Кара (СИ) - Аввакумов Александр - Страница 54

— Виктор, ты же знаешь, какие у меня отношения с Шакировым? Мне, что тебе об этом, каждый раз напоминать? Ни каких сотрудников городского отдела, ребята Смирнова и мы. В Отношении Балаганина, я с тобой согласен, от этого, дело только выиграет.

— Хорошо, Юрий Васильевич, я вас понял — произнес я и вышел из кабинета.

Вызвав к себе Балаганина, я дал ему команду включиться в работу по этому делу. Не успел Балаганин выйти из моего кабинета, как меня вновь вызвал к себе Костин.

— Что случилось? — с раздражением подумал я. Что, нельзя сразу же было решить все вопросы на месте, а не гонять меня, туда сюда.

Закрыв кабинет, я направился к нему в кабинет.

В его кабинете, помимо него самого, находился начальник управления по борьбе с организованной преступностью Гафуров.

— Слушай, Виктор Николаевич — произнес Костин, скажи мне, честно положа руку на сердце, неужели тебе нужен этот Усманов? Вот, Гафуров, хочет его видеть своим заместителем, отдай его ему, не держи его у себя в качестве мебели.

После слов Костина, Гафуров изобразил на своем лице обиду.

— Юрий Васильевич — произнес я, вы же хорошо знаете мое личное отношение к Усманову. Я лично, не против того, что бы препятствовать его переводу, я против того, что бы он переходил в другое подразделение, на аналогичную должность. Вы, же знаете, что Усманов не работник, за все время, что он работал у нас в управлении, он не принял участие ни в одном крупном раскрытии преступлений, не завел ни одного оперативного дела и не завербовал ни одного агента. Это не работник, это шлак.

Гафуров, словно впервые услышав характеристику Усманова, стал ерзать на стуле.

— Ты, не горячись Виктор Николаевич, не поливай человека грязью. Сколько он у вас проработал?

— Да, чуть более четырех месяцев — ответил я.

— Вот, по этому и не торопись, со своими оценками. Подожди, может, расцветет еще парень.

— Для того, что бы он расцвел, нужно время. Иногда цветы начинают цвести, через десять лет, а иногда и совсем не зацветают — произнес я.

— Все короче, Абрамов, давай подписывай рапорт Усманова и начинай подыскивать для себя нового заместителя начальника управления.

Я достал из кармана ручку и молча подписал рапорт. Подписанный рапорт я передал Гафурову. Тот моментально вскочил с кресла и направился на выход из кабинета.

Оставшись вдвоем в кабинете Костина, я произнес:

— Юрий Васильевич? Вы же знаете, что я исполняю обязанности начальника управления и это еще не факт, что я им стану. Поэтому, считаю, что в настоящее время, искать нового заместителя начальника управления, мне не стоит. Придет новый начальник, пусть он займется этим делом.

— Может, ты и прав — произнес Костин. Только я советую тебе Абрамов, по меньше распускать свой язык. Я знаю, что ты по гороскопу Весы, знаю, что у рожденных под этим знаком людей, обострено чувство справедливости, но, тем не менее, не наживай себе лишних врагов. Поверь, их у тебя, вполне достаточно и так.

Я вышел из кабинета и направился к себе в кабинет.

Первым, это показалось мне не странным, признался в совершенном разбойном нападении на Собор святого Петра и Павла, Владимир Цаплин. Рано утром, ко мне в кабинет позвонила мать Цаплина и, рыдая, стала попросить у меня встречи с сыном.

— Извините, меня, мамаша, но почему вы обращаетесь ко мне, а не в Бауманский отдел милиции. Я, же не занимаюсь вашим сыном?

— Да, я, милый, уже не раз обращалась к ним, но они мне всегда отказывают, говорят, что не положено.

— Да и я, вам, едва ли помогу в этом. Я, же не следователь и не могу принимать подобные решения без него.

Она вновь зарыдала в телефонную трубку и стала, что причитать. Мне, по — честному, чисто по человечески, стало жаль ее. Я мысленно представил ее, стоявшую в телефонной будке с трубкой в руках и во мне, что-то произошло.

— Давайте, сделаем так, вы придете ко мне в кабинет, и мы подумаем, как решить этот вопрос с вашим сыном — произнес я и назначил ей время.

Я, нажал клавишу на телефоне и вызвал к себе Балаганина.

