Зеркало грядущего - Савин Владислав - Страница 2

— Не знаете на что потратить, ну, Иван Антонович, мне бы ваши заботы, — заметил Кунцевич — да хоть "зим" купите в полноприводном варианте, сорок пять тысяч всего. А то выделят вам дачу в Подмосковье, для науки и творчества, и каждый раз на электричке добираться будете? Ну а на оставшиеся, кутеж устройте в ресторане для всего Института, коль желание есть.

Ефремов удивился — такое желание у него было, но он пока никому о нем не говорил[3]. А дачу под Москвой хотя и мог приобрести любой передовик производства (по закону о дачных садоводческих товариществах, от сорок седьмого года), однако большинство советских людей, даже в немалых чинах, предпочитали летом отдыхать, если не в санатории или на курорте, то у родственников в деревне (очень многие, будучи выходцами из класса рабоче-крестьян, такую родню имели). И не было никаких наметок, что дачу выделят Ивану Антоновичу за казенный счет — это было привилегией академиков, профессоров, а также заслуженных писателей, артистов, художников, ну и чинов не ниже замминистра, или по крайней мере, завотделом. Однако всего через неделю после того разговора Ефремова уведомили, что дача ему выделена, можете заселяться. Даже место было близко к тому, что сказал Кунцевич, отчего-то усмехнувшись — "где-то на Рублевском шоссе, тихое зеленое место с приличной публикой". Значит, Кунцевич знал? Но в ответ на прямо заданный вопрос Ефремова, продекламировал с шутовством:

— Омар Хайям, "Рубаи", номер стиха не помню, уж простите. Все будет хорошо, Иван Антонович — это главное. А на прочее и прочих — забейте.

Ефремов уже был знаком с этой манерой Кунцевича, говорить так, что не понять, когда он шутит, когда всерьез. И при этом еще употреблять привычные слова иначе, чем принято. Иногда Кунцевич даже казался Ефремову, человеком не из СССР, но откуда? Доводилось Ивану Антоновичу в Монголии общаться с потомками русских с бывшей КВЖД, они также не были похожи на советских, манерами и языком, но совершенно не так, как Кунцевич. А как белогвардеец мог целых две Звезды Героя получить — нет, в СССР сегодня отношение к "бывшим" вовсе не непримиримое, если даже Деникину дозволили вернуться, по легенде, уважили его просьбу лично к Сталину, "в землю русскую лечь напоследок". Но также, как знал Ефремов, есть негласный порядок (или секретная инструкция?), не дозволять таким людям подняться слишком высоко. Хотя в загранразведке, с учетом личных качеств, могло быть что угодно. Но тогда, Кунцевич не просто боевик, каким пытается себя изображать? И проявляет явный интерес к нему, Ефремову — или Анну Лазареву неизменно сопровождая, или даже в одиночку в Институт приезжал. После чего Орлов, вызвав Ивана Антоновича в кабинет, наедине и по секрету сказал:

— А товарищ-то из Службы Партийной Безопасности. Мне удостоверение показывал. И настоятельно просил, чтобы тебе самые наилучшие условия обеспечили. Особенно в политическом смысле — сказал, что всех, кто в товарище Ефремове усомнится, "к нам посылайте, тут все разъяснят". За тобой точно, ничего такого нет? С чего бы это такой Конторе — интересоваться.

