Волки (СИ) - Аввакумов Александр - Страница 38

— Интересно, откуда оперативники узнали об автоматах? Неужели кто-то предал? — подумал он. — Да нет, такого просто не может быть. Наверняка этот мужик гонит порожняки, стараясь поймать меня на какой-нибудь мелочи.

— Извините, товарищ начальник, но нам с вами, думаю, не о чем больше говорить, — сказал Пятаков. — Вот когда у вас на руках появятся козыри, тогда и поговорим. Пургу здесь гнать не надо, я не мальчик, чтобы слушать ваши сказки венского леса.

Вызвав сотрудника, я велел отвести Пятакова в камеру. Не успела за ними закрыться дверь, как в кабинет вошел Вдовин.

— Ты вот, оказывается, где? Я дважды подходил к твоему кабинету, но дверь почему-то была закрыта. Ну, как у нас дела, Виктор Николаевич? — поинтересовался он у меня.

Я коротко доложил ему о своем разговоре с задержанным Пятаковым. Выслушав мой доклад, он сказал:

— Да, его просто так, видно, не сломаешь, Виктор Николаевич. Я сейчас свяжусь с конторой и попрошу их, чтобы они побыстрее обработали материалы и предоставили их нам. Они уже демонтировали свое оборудование и теперь, наверное, работают над записями разговоров и видеозаписью.

— Спасибо, Анатолий Герасимович.

Он встал со стула и направился к двери. У двери он обернулся и, повернувшись ко мне, спросил:

— Виктор Николаевич! Скажите, если я предоставлю вам эти записи, вы его расколете?

— Вопросов нет, Анатолий Герасимович, к вечеру его показания будут лежать у вас на столе.

Часа через два мне позвонил Вдовин и попросил зайти к нему в кабинет. Отложив бумаги, я направился к нему.

— Вот, все материалы, записи разговоров и видеозапись их встречи в номере гостиницы. За тобой раскрытие преступления.

Я поблагодарил его и направился в свой кабинет.

— Ну что, Пятаков, это то, что я обещал вам утром. Сейчас вы послушаете эти записи и посмотрите кино. Я думаю, что вы поменяете свое мнение о татарстанской милиции.

Я встал из-за стола, молча включил аппаратуру. Вернувшись, я сел в кресло и стал внимательно наблюдать за его выражением лица. Сначала он с нескрываемым интересом прослушал запись разговора, а затем просмотрел и фильм. Блуждающая и какая-то глупая улыбка с его лица куда-то исчезла. Тело напряглось и подалось вперед, ближе к экрану телевизора. Он, не отрываясь ни на секунду, смотрел на экран, и лишь когда на нем появилась рябь, он отвернулся и взглянул на меня.

— Ну, как кино? — поинтересовался я у него. — Не правда ли, хороший фильм? Думаю, что лет на пять потянет. Что я вам говорил, красивое кино получилось? Как вы сами считаете, Пятаков, специалисты наверняка подтвердят, что это вы, а не кто-то другой?

Пятаков молчал. Он опустил глаза, стараясь не смотреть на меня. В его душе в эти минуты господствовал страх, который с каждой секундой становился все сильнее и сильнее. Сейчас он мысленно корил себя за неумное лихачество и питал себя надеждой, что сидящий напротив начальник пожалеет его и не станет выполнять озвученные ранее угрозы.

— Что молчите, Пятаков? Может, хотите увидеться с Павлом, он наверняка обрадуется встрече с вами? Думаю, вам есть о чем с ним поговорить? Только я знаю исход этого разговора, он порвет тебя, Пятаков, как Тузик грелку.

Пятаков по-прежнему продолжал молчать. Его лицо то бледнело, то краснело, руки его предательски дрожали. Он лихорадочно соображал, что ему делать дальше. Идти в отказ было уже глупо, у милиции имелись неопровержимые улики его преступной деятельности. Раскаиваться и просить о каком-то к нему снисхождении не хотелось, да это было и не в его характере. Он лихорадочно искал выход из этой непростой ситуации, которого, по всей вероятности, у него уже не было.

— Ну так что будем делать дальше, Пятаков? Сотрудничать со следствием или молчать? Скажите мне, может, вы Гнилого боитесь больше, чем нас?

Произнесенная мной кличка еще больше повергла его в страх. Он, как загнанный в угол зверь, стал глазами метаться по кабинету, словно ища в нем дополнительную дверь для спасения.

