Мировые загадки сегодня - Адабашев Игорь Иванович - Страница 26

Тут все сложней и, так сказать, капитальней. Дарвин, Пастер, а затем их последователи неопровержимо показали всему свету, что жизнь не зарождается случайно. Организмы проходят сложный и очень длительный путь эволюционного совершенствования. Тем самым рушилась сама основа, сердцевина той части религиозного мировоззрения, которая покоится на положении о возникновении всего мира живых существ по воле бога и его неизменности.

Эволюционное учение и крах теории внезапного самозарождения жизни были величайшим триумфом человеческого познания. Но оставался открытым вопрос: как все-таки возникла жизнь? От кого произошли первые простейшие организмы архейской эры? И другой вопрос: а был ли один предок всего живого, из которого, как из могучего ствола, разрослись разнообразные «ветви жизни».

Перед этими вопросами в нерешительности остановился и сам Дарвин. Он откровенно говорил в своих письмах, что современная ему наука пока не в состоянии ответить на эту «мировую загадку».

Но вот перед нами выдержка из речи президента Британской ассоциации развития науки, крупного ученого Томаса Гексли, датированная 1883 годом: «Если бы я смог заглянуть в те далекие времена, когда Земля находилась в таких физических и химических условиях, представить которые мы не можем себе, подобно тому как человек не может представить себе свое раннее детство, то я, вероятно, оказался бы свидетелем возникновения живой протоплазмы из неживой материи. Я думаю, что мне представилась бы картина возникновения простейших форм организации, наделенных, подобно примитивным грибам, способностью к образованию живой протоплазмы из таких веществ, как углекислый аммоний, оксалаты, тартраты, фосфорнокислые соли и вода…»

У Т. Гексли были предшественники. Девятью годами ранее с темно-дубовой кафедры той же самой Британской ассоциации Дж. Тиндаль рассказывал о своих взглядах на зарождение жизни, которые, по существу, мало отличались от положений, выдвинутых Гексли. А еще раньше, в начале XIX века, предшественник Дарвина, предугадавший эволюционный принцип, Жан Батист Ламарк, уже будучи совсем слепым стариком, диктовал своей дочери Корнелии мысли о возникновении живого из неживого.

По его мнению, неорганические вещества образовывали «полужидкие тела, весьма неплотной консистенции», которые затем… «преобразовались в клетчатые тела, обладающие вместилищами с заключенными в них жидкостями, и получили первоначальные черты организации».

Некоторые из читателей сейчас недоуменно пожали плечами. Как же так?.. Ну, старик Ламарк работал на грани XVIII–XIX веков. Но ведь передовые ученые Гексли и Тиндаль были современниками Дарвина и Пастера. Неужели они ничего не поняли и продолжали упрямо отстаивать обанкротившуюся идею самозарождения живого?

Если кто из читателей так подумал, то он попал в те самые сети, в которых путались в разное время многие ученые. Суть ошибки заключается в том, что упрощенное механическое представление о внезапном самозарождении живого ставится на одну полку с правильным учением о возникновении живого в процессе очень длительного эволюционного развития материи. При этом, как показывает все более углубленное исследование жизни, видимо, возможны различные пути развития живого, вплоть до вечности существования жизни в вечно существующей материи. В принципе не исключена и другая «крайность» — жизнь уникальна, она эволюционно сложилась в исключительных условиях земной биосферы, которая, напомним, невозможна без живой материи.

Ламарк, Тиндаль были в той первой шеренге ученых, которые начинали понимать смысл различия двух подходов к проблеме зарождения живого. Надо сказать, что подобные спутывания этих, внешне похожих, а по сути совершенно разных представлений нередко встречаются и по сей день.

Мы приглашаем вас мысленно возвратиться в предыдущую главу. Материя — это объективная реальность, которая находится в постоянном развитии. Ничего нет застывшего, нет ничего навеки устоявшегося. Все предметы, любые явления переживают свою собственную историю, проходят последовательный ряд состояний от возникновения до исчезновения.