Ефремов лишь плечами пожал. Моя совесть перед Родиной и Партией чиста. Сам я ничего не просил и никуда ни на кого не жаловался. И вообще, как у нас в России издавна заведено, "будь от нас подальше, и барский гнев, и барская любовь". Неприятно, конечно, что им играют, как проходной пешкой — а после, ради выигрыша партии, и пожертвовать могут? Так наука, а теперь и писательство, не денется никуда. А прочие интриги — да снова бы в экспедицию, хоть в Очер, чай не Монголия, климат помягче. А все же жаль — сначала показалось, что у нас в науке все сильно к лучшему поменялось, бюрократизма стало не в пример меньше, Лысенко вот сняли, поймав за руку на фальсификации результатов, — а в итоге, как часто бывает, обернулось это очередной кампанией борьбы с "не теми", причем инициируемой вовсе не с верхов, которые, к их чести, как раз пытались объективно разобраться — и под этой маркой заодно Палеонтологический институт перевели обратно из биологического в геологическое отделение АН СССР, где он изначально и был. По крайней мере, советская наука стала и в реалии больше на свой идеальный образ походить, когда все товарищи и единомышленники… неужели это в какой-то степени из-за него? Если Кунцевич явно не по своей воле и инициативе действует, над ним Анна Лазарева, про которую говорят "правая рука самого Пономаренко", который после Победы резко в гору пошел, и сейчас входит в число тех, кто возле самого Вождя. Да что за мысли, и не много ли о себе думаю — уж наверное, такие как Пономаренко не станут кем-то одним заниматься, а будут порядок во всей отрасли наводить. Ну а что выходит это у нас "в ручном режиме", так не получается иначе. И вообще, как тот же Кунцевич сказал, о хорошем надо думать — позитивный настрой, он жизнь продлевает. Научные дела идут успешно, книги выходят, в следующем году снова в экспедицию, в Очер, и отпуск в этом году отгулял нормально, в Крым съездил вместе с сыном. Не то что в прошлом году.

Тогда, осенью пятидесятого, Анна Лазарева предложила Ефремову — поездку на Северный Флот в составе делегации Союза Писателей, "считайте это творческой командировкой". У Ивана Антоновича как раз было отпускное время после сезона, и отчего бы не съездить на недельку? Вспомнить свое первое увлечение, что было когда-то — мореходное училище в Петрограде, диплом штурмана каботажного плавания, навигация 1924 года на Дальнем Востоке, знакомство с самим капитаном Лухмановым. Но палеонтология показалась Ефремову интереснее — и была после учеба на биофаке ЛГУ, затем Горный Институт, и научная работа. А оказалось, что море тоже никуда из души не исчезло — только поманило, и вот оно! Что было бы, если бы тогда он сделал иной выбор?

— А ничего хорошего не вышло бы. Стали бы вы, Иван Антонович, одним из многих. И очень возможно, погибли бы, как знакомый вам товарищ Фрейман Эрнест Иванович, кто у Лухманова на "Товарище" старпомом был, затем судно у него принял и десять лет им командовал — а в сорок первом погиб вместе со своим кораблем, транспортом "Большевик", при эвакуации из Одессы. Сколько из моряков торгфлота пережило войну? И даже если бы призвали вас под военный флаг, и повезло бы вам стать, как Матиясевич, тоже бывший торгфлотовец, а после командир гвардейской подлодки "Лембит" — ну, были бы вы одним из многих, как я. А вот профессором палеонтологии, да еще и писателем — у меня бы точно, не получилось.

Ефремов не мог понять, отчего экипаж легендарной "моржихи", гвардейцы, герои — относились к нему с таким уважением, причем именно как к писателю, а не палеонтологу. Также он заметил, что многие офицеры лодки К-25 разговором были похожи на Кунцевича — тоже загадка. А сам корабль показался Ивану Антоновичу ближе даже не к "Пионеру" из романа Адамова, а к звездолету будущего. Командир, капитан 1 ранга Золотарев, услышав это, усмехнулся и сказал:

— Так и немцы думали, и союзники тоже. Не верили, что наши советские ученые и инженеры могут такое построить, и что наша наука, как сказал товарищ Сталин, самая передовая в мире. Распускали слух про "подводные силы коммунистического Марса", который оказывается, водой покрыт, и корабли там по совместительству и ныряют, и в космосе летают — и что будто бы, марсиане по классовой солидарности нам на помощь пришли. Так скажите, Иван Антонович, разве я на марсианина похож? Или наш Адмирал, который всю войну этим кораблем командовал, а я у него тогда старпомом был — да вы ведь с ним знакомы, как и с супругой его, Анной Петровной?