— Пятаков, решайте, — снова обратился я к нему. — Помощи вам ждать в Казани не от кого. О том, что вы задержаны, не знает никто, ни одна душа. Поэтому я предлагаю вам рассказать все, начиная с того, как вы с друзьями воровали с завода комплектующие, как собирали из них автоматы и пистолеты и, конечно, как и кому их сбывали. Если мы с вами договоримся о сотрудничестве, то прямо сейчас дадим в сводку информацию, что вы на своей машине попали в серьезную аварию и находитесь на лечении в больнице. Я думаю, что это хороший выход из положения. Как вы сами смотрите на это?

— Я чего-то не понял, товарищ начальник, — сказал Пятаков. — Уж больно вы мудрено говорите.

Я посмотрел на него. От прежнего уверенного в себе Пятакова не осталось и следа. Его глаза, словно два сверла, буравили меня. Я сделал паузу и сказал:

— Странно, что вы меня не понимаете, Пятаков. Видно, думаете не о своем спасении, а о чем-то другом. Так вот, когда мы с вашей помощью возьмем Гнилого, я вам обещаю, что лишь после этого мы легализуем вашу явку с повинной, словно вы ее дали не сегодня, а после показаний Гнилого. Как вам этот вариант? И вы чисты перед ребятами, и срок меньше за помощь милиции.

— Ох, и хитрый вы, товарищ начальник. Я бы не хотел быть вашим постоянным врагом, вы все равно меня обманете, все равно поймаете на чем-нибудь. Я в принципе согласен с вашим предложением, только нужно все это сделать так, чтобы мне никто и никогда ничего не предъявил со стороны подельников.

— Вы не волнуйтесь, Пятаков, в хоккей играют настоящие мужчины. Не вы первый и не вы последний в этой жизненной ситуации. Вы знаете, какие люди здесь только не сидели. Если вам это все рассказать, вы все равно мне не поверите. Так что не переживайте. Вот вам бумага, садитесь и пишите.

Пятаков сел за стол поудобнее и начал медленно писать, старательно выводя слова. Постепенно он стал излагать свои мысли на бумаге все быстрее и быстрее. Когда он закончил писать, его отвели в камеру. Я пододвинул к себе листы бумаги и стал внимательно их читать.

— Привет, Кореец, — сказал Мартын в телефонную трубку. — Как у тебя дела в Казани? Как с сельским хозяйством? Косилки приобрел?

— Плохо, Мартын. То ли крыша худая, то ли какая-то другая напасть, только весь урожай сгнил.

— Как это сгнил? — удивленно спросил Мартын.

— А вот так и сгнил. Хрен бы с этим урожаем, только Павел утонул при этом. Пока не ясно, то ли случайно попал в эту воронку, то ли подтолкнул кто-то. Сейчас пытаемся вытащить его, но воды слишком много.

— Понятно, — сказал Мартын. — Может, страховщик тебя слил, я слышал краем уха, что теперь они с Быком друзья-не разлей вода.

— Не думаю. Ни Бык, а тем более ни страховщик об этом ничего не знали. Если бы Бык узнал об этом, да еще то, что страховщик подогнал мне деньги, то он, наверное, сразу же убил бы его за это.

— Кстати, а где сам Бык сейчас? — поинтересовался у Корейца Мартын.

— Насколько знаю, он дней пять назад уехал куда-то отдыхать с женой. Сейчас у него новый медовый месяц, и думаю, что ему сейчас не до этого.

— Ладно, Кореец. Разбирайся сам со своими проблемами. Павлу постараюсь помочь, если, конечно, получится. Мне Михей передал, что Бык завалил твоего приятеля Купца. Проверь эту информацию, без меня ничего не предпринимай, — сказал Мартын и положил трубку.

Кореец положил трубку и облегченно вздохнул. Он не любил эти разговоры с Мартыном и его интонацию в них. После таких разговоров Кореец, как правило, плохо себя чувствовал, где-то в подкорке его головного мозга просыпался какой-то первобытный страх, который не давал ему покоя ни днем, ни ночью.

— Ну что, Синий, как у тебя с милицией? Есть что обнадеживающее?

— Хорошего мало. Этим делом занимается Абрамов, а к нему, со слов ребят, подходов нет. Парень из Ижевска тоже там, в ИВС МВД. Говорят, что молчит, однако мне почему-то плохо в это верится. Абрамов не такой человек, чтобы не сломать какого-то колхозника из Ижевска.