— Станислав, как у нас обстоят дела с арестованными, что они говорят? — поинтересовался я у него.

Стас, присев на край стула, стал мне докладывать. Из его, сбивчивого доклада, я понял, что ни кто из задержанных ребят, пока не признался в совершенном разбое.

— Вы понимаете, Виктор Николаевич, у них алиби. Мы, проверяли и люди, то есть, работники бара, подтверждают, что Прохоров и Цаплин, весь этот вечер провели в баре. Их там хорошо запомнили, так как к конце работы бара, они затеяли там скандал с одной из компаний.

— Плохо, работаете, Стас. Я, же тебя учил, что нельзя работать по шаблону, что всегда нужно искать, какие-то новые пути и решения. Вот, ты мне скажи, Станислав, вы пробовали использовать в своей работе с Цаплиным, его мать?

Балаганин, отрицательно замотал головой.

— Нет, Виктор Николаевич, мы не работали в этом направлении — произнес он.

— Вот и плохо, Станислав. Ты же знаешь, что слезы матери, иногда в состоянии растопить любой лед. Я, не думаю, что встреча матери Цаплина со своим сыном, может негативно отразиться на его дальнейшим поведении. Главное, нужно очень тонко обставить этот момент встречи, и тогда, посмотрим, сможет ли она помочь нам в этом деле — произнес я.

Сегодня я общался с матерью Цаплина и пообещал ей организовать встречу с ее сыном. Возьми ребят, и привезите ко мне в кабинет, Цаплина.

В назначенное время, когда в моем кабинете уже сидела мать Цаплина, и с трудом, глотая слезы, рассказывала мне о своем сыне, Балаганин завел его в кабинет.

Я не буду описывать, что было у меня в кабинете, но, глядя на все происходящее, я невольно задумался о превратностях жизни.

Из их диалога, я понял одно, что мать Цаплина, была довольно набожной женщиной и не как не могла понять, как ее сын, в которого она вложила самое лучшее, что у нее было в ее жизни, мог поднять руку на христианские ценности.

— Скажи мне, Володя, что ты этого не делал? Что, люди тебя просто оговорили? Скажи мне Володя, что это не так! — плача произносила она, обнимая его за шею.

Владимир, изредка, словно стесняясь происходящего в кабинете, сбрасывал ее руки со своей шеи и укоризненно смотрел на нее.

— Ну, перестань мама, плакать — произнес он. — Ты, же знаешь, я не могу смотреть спокойно на эти слезы — изредка произносил он.

В какой-то, момент, он оторвал руки матери от себя и посмотрел в окно. В этот момент он напоминал мне маленького побитого щенка. Я хорошо понимал, что мог чувствовать он, в этот момент и решил подыграть его матери.

— Вот, видите сами, ваш сын не слышит не только нас, но даже и вас. Ему все равно, сколько он получит лет тюрьмы за это преступление и все наши разговоры с ним, направленные на то, чтобы он признался в совершенном преступлении, раскаялся в этом страшном грехе, он не слышит.

— Володя, ты лучше признайся в содеянном, покайся перед Богом и может он, простит тебе этот грех. Ты, же знаешь, Володя, что от гнева Всевышнего, не скроешься ни в тюрьме и не дома. Он везде тебя настигнет и покарает.

Взглянув на часы, я разрешил им пообщаться еще минут пятнадцать, а затем попросил Стаса, проводить мать Цаплина до выхода из МВД.

Мать Цаплина, держась за стенку, медленно вышла из кабинета. За эти сорок минут общения с сыном, она постарела внешне, лет на десять. Когда за ней закрылась дверь кабинета, мы остались с ним вдвоем в этом большом и теперь, уже пустом, кабинете. Цаплин, сидевший на стуле с закованными в наручники руками, молчал, уткнувшись своими глазами в какую-то невидимую мной точку на полу.

— Ну, что Цаплин, так и будем молчать? Тебе, наверное, все равно, что переживает твоя мать и твои близкие? Ты, можешь и дальше молчать, за тебя все расскажут твои друзья, к примеру, Прохоров и как там, забыл его фамилию, ваш третий товарищ.

Вот, можешь ознакомиться, с показаниями своего товарища Якимова Славы, в которых он говорит, что передавал в этот вечер тебе машину, которую заметили свидетели на месте преступления. Отпираться, от всех этих прямых на тебя показаний, я думаю, не имеет смысла.