Таким образом, можно констатировать, что уже со второй половины XIX века стали в принципе понятными вопросы эволюционного возникновения жизни. Мы видели, как новые знания, ограниченно и ошибочно понятые, пошатнули на первых порах представление о самозарождении жизни из неживой природы. В обстановке очередной «паники», вызванной принципиально новыми открытиями, и «вспышки» идеалистических, самых реакционных взглядов на вопросы происхождения жизни Эрнст Геккель нашел в себе смелость объявить эту «мировую загадку» вполне познаваемой с позиций передовых научных знаний его времени.

К сожалению, за небольшой шеренгой первопроходчиков — от Ламарка до Тимирязева — следовали ученые, идущие в своих работах по неверным направлениям. Понятно, ни откровенные сторонники божественного «творения» живого, ни виталисты, которых «жизненная сила», по существу, отбрасывала в прошедшие века, ни сторонники механических воззрений не могли дать что-либо новой истинной науке. После времен Эрнста Геккеля почти полвека большинство ученых не обращалось к этой проблеме.

Первые десятилетия XX века в этих вопросах в разных вариациях и при отдельных здравых материалистических высказываниях в общем-то продолжали господствовать идеалистические взгляды.

Почти за столетие (от 70-х годов XIX до 50-х годов XX века) ученые сделали очень немного для постижения «мировой загадки» происхождения жизни. Как отмечал академик А. И. Опарин, «в биологической литературе 20 и 30-х годов нашего века к проблеме происхождения жизни сложилось весьма отрицательное отношение, как к вопросу, на который не стоит тратить времени серьезному исследователю».

Отношение ученых к проблеме происхождения жизни изменилось коренным образом лишь за последние 15–20 лет.

Дело, конечно, тут еще и в том, что биологическая наука, обогатившись методами современной физики и химии, получив себе в помощь несравненно более совершенное лабораторное оборудование, чем раньше, смогла познать много сокровенных тайн живого, вплоть до молекулярного уровня. Более того, биологическая наука смогла приступить к изучению и даже экспериментальному воспроизведению явлений, последовательно возникавших миллиарды лет назад в эволюционном развитии материи. Все с большей точностью подтверждается материалистический взгляд на эволюционное происхождение жизни.

Логично предположить, что во Вселенной, в силу ее бесконечности и неисчерпаемости, сложные формы движения материи воплощаются в самые невероятные, с нашей точки зрения, образования.

Другое дело — наша «видимая» Вселенная. Здесь в определенном объеме пространства и времени действуют свои закономерности, в силу которых материя находится в конкретных видах вещества и поля, образуется строго определенный набор атомов, которые создают звезды и планеты разных групп и классов. На планетах возникают взаимосвязанные сочетания атмосферных, почвенных и водных оболочек, а последние в своем развитии на каком-то этапе порождают жизнь.

Конечно, мы еще слишком плохо знаем даже «нашу» часть Вселенной. Но и то, что мы уже знаем, позволяет предположить определенную общность путей возникновения и развития жизни. Можно сказать, что в общем потоке эволюционного развития материи жизнь во Вселенной является закономерностью, бесконечно разной по своей форме. Жизнь в «нашей» части Вселенной — отдельная ветвь этого общего развития, а жизнь на планете Земля — отдельный листочек на нашей ветви со своими особенностями.

«Специфика этой ветви, — писал в 1966 году А. И. Опарин, — состоит в том, что в основе ее лежит процесс закономерной эволюции углеродистых соединений, составляющих материальную базу всех без исключения организмов. Начальные шаги эволюционного развития углеродистых веществ являются универсальными, широко распространенными в космосе. Они могут быть констатированы на весьма разнообразных небесных объектах. Однако последующие стадии этого развития были специфическими для земных условий, являлись неразрывно связанными с эволюцией самой нашей планеты. Изучение этой эволюции и открывает перед нами путь к разрешению интересующей нас проблемы».