала на Джиди, потом на Клима и демонстративно направился к Чхару.

Дроу молча пододвинулся, практически без всякой мимики на лице, как обычно. Зато Джиди, проводив Ярима взглядом, растерянно уставилась на меня. Я пожала плечами и развела руками. Троллиха отложила шахматы, встала, подошла к надутому, как воздушный шарик, гному, уселась рядом. Ярим старательно изображал, что он выше всего этого, и, вообще, в углу шалаша происходит что-то потрясающе интересное. Джиди погладила шарик, потом растрепала ему рыжие волосы, затем, вздохнув, начала приподниматься, и тогда гном дернул ее за руку к себе, обнял и что-то прошептал ей в ухо. Троллиха рассмеялась, подскочила, потащила Ярима за собой к Климу и шахматам. Радостно щебеча и тормоша свое рыжее недоразумение, она, в итоге, каким-то чудом заставила этих двоих сыграть партию вдвоем, и умиротворенная отправилась спать, оставив Клима и Ярима выяснять, кто круче, через великую игру гениев.

Остальные мужчины, посматривая на происходящее, явно давились смехом, но молча.

Когда же я подошла к Бхинатару и Рикиши, чтобы начать укладываться спать, выяснилось, что для меня приготовлен сюрприз — оправдание для Еся.

Оказывается, лесовичок ехал выкупать себе невесту. Поэтому и бродил от родни к родне, собирая всякие интересные дивности и чудесности, которыми можно будет заинтересовать свою капризную даму сердца. Сватался он к ней уже не в первый раз, и, вместо того чтобы послать и жениться на той, что поближе и менее капризна, раз в год ездил с новым мешком диковинок, чтобы в очередной раз быть отвергнутым.

Я даже зауважала Еся — вот ведь настойчивый какой! А я его чуть в шпионаже не заподозрила…

Ну вот, в общем, как-то так, почти без приключений, буквально за полчаса до очередного рассвета, на тринадцатый день нашего путешествия, мы оказались на небольшой поляне, по краям которой как пограничные столбы стояли два высоких величественных дерева. Если не приглядываться, то больше всего они напоминали дубы, и листьями, и массивной представительностью.

Есь, спрыгнув с Клима, подошел к левому дереву и поскребся по нему. По-моему, лесовичок еще что-то прошептал, но очень-очень тихо.

— Эльфы скоро появятся, — сообщил он нам. — Без них в лес заходить опасно, можно погибнуть.

Мы кивнули и приготовились ждать проводников, периодически нервно поглядывая на розовые проблески зари. Оказаться незащищенными во время восхода солнца было страшно, и я уже несколько раз прокляла свою неосмотрительность — надо было не торопиться и переспать здесь, на поляне, а уже после заката начать стучаться и вызывать местных пограничников.